Ритмично работавшие передние и задние дворники машины, обеспечившие мне пятнадцатиминутный сон, вдруг остановились – мы были на месте. Со знанием дела и отлично ориентируясь на местности, Майк повел меня в здание знаменитого Боннского университета, в котором когда-то учились и, также как и я сейчас, бродили по запутанным коридорам Фридрих III, Вильгельм II, Конрад Аденауэр, Фридрих Ницше, Генрих Гейне, Людвиг ван Бетховен и даже Карл Маркс. Майк уверенно и с немецкой гордостью провел меня по лабиринтам строгого здания, негласно называющегося «университетом принцев», так как там учились многие отпрыски дома Гогенцоллернов. Я едва успевала семенить за ним по длинным коридорам.

Оказалось, что 23 декабря в Бонне – последний учебный день перед рождественскими каникулами. Майку нужно было зайти в свой университет, чтобы уладить какие-то предрождественские детали по поводу дипломной работы. Я ждала его в университетской столовой за чашкой кофе, пытаясь вернуться к жизни.

– Ну вот, все улажено к Рождеству. А теперь поехали, Юлия! – сказал Майк, выйдя из деканата своего факультета права и экономики.

А я думала, что Майк живет в где-то в Бонне! Машина, проскользив по окружному автобану, вдруг съехала на глухую проселочную дорогу. Потом на другую проселочную дорогу. Уже темнело, а мы еще даже и не обедали. Аккуратные немецкие деревушки сменялись холмистыми полями с одиноко стоящими домами. И опять тряские проселочные и лесные дороги, и чуть прикрытые мокрым снегом поля, и маленькие безлюдные деревушки. Мы ехали уже почти целый час. Моросящий дождь не прекращался. Дворники машины так же ритмично работали, но теперь мне было не до сна. Дорога, то каменистая, то глинистая, удивленно петляла и в испуге извивалась под колесами черной машины Майка. Мелкий щебень отлетал по мерзлым обочинам в жухлую траву. Казалось, вьющаяся плющом дорога была в недоумении от того, что по ней кто-то осмелился проехать накануне Рождества в такую гнусную погоду. На горизонте чернел лес, ежась от холода и вжимаясь в серые холмы в хмурой дымке дождя. Машина угрожающе подпрыгивала на каждой кочке сузившейся подъездной дороги. Я тоже напряженно вжалась в жесткое сиденье.

– Юлия, ты что испугалась? – удивленно спросил Майк, заметив мой настороженный взгляд в чернеющую глушь.

– Куда мы едем, Майк? – спросила я нерешительно. Мне показалось, что мой голос дрожал.

– Домой, к родителям. Это моя обычная каждодневная дорога в университет, – объяснил Майк.

Мы подъехали к одиноко стоящему посреди поля прямоугольному трехэтажному дому с плоской крышей, показавшемуся мне в темноте серым ящиком из арболитовых блоков. Дом выглядел словно сточенная со всех сторон глыба бетона, в которую беспорядочным образом были вставлены маленькие темные оконца.

В одном из окошек чуть тлел бледный огонек.

– Родители нас ждут. Сейчас будет ужин! – сказал Майк, въезжая в бетонную пасть подземного гаража.

По темной лестнице мы прямо из гаража поднялись в гостиную. В огромной комнате с высоким потолком где-то над деревянными балками горели рождественские свечи. В углу, словно великий кайзер на вожделенном троне, до потолка возвышалась массивная ель, украшенная ярко-красными и золотыми шарами.

«Красный уголок», – подумала я про себя.

Потрескивали ароматические свечи. Мебели в комнате почти не было, мой ищущий опоры взгляд все время натыкался на белую гладкую поверхность стен. В таком большом помещении я чувствовала себя скованно и немного неуютно.

– Мама, папа, это Юлия из Мюнхена, то есть из Москвы, – представил меня родителям Майк.

– Очень приятно, Юлия, меня зовут Грегор, – сказал на рипуарском[2] кёльнском диалекте крепкий седой эльф с могучей бородой и задорными глазами, выйдя из темноты гостиной, словно из сказочной пещеры.

– Матильда. Майк – мой сын, – коротко представилась мать Майка на каком-то другом диалекте, название которого я точно не знаю до сих пор.

