Бросив изумлённый взгляд на шалафи, Даламар всё же промолчал и увёл Крисанию в соседнюю комнату, где она тут же уснула, стоило её голове коснуться подушки. Решив, что сейчас он ей ничем не поможет, эльф поспешил вернуться к Рейстлину, который уже успел перетянуть рану куском чистой ткани и сидел, расслабленно прикрыв глаза.

— Шалафи, чем я могу помочь тебе?

— Принеси чистой воды. И трав для моего отвара. И целебных трав от ожогов.

— А от рваных ран?

— Не стоит. Они здесь не помогут, — пояснил Рейстлин в ответ на вопросительный взгля ученика, метнувшийся от свежей повязки.

Снова войдя в комнату, Даламар увидел, что Рейстлин стоял, пристально глядя на Врата. Долгая минута прошла в молчании, а потом Рейстлин тихо вздохнул и взмахнул хрупкой рукой. В тот же миг на проход в Бездну легла тёмная ткань, что словно оградила их от живого мира.

— Ты ведь звал меня? Не так ли, Даламар?

— Да, я звал тебя. Я знал, что если твои замыслы увенчаются успехом, то сразиться с тобой выпадет мне. Я не хотел этого, шалафи. Не хотел, — тихо ответил Даламар, подходя ближе.

Рейстлин повернулся лицом к нему. То, что затаилось в золотых глазах, было прежде неведомо Далмару во взгляде шалафи. Он долгое время не мог найти этому чувству имя и лишь спутя неизвестное количество времени понял, что это было умиротворение. Долгожданный покой, который однако, всё ещё терзало изнутри сомнение.

— Спасибо тебе, Даламар, — едва слышно сказал Рейстлин.

Он взял из рук замершего эльфа кувшин с водой и мешочки с травами и стал смешивать. Опомнившись, Даламар присоединился к шалафи, не решаясь что-либо спрашивать. Когда же мазь от ожогов и отвар от кашля были готовы, Рейстлин присел на край стола, чтобы выпить слегка дымящуюся жидкость и позволить себе на мгновение расслабиться.

— Тебе нужно отдохнуть, шалафи, — осторожно заметил Даламар.

— Нужно, но сначала я должен осмотреть Крисанию. Её молитвы сейчас не помогут ей, ибо она не сможет вложить в них всю свою веру, потратив столько сил.

— Что произошло? — всё же сорвалось с непослушных губ эльфа.

— Я расскажу тебе, Даламар. Позже, — помолчав с минуту, ответил Рейстлин.

— Не нужно, шалафи. Я напрасно проявил любопыство, — поспешил поравиться Даламар.

— Ничего страшного в твоём вопросе нет. Думаю, что ты не последний, кто его задаст мне.

Рейстлин прошёл вслед за притихшим учеником к комнате, в которую он отнёс Крисанию. Войдя, он отпустил эльфа и, превозмогая усталость, подошёл к лежащей на кровати жрице.

Серебряный свет Солинари, падающий на кожу Крисании, придавал ей нежный молочный оттенок, на котором ярко выделялись пятна ожогов. Рейстлин легко разорвал тонкую ткань платья, от которой и так остались одни лохмотья. Он давно научился обманывать своё проклятое зрение, чтобы видеть вещи такими, какие они есть. Для этого нужно было бросить взгляд украдкой и тут же отвести, и пусть на секунду, но перед ним возникал настоящий образ. Поэтому сейчас, осторожно нанося мазь на раны, Рейстлин невольно любовался Крисанией. Лучшими глазами ему с давних времён стали руки, поэтому он чувствовал нежность бархатной кожи жрицы. Закончив, Рейстлин укрыл её одеялом и упал на пол рядом, задев рукой стоящий рядом стул. Последнее, что запомнил уставший мозг прежде чем провалиться в манящее беспамятство это грохот и почти неразличимый скрип двери.

***

Приоткрыв глаза, Рейстлин увидел стены собственной комнаты. Он не помнил, как оказался в кровати, как не помнил практически ничего, что произошло после того, как он закрыл Врата. Постепенно память начала проясняться, и события вставали на свои места. Пусть и не все.

— Шалафи? — в комнату заглянул Даламар. — Как ты себя чувствуешь?

— Не очень, — честно ответил он, поднимаясь на ноги. — Это ты меня сюда принёс?

— Да. Я услышал шум и решил проверить, всё ли в порядке. Ты потерял сознание, шалафи.

— Как Крисания?

— Она просыпалась один раз, просила воды. Потом спросила, где ты, шалафи, я ответил, что тоже спишь, и она снова уснула.

