— Спасибо, — также тихо ответил Рейстлин, отступая на шаг.

— Отныне, ты, Рейстлин Маджере, не принадлежишь к магам, и Конклав более не имеет власти приказывать тебе или как-то направлять.

— Да. Прощайте.

Тут же схватившись за горячую ладонь и переплетя свои пальцы с тонкими, родными, Крисания замерла на мгновение, вслушиваясь в эти два простых слова ответа, произнесённых, казалось бы, совершенно без каких-либо эмоций. Но то ли обострившийся слух, то ли умение чувствовать мелейшие изменения в настроении Рейстлина указали ей на едва различимую нотку триумфа.

***

Лёжа на ковре из травы и цветов и щурясь от ласковых лучей солнца, Даламар едва ли не муркал от удовольствия. Столь долгожданный покой был лучшей наградой за всё, что пришлось вынести за это время. Он приподнялся, садясь и облокачиваясь на дерево.

Немного дальше, также утонув в траве и нежности, лежали Рейстлин и Крисания, перплетя пальцы и окончательно перепутав белые и чёрные пряди волос, а ещё дальше Карамон играл с Нуисой, всё же ловя порой на себе внимательный, а не расслабленный взгляд золотых глаз.

Покой. Он растекался по поляне, окутывая всех на ней присутствующих. Крисания и вовсе уже заснула, положив голову на грудь Рейстлину. Даламар тоже дремал, наконец не боясь увидеть когти Такхизис во сне. Видимо Тёмная Госпожа сейчас была чем-то слишком сильно занята, и эльф наслаждался её отсутствием уже месяц.

Конечно, это не могло не настораживать, но даже зная наверняка, что Такхизис затевает нечто, что в итоге обрушится на них, могли бы они что-то изменить? Нет. Так ответил Даламару Рейстлин, когда тот поделился с ним своими опасениями. И с того дня Даламар решил последовать совету своего шалафи и просто наслаждаться затишьем.

Но когда Рейстлин встал, поднимая Крисанию на руки, чтобы унести в комнату, то случайно пересёкся взглядом с карими глазами ученика. Понимая, что не успел вовремя заглушить слабую, но всё же вспыхнувшую волну магии в своих глазах, Рейстлин лишь улыбнулся уголком губ и шепнул так тихо, чтобы лишь эльфийский слух смог уловить:

— Забудь.

И понёс Крисанию в Башню.

Даламар прикрыл глаза и неожиданно вспомнил, казалось бы забытый вечер. Карамон пришёл к ним впервые после возвращения Рейстлина и Крисании из Бездны, сам Даламар едва держался на ногах, а потом…

Рейстлин, с помощью магии, исчез из комнаты, в которой они разговаривали и видимо перенёс тогда Крисанию и Нуису к себе, а потом вернулся к нему и наслал, с помощью магии, на него сон без сновидений.

Даламар резко открыл глаза, чувствуя, как по телу пробежала приятная дрожь — даже Такхизис не удалось окончательно отнять магию у Рейстлина Маджере.

========== Необратимое решение ==========

— Знаешь, вот смотрю я на него и думаю, а не стал ли он счастливее после потери своей магии?

— Это сложный вопрос. Ты смотришь весьма однобоко — судишь лишь по тому, что видишь. Что он сам тебе показывает.

— Хочешь сказать, что видел нечто большее?

— Я хочу сказать, что не стану утверждать что-либо с уверенностью.

Посчитав этот разговор законченным, Даламар снова перевёл взгляд на Рейстлина, что-то плетущего из трав и развлекающего Нуису, и Крисанию, сидящую чуть поодаль. Карамон тоже вернулся к созерцанию этой семейной идиллии, продолжая размышлять над словами эльфа.

Жизнь, что сейчас текла в Башне и её окрестностях, воистину казалась какой-то сказкой. Рейстлин проводил всё время вместе с Крисанией и Нуисой, следя за каждым движением дочери, которой недавно исполнился год, и улыбался больше чем за всю свою жизнь. Даламару были отданы на растерзание все ранее запретные книги, и он почти что не отрывался от раскинувшихся просторов знаний. Заглядывающий к ним иногда Карамон более почти не слышал от брата резкого слова, ближе познакомился с Даламаром, который мысленно отметил, что тот больше не похож на пьяницу, который будто вечность назад приходил к Конклаву. Конклав, к слову сказать, сдержал своё обещание и оставил семью Маджере в покое, поверив в полный разрыв между Рейстлином и его магической силой. И лишь только Ладонна порой бросала тревожный взгляд на силуэт Башни, терзаемая сомнениями относительно принятого ранее решения. Даже Такхизис перестала являться к Даламару и не пыталась нанести какой-либо иной удар руками своих Слуг.

