Про Мейнхарда граф Астур дипломатично не упоминал, да и не считал все это сколько-нибудь важным. Армия вскоре должна была начать свой марш. Майор искренне верил, что к его совету незамедлительно прислушаются, и все произойдет именно так: быстро и споро. А когда Сухопутные боевые силы Великой Унии Правии и Виртленда переместятся на земли баронства, связываться с этим огромным монстром вряд ли кто-либо захочет. Тем более за все уплачено. Новые наследники барона (если вообще до этого дойдет) едва ли пожелают себе смерти.

Следующие письма с новыми инструкциями майор должен был отправить после получения информации о том, что королевское воинство вот-вот будет готово к переходу границы между баронством и Великой Унией. Таким образом, Казимир вплотную окунулся в подготовку теплой встречи для славных победителей в городах и селениях родной страны, кои располагались на пути возвращающихся, и на какое-то время полностью пропал из виду.

В покои Альберта фон Кёнига вошел Винсенс. Отвесив почтительный поклон, он молвил:

– Генерал! Майор Баккер и капитан Шварц просят позволения отчитаться. Они могут войти?

Граф фон Кёниг посмотрел на сына карими глазами. Он очень устал. Но было не до сна.

– Впустите.

Винсенс вышел, и через минуту в шатре появились: знаменосец Альберта барон Максимилиан Шварц и, оруженосец генерала, первый наследник графа Баккера, Флорис. Обладатель более высокой должности, отпрыск рода Баккеров, заговорил:

– Генерал! Все приказания выполнены. Армия Кёнигов в сборе и готова выступить. Матеуш Астур и Рэйф Гудман уже отчитались о готовности своих армий герцогу. Фоксы задерживаются. Мой отец сообщил сегодня утром, что через пару часов армия Холендшира будет также готова к маршу.

Капитан Шварц молча кивнул в знак согласия. Генерал вздохнул и подумал про себя: «На кой ляд нужны звания в этих армиях, если все равно в них невозможно разобраться? Каждый подчиняется королю, герцогу, своему сюзерену, своему дому и роду, превозносит свои титулы и должности, но никто не соблюдает никакой, к демонам, субординации. Герцогу докладывают, минуя генерала, лейтенанты порой посылают майоров, и каждый все оправдывает своей благородной кровью. Да чего уж там, сами Кёниги никак не привыкнут к этим званиям. Реформа бедного нашего Готфрида провалилась в пекло! Слишком сильны традиции крови. То ли дело в Велийсской империи. Я слышал, что там звания почитают трепетно. Никакому наглецу голубых кровей не простят нарушения приказа старшего по званию. Пуля в лоб, и – баста! Интересно, правда ли это, или просто, как и всегда слухи, что вот-де в других государствах порядок и дисциплина, только у нас все кверху задницей?» Вслух же он сказал:

– Благодарю, милостивые государи. В таком случае, я буду собираться для отчета маршалу Гудману. Затягивать дольше нельзя. Кстати, капитан Шварц…

– Да, генерал?

– Отправьтесь-ка к Фоксам и скажите им, что я, как генерал Сухопутных боевых сил его величества, приказываю им чесаться побыстрее. Если граф Джейкоб не в состоянии справиться со своими людьми вовремя, то я могу сам взять бразды правления его армией. Тем более мое звание мне позволяет это сделать. Уж я так дерну чертовых «лисиц» за хвост, что они вмиг вспомнят свою природу и станут, наконец, выполнять приказы маршала и мои приказы вовремя. Все ясно?

– Как прикажете, ваше сиятельство! – барон Шварц наклонил голову.

Когда подчиненные вышли, граф Кёниг схватил кувшин с водой и плеснул немного себе на лицо. Протер глаза. Веки были тяжелы и опускались, словно воздух давил на них, превратившись в свинец. Но Альберт был очень сильным человеком. Он осмотрел себя, принюхался.

– Нет, от меня несет словно от вепря, изображенного на моем гербе! Винсенс! – окликнул граф.

Сын снова вбежал.

– Возьми пару слуг и подайте мне ведро с водой и порошка. Мне нужно отдраить себя и сменить платье. В таком виде можно пойти только в портовый трактир, но не к Роджеру.

Через час генерал Альберт фон Кёниг, в чистой одежде и с мечом на поясе, в окружении приближенных, торжественно вступил в огромный шатер герцога Виртленда, маршала короля, Роджера Гудмана.