— У неё полное истощение сил. Навряд ли она сможет вырваться из этого беспамятства, пусть и прерываемого порой, раньше чем к завтрашнему вечеру… Сколько я спал? — Рейстлин лишь сейчас задумался о том, тот ли это рассвет, который должен был наступить после последней запомненной им ночи.

— Только одну ночь, — поспешил успокоить Даламар, заметив расстерянность во взгляде шалафи. — Может, отдохнёшь ещё?

— Нет. Я должен проверить Крисанию.

Провожаемый изумлённым взглядом ученика, Рейстлин направился в соседнюю комнату. Он боялся, что она будет первой, на кого Такхизис обратит кару за столь дерзкий уход из её владений, ибо её защита была слишком слаба сейчас. Однако, его страхи оказались напрасны. Крисания лежала со спокойным выражением лица и просто спала. Рейстлин присел на край кровати и закрыл глаза. Ему и хотелось разобраться в своём выборе, и хотелось не думать ни о чём. Усталость была сильнее даже привыкшего к ней разума. Не успев о чём-либо подумать, Рейстлин уронил голову на подушку и заснул.

***

— Рейстлин… Нет, прошу… Рейстлин!

Рейстлин с трудом открыл глаза, пытаясь понять, что происходит. Наконец вспомнив, что он уснул на кровати рядом с Крисанией, он тряхнул головой, прогоняя остатки сна. Крисания лежала на другом конце кровати, метаясь по сбитой простыни и всхлипывая во сне.

— Рейстлин, не уходи! Нет…

Он на мгновение растерялся, а потом осторожно притянул её, свернувшуюся в клубочек под одеялом, к себе.

— Тише, тише. Крисания, я не уйду. Я рядом.

Вслушиваясь в его голос, Крисания перестала биться в его объятиях раненой птицей и затихла, утыкаясь лицом ему в грудь. Рейстлин чувствовал смятение в душе. Ему часто снились кошмары, и тогда Карамон всегда успокаивал его, прогоняя наваждения прочь, но самому успокаивать кого-то ему не приходилось ещё никогда. Та доверчивость, с которой Крисания прижималась к нему, чувствуя даже сквозь одеяло жар его тела и пытаясь спрятаться от преслудующих её страхов, привела его в замешательство. Ему казалось, что он снова лежал посреди пустыни Бездны и чувствовал, как что-то рушится в душе. Это было больно, но и… становилось легче.

Он не мог объяснить себе, что происходило с ним. Как одной девушке удалось разрушить идеалы жизни, что были сформированы им так давно? Но самое главное — почему он разбивает их, а не бежит прочь от жрицы?

— Рейстлин.

Мягко, тепло, с облегчением. Крисания улыбнулась во сне, а Рейстлин едва не взвыл от бессилия и той путаницы, что царила в мыслях и сердце. Повернуть в одном шаге от цели всей жизни?! Ради чего?!

«Ради этого тихого голоса, что зовёт тебя с такой любовью. Ради этих мягких рук, что цепляются за тебя, доверяя. Ради того, чтобы быть кому-то нужным не для какой-то цели, а просто, как воздух», — ответил внутренний голос.

— Что же ты со мной сделала, Крисания? — горько прошептал Рейстлин, утыкаясь ей в макушку. — Я снова стал марионеткой, хотя так мечтал сбежать от этой роли, но в этот раз я сам позволил тебе дёрнуть за ниточки. Я подчинился.

Он осторожно высвободился из её объятий и уже возле двери обернулся.

— Спи, Крис. Я приду, если тебе опять будет страшно.

Рейстлин вошёл в свой кабинет, застав там сидящего за книгой Даламара. Увидев шалафи, он поспешил подняться, желая оказаться как можно дальше от этого потерянного взгляда золотых глаз. Он просто не мог признать в этом человеке того мага, что усмехался смерти в лицо. Но стоило ему сделать шаг, как привычный холод мелькнул в необычных глазах.

— Нет, моя Госпожа. К ней ты не пройдёшь, — прошипел Рейстлин сквозь сжатые зубы и создал сильнейшую волну магии, оттолкнувшую сгустившейся в комнате сумрак.

Получилось даже слишком действенно. Тень Такхизис исчезла почти сразу же, да ещё и вся мебель вместе с Даламаром оказалась на полу. Эльф легко вскочил на ноги и наконец понял, что произошло. Ответ был сейчас на поверхности золотых глаз. Рейтслин всегда шёл, ведомый своей единственной любовью — магией, а теперь он принял решение, которое подсказало ему одинокое сердце, но которому противился разум. Он пойдёт за иной любовью. За Крисанией. Хотя и до сих пор сомневается в правильности выбора.