Элис подняла глаза на мужа и едва сдержалась, чтобы не разрыдаться от охватившего ее отчаяния. Она сама не могла понять, почему так несчастна и чего ей не хватает; но с каждым днем в Элис росла уверенность, что она живет чужой жизнью, и в этом четком, выверенном мире, построенном по законам Альберта, ей просто нет места.
– Все хорошо, – выдавила она из себя.
Альберт неожиданно отложил вилку и накрыл своей рукой-клешней хрупкую ладонь Элис. Он заглянул ей прямо в глаза и сказал то, чего она никак не ожидала от него услышать.
– Можно тебя кое о чем спросить?
Элис почувствовала, как рука Альберта сжалась чуть сильнее. Ее охватил страх: она решила, что каким-то непостижимым образом он узнал о господине Р. и ее жалких попытках отыскать его. Элис сжалась, готовясь к худшему, не зная, что сказать в свое оправдание.
– Ты счастлива со мной? – неожиданно спросил Альберт.
Элис остолбенела. Ей всегда казалось, что мужу неважны ее мысли и чувства, что порой он ее даже не замечает и видит в ней кого угодно, но только не женщину, жаждущую любви и утешения. За то время, что они были женаты, – а Элис казалось, что она всю жизнь была за ним замужем, – Альберт впервые задал ей такой глубокий и личный вопрос.
– Конечно, дорогой. Почему ты спрашиваешь?
Это было неправдой, но Элис не могла признаться ему в обратном. Она много раз пыталась объяснить Альберту, что ему стоит расслабиться и попробовать пожить другой жизнью – спонтанной, лишенной предписаний и правил, – но он не мог на это отважиться. Альберт настолько привык опираться на установленный им порядок, что со временем ему стало казаться, что от одного малейшего отклонения его мирок, в котором все было так понятно и предсказуемо, неминуемо рухнет, уступив место пугающей неизвестности.
– Иногда мне кажется, что ты очень несчастна. И я не могу понять, почему. Я ведь все для тебя делаю, – озадаченно сказал Альберт.
В отличие от Элис Альберт не соврал. Он был внимательным и заботливым мужем: всегда спрашивал, что купить ей в супермаркете, и сам выносил мусор, считая это мужской обязанностью. Альберт вставал раньше Элис и по выходным мог принести ей завтрак в постель; он поставил ее фотографию на заставку телефона и неустанно повторял, что любит ее. Элис ненавидела себя за то, что не могла ответить ему взаимностью или хотя бы быть благодарной за все, что он для нее делает. Но почему-то вместо любви, на появление которой Элис так надеялась в первые годы брака, с каждым годом в ней росло отвращение – к нему, к его образу жизни и ко всем его привычкам, сводившим ее с ума.
Элис отложила вилку, встала из-за стола и подошла к Альберту. Обняв его за плечи, она поцеловала его в макушку.
– Я очень ценю все, что ты для меня делаешь, – пробормотала Элис. – И я счастлива с тобой. Честное слово.
В отражении старого серванта, стоящего напротив стола в углу кухни, Элис увидела, как лицо Альберта озарила благодарная улыбка. Она знала, что он, как и она сама, жаждет любви и ласки. Одно время Элис пыталась дать ему свое тепло, но вскоре поняла, что больше не может притворяться, и начала невольно отдаляться от мужа. Между ними выросла глухая стена, и сколько бы Альберт ни пытался пробиться сквозь нее, что бы он ни говорил и ни делал, Элис никогда не пускала его внутрь. Альберта нельзя было назвать чутким, но даже он чувствовал, что их отношения испортились, и не мог понять, что он делает не так. Предложи ему Элис сходить на парную терапию, он бы наверняка согласился, хотя не раз говорил, что не доверяет мозгоправам. Она не соврала, сказав, что ценит мужа, и в этом была злая ирония подшутившей над ней судьбы. По какой-то неведомой, несправедливой причине Элис не могла ответить взаимностью единственному человеку, который ее любил, пусть и своей, одному ему понятной любовью.
– Доедай и пойдем в спальню, – Элис чмокнула мужа в лоб и вернулась на свое место.
Альберт вновь одарил ее улыбкой.
– Я так люблю тебя, – сказал он.
– Я тоже тебя люблю, – ответила Элис. Она попыталась улыбнуться и наклонилась к своей тарелке.
