Над головами прозвучало голосовое оповещение. Фрэнк не вслушивался в его содержание. Сам голос, трескучий, чересчур механический для живого человеческого голоса, походил на явление духа самой тюрьмы. Он взвился над крышами солдатских казарм и блоков и завис под набухающими влагой тучами. Этот голос, вроде как женский, обладал какими-то сверхъестественными свойствами. Он словно бы происходил из иного пространства.

Когда ветер в очередной раз усиливался, залезая под вороты куртки, в нём, как думалось Фрэнку, звучало море — как плещутся волны и как они наползают на берег. Море холодное, почти потустороннее. Ведь тут, за стеной, оно — просто идея. Мечта.

Лезвия шести лопат воткнулись в твёрдую, промёрзшую землю. Фрэнк понял, что это действительно работёнка на весь день, поскольку почва плохо поддавалась усилиям зэков. По-хорошему, здесь нужна была кирка, чтобы разбивать плотные слои земли, в которой, ко всему прочему, залегали куски камней и бетона, однако работать заключённые в «Нова Проспект» должны не ради результата, но чтобы наконец утратить своё человеческое лицо. Отупляющий, безнадёжный труд.

Человек в роговых очках сопел и пыхтел, выковыривая кусочки почвы. У остальных в группе дела шли не намного лучше, однако именно этого человека работа, судя по всему, выматывала больше всего.

Ныли руки и спина, а день едва ли начался. Стоило кому-нибудь хоть на мгновение остановиться, чтобы перевести дух, раздавался лай надзирателя. Если это не помогало вернуть заключённого в работу, надзиратель переходил к силовым методам.

Хлынул ливень. Тяжёлые капли множественной канонадой падали на землю и впитывались в неё, немного облегчая работу. Со временем грязь начала липнуть к лезвию лопат, и по сути заключённые практически месили землю, вместо того, чтобы раскапывать её. Одежда насквозь промокла; каждый раз, как поднимался ветер, тело прошибал ледяной холод; деревянный черенок скользил в ладонях. Надзиратели же все были в капюшонах. Охранники, кажется, и вовсе плевать хотели на погодные условия — облечённое в амуницию тело (правда, осталось ли что-нибудь от тела человека под этим нарядом?) и надетый на голову шлем и респиратор надёжно защищали от воды и, вероятно, от огня. Ливень не прекращался несколько часов — и всё это время небо изливалось на территорию тюрьмы в едином ритме, не сбиваясь ни на секунду — сплошной, почти непроницаемый поток воды, за толщей которого остальные части «Нова Проспект» исчезли, как за полиэтиленовой ширмой, только тускло светились окна новой секции — светились тем же светом, что и окуляры на масках охранников.

От слабости, которая мучила его не первый день, Фрэнк, разбивая комья затвердевшей земли, сорвал на правой ладони кожу; широкий лоскут плоти мгновенно скомкался и оторвался, обнажив кровоточащий слой эпидермиса. Фрэнк машинально отбросил лопату и схватился за руку. Кровь тонкими струйками текла сквозь пальцы, тут же расплываясь мутными разводами, смешиваясь с грязью и дождевой влагой. Охранник подошёл к Фрэнку и выдернул повреждённую руку. Он поднёс к окулярам ладонь, быстро осмотрел сочащуюся рану и обратился к надзирателям:

— Обеззараживающее средство.

Фрэнк только успел изумиться своеобразной заботе солдата; изумление сошло на нет, как только на ладонь вылили какую-то жидкость, по запаху напоминающую спирт — кисть словно погрузили в кипяток, а в кожу как будто воткнули несколько раскалённых иголок. Обнажённый участок зашипел — Фрэнк чувствовал, как пенится жидкость вперемешку с изжигаемой плотью, но видеть ничего не мог — всё время, что обрабатывали рану, охранник удерживал запястье мёртвой, нечеловеческой хваткой, как если бы руку зажали в тисках. Из груди рвались крики, один за другим. Фрэнк забился в конвульсиях. Охранник даже не шевельнулся. Он терпеливо ждал, когда надзиратель закончит; тот, в свою очередь, наблюдая за страданиями Фрэнка, продолжал выливать спирт на ладонь, а в конце сильно растёр её, из-за чего боль с новой, увеличенной силой обрушилась на Фрэнка. По губам стекала слюна, которую в то же мгновение смывали потоки воды, и Фрэнк мог почувствовать вкус небесной влаги. Фрэнк сглотнул застрявший в горле комок. Вкус дождя несколько отвлёк его, что, в принципе, принесло не так много облегчения. Охранник выпустил руку и приказал вернуться к работе. Ладонь горела весь день. Фрэнк пытался не обращать внимания на боль. Украдкой он старался выставлять ладонь к льющейся с небес воде, чтобы ощущения утихли; капли дождя с силой били по повреждённой коже, что, тем не менее, было много терпимее спиртовой обработки. Если это правда был спиртовой раствор.