Худощавая Матильда, с большими грустными глазами и туго стянутыми в пучок темными волосами, больше не сказала за весь вечер ни слова, чем облегчила мою участь: мне пришлось как минимум в два раза меньше стесняться того, что я действительно не понимаю их речь.

Майк показал приготовленную для меня огромную спальню с ванной в форме лепестка розы, с душем-водопадом во весь потолок и с какими-то совершенно не знакомыми мне гидромассажными устройствами, которые заняли бы не меньше половины всей моей московский квартиры.

– Юлия, через полчаса ждем тебя к ужину, – улыбнулся Майк и закрыл за собой дверь.

А я была бы несказанно рада рухнуть на белоснежную внушительных размеров кровать, которая стояла в середине комнаты, разрезанной белым лучом луны, прямо напротив несоразмерно крошечного окошка. Я мечтала лишь об одном: поскорее забыться сном, оставив позади все навалившиеся на меня за ночь в поездах впечатления и прогулку под хлестким дождем в рождественском Бонне.

Я осталась одна со своими мыслями и облегченно выдохнула, радуясь долгожданному покою. Но не тут-то было! В дверь постучали. Не дожидаясь моего ответа, вошел Грегор и забарабанил без остановки:

– Это душ, тут ты можешь сделать полную струю, нужно лишь чуть повернуть направо, до вот этой картинки, а это гидромассаж, в нем можно регулировать силу подачи воды. А вот эта кнопка – тут нужно просто нажать, и будет подсветка. Можно выбрать цвет, тут четыре базовых и оттенки. А это душ-туалет с подачей воды, режим автоматический, можно настроить индивидуально, ну вот попробуй, настрой температуру сама, как хочешь. Я не знаю, как лучше, теплее или холоднее. Давай уж сама. На улице зябко, вы же с Майком замерзли небось. И тогда давайте к столу, жена приготовила чечевицу или горох, я уж и не помню точно. И жареные колбаски с кислой капустой. Еще есть суп теплый из шиповника. А я говорил ей, что надо делать свиное жаркое с клецками. Русские же любят свинину?

Я ничего, то есть совсем ничего, не понимала из того, что говорил мне Грегор. А он тараторил, тараторил и тараторил дальше на своем рипуарском, или кёльнском, или каком-то ином нижнерейнском диалекте. Майк, к моему счастью, распознал, что я ничего не понимаю, вернулся в комнату и начал переводить. Отец Майка не мог говорить на обычном немецком – я же с первой минуты нашего знакомства с Грегором вдруг осознала, как мил и понятен мне этот язык, как сильно, до глубины души, я его возлюбила и продолжаю нежно любить его до сих пор.

– Юлия, папа совсем не говорит на немецком, он его не знает и не понимает, – разъяснил мне после сытного ужина Майк, – он всю жизнь прожил в этой деревне. Он каменщик. Этот дом построил он сам. Все своими руками. Он гордится своей работой. А вон там, видишь, такой же дом? Это он построил для моей старшей сестры. Она живет там с двумя детишками. А сразу за ним, чуть дальше, видишь? Еще один такой же дом. Это он построил для меня.

– Юлия, а я думал, что ты понимаешь и наш диалект. Ты же написала, что понимаешь своих мюнхенцев! А тот, кто понимает баварский, должен понимать и нас, местные рейнские диалекты попроще, – уверял меня Майк на следующее утро.

Когда завтрак с крендельками и булочками был закончен, Майк положил на стол список достопримечательностей Бонна, Кёльна и окрестностей. Он за несколько дней основательно подготовился к нашей встрече. Его список растянулся на пять страниц. Последним пунктом – на десерт – была обещанная «шепчущая скала» Лорелеи. Мелким убористым почерком Майка наш маршрут был расписан на целую неделю с точностью до минуты. Я и представить себе не могла, как можно успеть за неделю побывать в доброй сотне мест. Но Майк твердо и решительно убеждал меня, что именно так и нужно – для моего же блага.

– Юлия, чему ты удивляешься? У нас должен быть план. Ведь на Рождество и Сильвестр[3] почти все закрыто. Я составил план с учетом того, когда что работает, чтобы ты могла посмотреть за эту неделю как можно больше. Мы должны все успеть, – настойчиво и не допуская возражений, объяснил мне Майк.