Когда с ужином было покончено, и Элис стояла у раковины и мыла посуду, Альберт подошел к ней сзади и накрыл ладонями ее груди. Элис попросила его подождать, когда она закончит и поднимется к нему наверх в спальню, но Альберт словно ее не слышал. Он продолжал массировать ей грудь, покрывая ее шею неловкими поцелуями, и Элис, к своему удивлению, впервые за долгое время почувствовала что-то, похожее на желание. Она откинула голову назад, закрыла глаза и представила, что позади нее стоит господин Р.
Его пальцы скользили по гладкому шелку ее сорочки, задирая ее наверх и ныряя внутрь, прикасаясь к обнаженному телу, нежно лаская его чувственные изгибы, отчего внутри нее все затрепетало. Резко повернувшись и не открывая глаз, Элис припала к его губам и жадно поцеловала, словно это был последний поцелуй в ее жизни. Запустив пальцы ему в волосы, она в нетерпении расстегнула ширинку его брюк, и, прикоснувшись к члену, принялась ласкать его, распаляясь все сильнее. Его сильные руки подхватили ее и усадили на столешницу. Он спустил штаны, схватил ее за плечи и вошел в нее. С каждым движением Элис чувствовала, как медленно взлетает выше, готовясь испытать бурный оргазм. Она обхватила его ногами, впилась ногтями в спину и запрокинула голову назад. С ее губ сорвался стон, по телу разлилось приятное тепло. Элис на мгновение открыла глаза, ожидая увидеть господина Р. – но вместо него она увидела перед собой нависший манекен с гладким и круглым, как яйцо, лицом. На нем не было глаз и прорези для рта, а неживые пластмассовые руки крепко держали ее за талию. Элис охватил страх, и она закричала, пытаясь скинуть с себя руки-клешни, вцепившиеся в нее железной хваткой. Но манекен не хотел ее отпускать. Его негнущиеся пальцы впились ей в горло, и Элис почувствовала, как они с усилием выдавливают из нее жизнь. Она попыталась вырваться и позвать на помощь, но не смогла издать ни звука. Манекен наклонился к ее лицу и что-то произнес, но Элис, охваченная паникой, не могла разобрать, что он пытается ей сказать…
– Проснись… – наконец услышала она. – Элис, очнись же!
Она пришла в себя и села на кровать с громко колотящимся сердцем. Над ней склонилось испуганное лицо Альберта.
– Дорогая, что случилось? Тебе приснился кошмар?
Элис сама не знала, что сейчас произошло. Ее сон был настолько реальным, что она до сих пор чувствовала, как холодные пальцы вцепились ей в горло.
– Я… боже, это было ужасно, – пробормотала она, с трудом шевеля языком.
Элис не узнала собственный голос – он звучал так, будто ее душили. Альберт прижал ее к себе и погладил по голове.
– Ты вся дрожишь, – приговаривал он, покрывая поцелуями ее лицо и волосы. – Успокойся, дыши глубже. Это был просто сон.
Но Элис не могла отделаться от ощущения, что увиденное во сне было реальным – иначе почему ее горло превратилось в пульсирующий сгусток боли? Она осторожно высвободилась из объятий Альберта и посмотрела ему прямо в глаза.
– Альберт… что было после того, как мы поужинали?
В ее голосе была бездна отчаяния. Альберт нахмурился, не совсем понимая, что она имеет в виду.
– Да ничего. Мы смотрели телевизор, а потом пошли спать – как и всегда.
Элис закрыла лицо руками, чувствуя, как ее охватывает отчаяние. Она не могла вспомнить, что случилось после ужина, и в какой момент их тихий, скучный быт обернулся жутким кошмаром.
– Ты ничего не помнишь? – озабоченно спросил Альберт.
Элис отрицательно мотнула головой. В мыслях все перемешалось: в тот момент она не могла с уверенностью сказать, что встреча с господином Р. и разговор с гадалкой не были плодом ее воображения.
– Милая, постарайся заснуть, – Альберт вновь обвил ее руками-клешнями, и Элис невольно дернулась, вспомнив неприятные прикосновения манекена. – Не бойся, я буду рядом.
Она попыталась выдавить из себя улыбку и легла в кровать, свернувшись калачиком. Альберт устроился рядом, крепко прижав ее к себе. Минуту спустя Элис услышала его протяжный храп. Она отодвинулась на другой конец кровати, обняла себя руками и провалилась в беспокойный сон, на этот раз лишенный сновидений.