Несмотря на трудности, работа продвигалась: яма увеличивалась, и скоро настал момент, когда уровень земли был Фрэнку едва ли не по грудь. С глухим стуком острия лопат врезались в почву; порой раздавались звонкие толчки — лезвие стукалось о лежащие под землёй куски металла или камни. Не утихая, ливень понемногу затапливал дно. Вода мощным потоком стекала по стенам ямы. Ноги взяли в образовавшихся лужах. Одежда целиком была измазана в грязи. И холод не отступал, хотя за работой заключённые немного разогрелись.

— Вылезаем! — скомандовал надзиратель.

Выбраться наружу было не так просто. Руки и ноги скользили по мокрой земле, и зэкам не с первого раза удалось вылезти из ямы.

— Помогите! — послышался слабый призыв. — Пожалуйста, помогите!

Это был щуплый человек в роговых очках. Ему никак не удавалось вскарабкаться. Он постоянно соскальзывал вниз, падая в лужу. Фрэнк опустился на колени и протянул руку бедолаге. Тот, поднявшись, посмотрел наверх и, скорее всего, из-за заливающей стёкла очков воды не мог разобрать, чей силуэт нависает над ним. Рефлекторно человек сжался, подумав, что на краю ямы его дожидается надзиратель, однако, всмотревшись, заключённый облегчённо вздохнул и даже улыбнулся. Фрэнк и не думал, что совершает благое дело. Он относился к этому, как к обычному распорядку. Человек в очках весил довольно мало, но и Фрэнк, устав от работы и измученный чувством голода, не сразу смог вытянуть заключённого из грязи. Ноги начали скользить, и казалось, что Фрэнк также полетит в лужу, но в итоге ему всё же удалось вытащить человека на поверхность.

— Спасибо, — сказал человек в очках. — Спасибо.

Голос у него дрожал, он заикался и не мог нормально вздохнуть. Фрэнк заметил, как трясутся у заключённого руки. Он был на грани измождения. Ещё немного — и он просто свалится. Человек, напоминавший учителя истории. При всей нелюбви к школе, Фрэнк всё же предпочёл бы оказаться там, чем здесь.

К этому моменту к краю ямы подвезли большой грузовой прицеп. Броневик, вроде тех, на которых разъезжает ГО, подтолкнул прицеп поближе к яме. Машина взревела. От корпуса исходил пар. Капли дождя прошивали густую поволоку, точно прозрачные стеклянные иглы — матовое полотно. Броневик казался живым в подобном антураже: пар являлся дыханием этого зверя, а рёв — урчанием его глубокого нутра. Блестящий корпус машины, мало чем отличающийся по цвету от заградительных установок, походил на черепаший панцирь. В целом обстановка обладала некой мистической атмосферой, и во Фрэнке вдруг пробудится потусторонний страх, когда он спросил себя, что может находиться в прицепе. За высокими бортами ничего не было видно.

— Перерыв! — объявил надзиратель.

Естественно, о том, чтобы отвести заключённых хотя бы в здание цеха, где они могли бы немного обсохнуть, речи не было, и люди стояли на месте, держась за лопаты, как за костыли, потому что и без того малый запас сил ушёл на раскопку.

Яма всё больше наполнялась водой.

Для чего эта яма, по сути, было ясно, но Фрэнк по какой-то причине предпочёл не думать об этом во время работы. Но когда подвезли прицеп, откладывать осознание было невозможно.

Броневик к тому времени давно уже уехал.

Перерыв кончился. Надзиратели бросили замки с петель и опустили бортик.

За пеленой дождя в сумерках было сложно разглядеть, что за куча свалена в прицепе. Он был полон до отказа.