Все были в сборе. Вон справа сын Казимира, Матеуш, разговаривает с отцом оруженосца генерала, Хедвичем Баккером. Вокруг столпились их подчиненные. Левую часть шатра занял сын Роджера Рэйф и его свита. А также свита графа Джейкоба Фокса. Сам Джейкоб склонился к маршалу и что-то нашептывал ему на ухо, пока герцог потягивал пиво. Лицо Гудмана было недовольным. «Уже все выполнил и прибежал жаловаться, хитрый лис! – подумал про себя Альберт. – А, и черт с ним! Тем лучше».

Генерал встал в центре, поклонился и произнес:

– Маршал, все армии нашего достославного герцогства находятся в полной готовности. Мы можем выступать, как только ваша светлость отдаст соответствующий приказ.

Роджер Гудман, человек полный, с торчащими в разные стороны усами и бородой, посмотрел своими добрыми глазами на генерала Кёнига. Как ни старался он изображать суровость, взгляд его всегда излучал теплоту и веселость.

– Генерал, вот тут граф Фокс жалуется, будто ваш знаменосец незаслуженно оскорбил его. Передал ваш, полный гнева, приказ поторапливаться с организацией нашего дальнейшего похода уже тогда, когда все было как раз готово. Ваши люди плохо осведомлены?

Не моргнув глазом, Альберт ответил:

– Если кто-то и осведомлен плохо, так скорее сам граф Фокс. Приказ был ясен и четок. Как только все будет готово, сообщить мне. Раз люди графа Фокса не успели сделать этого до того, как к ним явился капитан Шварц, чтобы выразить мое недовольство, то это значит только одно, ваша светлость. Что граф Фокс просто не успел выполнить свой долг. Кстати, – генерал Кёниг холодно посмотрел по сторонам, – многие почему-то решили прыгнуть выше головы и побежали сразу с докладами именно к вам, маршал, хотя если мне не изменяет память, как раз для укрепления порядка в армии светлейшим королем Готфридом был принят Закон о военных званиях в Великой Унии. Я ошибаюсь?

Многие поежились. Графа Кёнига боялись. Мало кто смел бы бросить ему открытый вызов. Этот человек, очень щепетильный в вопросах чести, всегда мог постоять за себя сам с мечом в руке, и далеко не каждый мог оказать ему достойное сопротивление.

Джейкоба Фокса уже не было рядом с герцогом. Хитрый, но пугливый граф, постарался затеряться среди людей, наполнявших шатер, бормоча под нос какие-то извинения.

– Впрочем, ваша светлость, – продолжил Альберт, – все это я списываю лишь на то, что нововведения, даже самые лучшие, не сразу приживаются в государствах. Порой это длится даже несколько поколений.

Герцог Виртленда громогласно расхохотался.

– Ладно, Альберт, хорош! От твоей кислой мины меня тошнит! Я специально порой вступаюсь за этих так называемых вояк, чтобы ты сам поставил их на место.

Лицо Кёнига даже не дрогнуло. Они с Роджером были друзьями детства, оба уже уверенно подходили к своему пятидесятилетию, но Альберт не считал, что стоит показывать это при всех. Особенно в такое время. Особенно при таких обстоятельствах. Но возразить граф не мог. Он свято соблюдал все, что предписывало ему его доброе имя. Следовательно, он должен был служить королю и исполнять его законы. В данном случае, когда говорит столь высокопоставленное лицо, ему надлежало молчать.

Насмеявшись вдоволь, герцог Гудман, провозгласил:

– Ладно, хватит надрывать живот! Мы в общем-то готовы. А стало быть, можно направить послание герцогу Правскому и ждать от него приказа двигаться. Рэйф! Давай-ка, ты займись этим. Мои личные слуги мне еще самому пригодятся.

Эти слова болью отозвались в сердце Альберта фон Кёнига. Он не любил Ференца Сепрентоса и очень жалел, что король провозгласил именно его верховным командующим Сухопутными боевыми силами в этом военном походе. Еще меньше графу нравилось, что Роджер всегда во всем соглашался с влиятельным правийцем. Альберт не доверял наместнику Юга и правильно делал. Если Кёнига боялись за его отвагу, силу и благородство, то герцога Правского боялись еще больше за его изощренный ум, коварство и легкое отношение к вопросам справедливости и добродетели. Живая гадюка, готовившаяся к броску, внушала меньше трепета, чем змея, украшавшая герб Сепрентосов.