Рейстлин действительно стал выглядеть намного более здоровым после потери магии (пусть и неполной). Он не затрагивал тему колдовства ни с Крисанией, ни с Карамоном, которые сами боялись начинать этот разговор первыми, ибо не хотели тревожить болезненную рану. А Рейстлин усердно делал вид, что уже и думать забыл о магии, и что его всё это не волнует. И ему это удавалось настолько, насколько это вообще может делать человек, который почти всю свою сознательную жизнь видел смысл существования именно в магии.

Когда Рейстлин подхватил Нуису на руки и вместе с Крисанией направился в Башню, за ними последовал и Карамон, бросив взгляд на замершего возле дерева эльфа, который явно пребывал мыслями в мирах, видимых лишь ему, и решил не беспокоить его. Он не увидел, что стоило ему отойти, как Даламар пошевелился, опускаясь на траву и устало прикрывая глаза.

Даламар не раз слышал от Рейстлина заветную фразу:

— Любопытство тебя погубит.

И он всегда отвечал с улыбкой:

— Без него, шалафи, я бы так и был слугой.

Вот только сейчас Даламар мечтал, чтобы это качество пропало минувшей ночью. Ему снова пришлось разделить тайну, которая теперь лежала на груди каменной плитой.

Засидевшись за очередной книгой, Даламар не заметил, что уже была глубокая ночь. С сожалением оторвав взгляд от изящно написанных строк, ибо глаза уже с трудом фокусировались на буквах, он уже был готов упасть на кровать, чтобы во сне продолжить вникать в суть таинственных заклинаний или же просто наслаждаться каким-то бессмысленным сновидением, как услышал тихий скрежет.

Проживя в Башне не один год, он, благодаря своему эльфийскому слуху, выучил звук, издаваемый каждым предметом, что находился здесь, и каждым живым (или не очень) созданием. И сейчас Даламар легко узнал шорох мантии Рейстлина и скрежет двери, ведущей в его кабинет, где ранее он изучал глубины магии, заглядывал в другие миры или просто что-то читал. А ещё после потери магии он туда заходил лишь однажды, чтобы поставить у стены посох и разрешить Даламару брать любые книги.

Разум твёрдо и весьма ясно сказал: «Ложись спать. Это в конце концов его кабинет. Может, книгу захотелось какую-то почитать». Вот только Даламар не был бы учеником Рейстлина Маджере, если бы не заучил все его привычки и не соткал для себя тип мышления своего шалафи. И если Рейстлин хотел что-то забыть и более не тревожить — он просто отгораживался от этого и точно не возвращался. Так было с Конклавом, который на долгое время был забыт и был почтён его присутствием лишь ради спокойной жизни с Крисанией, так было с братом, которого он держал на расстоянии нескольких тысяч километров не только от себя, но и от своей души, пока не пожелал восстановить общение. И если Рейстлин пошёл в тот кабинет, то не для того, чтобы просто что-то взять и снова забыть.

И Даламар вышел из своей комнаты, вновь ведомый любытством, которое не раз спасало его или помогало узнать что-то ценное, но не раз и едва не приводило к гибели. Он оказался прав, из-под двери, ведущей в кабинет Рейстлина, лился свет. Помедлив мгновение, Даламар уже хотел постучать, когда дверь открылась, и на пороге появился Рейстлин с усталостью в несколько потемневших золотых глазах, и, всё же не укрывшейся от эльфиского взора, искоркой триумфа.

— Твоё любопытство…

— Однажды погубит меня, — закончил Даламар, надеясь, что в этот раз не переступил грань дозволенного.

— Заходи, — несколько обречённо махнул рукой Рейстлин, скрываясь в полумраке комнаты.

Войдя, Даламар не заметил каких-то изменений в облике кабинета, кроме одного — книга, что всегда хранилась в стороне от остальных, и до которой он пока не дошёл, сейчас лежала на столе в раскрытом виде. Рейстлин присел на стул и склонился над ней, видимо возвращаясь к прерванному чтению.