***

От грохота Клавдия нехотя поднялась с кровати, и тяжело вздохнув, пошла в коридор, нащупывая впотьмах кнопку выключателя. Внезапный свет ослепил тещу, которая высунула растрепанную седую голову из своей комнаты. Она молча смотрела на дочь, а дочь смотрела на входную дверь, в которую падали удары. Обе молчали. На миг удары прекратились, но следом гадко завизжал звонок. Теща перекрестилась и ее лицо расслабилось в принятии.

– Давай, чего ждешь… – сказала она оглянувшейся Клавдии. – Соседи полицию вызовут, потом греха не оберешься.

Клавдия подошла к двери и щёлкнула затвором замка.

Услыхавший нужный звук, Вол силой толкнул дверь и ввалился внутрь, зашибив жену, не успевшую посторониться. На половичке он поскользнулся и упал, больно зашибив локти, отчего вскрикнул. Клавдия ступнёй отодвинула ноги мужа и спешно захлопнула дверь. От подобной небрежности Вол стонал и в попытке подняться разметал выставленную рядком обувь и опрокинул столик с телефонной книгой. Он ухватился за повисшую на проводе трубку, но теша вцепилась в нее, и оттянула пальцы зятька. Клавдия подняла Вола за подмышки.

– Что ты сказала? – крикнул Вол, приняв ее кряхтение за брань, вдруг вырвался и залетел в туалет, где его вывернуло в унитаз и вокруг него. Откинувшись, он на крачках заполз в ванную комнату. Теща заглянула в проем туалета и покачала головой, крестясь. В ванной раздался звук воды, после короткий хруст и поток брызг обдал комнату. Махнув изливом смесителя, Вол шлепнулся навзничь, в падении ударяясь обо все, что только было.

Вол лежал недвижимо. Его лицо и грудь поливал фонтан из проломленного смесителя. Женщины переглянулись. Однако, Вол заскулил несвязным матом.

– Вытаскивай, – тяжело выдохнув приказала теща и, переступив через зятька, принялась искать общий кран подачи воды.

Клавдия вытянула мужа за руки в коридор, и упала вместе ним, поскользнувшись на луже.

– Слава богу, Колька не видит этот ужас… – причитала теща в ванной, затягивая ржавый барашек крана.

– Кто-о? – провыл Вол.

Приподнимаясь, он больно надавил локтем на живот Клавдии, от неожиданной боли она вскрикнула и с силой оттолкнула Вола.

– Сволочь… – Клавдия поднялась. – Сын твой, Николай! Уехал, чтобы не видеть этой мерзости, бесконечных попоек, отца, что орет дурниной на крачках у подъезда! Другие отцы занимались сыновьями, учили, вкладывали. А ты? Ты! Паскудник!

Она кричала, нависнув монументальным бюстом над Волом. Сперва он опешил от резкого нападения, но алкоголь лишил его страха.

– Но зато им занималась ты! Со своей мамашей! – огрызался Вол, прижатый к стене. – Охуеннно занимались! Пошла ты, Клавка! Всё в церквы водили, да в бабские кружки, тьфу, – Вол сплюнул, но попал себе на грудь, – изо-хуйзо, ссаная скрипка … А! Вышивка, блять! Как я мог забыть вышивку? Сраный бисер постоянно пятки колет!

– Я – женщина, я не могу жигуль разобрать! – прокричала Клавдия. – И не должна уметь! Я не должна знать, как воспитывать мужчину!

– Тише! Соседи! – шикнула из ванной теща.

– Отстань! – отбрехалась Клавдия.

– И поэтому ты позволила поступить в филамор… фирмо… фигамони… В музыкалку эту столичную! Чтобы он остаток жизни с бомжами по переходам пиликал с протянутой рукой.

– От осинки… – философски сказала теща.

Клавдия взглянула на нее, словно получила плевок в лицо.

– В каждой его неудаче виноват ты! – с ненавистью прошипела мужу Клавдия. – Ты никогда его не любил!

– За что? – развязно крикнул Вол. – Сделала из него пидора!

– Поэтому Коля не хотел приезжать! – сказала Клавдия и ушла на кухню, захлопнув за собой дверь.

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – кричал Вол, ему мерещилось ворчание из-за двери кухни.

Утомившись браниться без ответа, Вол стянул промокшую куртку, швырнул ее в сторону и, освобождаясь по пути от остальной одежды, пополз в кровать.

4.

Вытянув шею, Вол щелкал языком по иссушенному небу. Не вздохнуть, душат. Армяне, теща, бандосы с ментами, олигархия и жиды с пиндосами… Кругом обступили, не выскочишь, а из-за вражьих спин тянуться новые руки и обжимают, обжимают горло костистыми пальцами. Вол хрипит, язык вытянул, а в добавок жарит, словно бархан носом загребаешь. Кабы сдохнуть, да шиш. А в затхлом углу сынок в вельветовых штанишках с лямкой наискосок пиликает на скрипке, с виноватым видом тянет гадкий мотивчик. Вол глаза выпучил, сказать не может – сдавили изверги. И так ему стало тошно от сыновьей ничтожности. Пускай его самого душила всякая сволочь, глядеть, как невинная божья тварь смиренно себя посрамляет, было стократ противнее, и так нестерпимо горько, что Вол прослезился, и чихнувши, проснулся.

Дабы перегар не пер из комнаты, женщины заперли дверь да, видимо, из страха застудить цветы на подоконнике, затворили окно. Вол слез с кровати и отпер окно, из створа обдало холодком и моросью. Вол вылез наружу по пояс и высунул язык – лицо намокло, а во рту ничего. Ругнувшись, Вол обтер ладошкой щеки, облизал и харкнул в кусты.

«Телефон!»

Вол встрепенулся, вспомнив переписку с Машкой, но совершенно забыл куда, попав домой, швырнул трубку, впрочем, само «попадание» осталось в памяти лишь коллажем размытых кадров. Он плюхнулся на четвереньки и заглянул под кровать, приподняв свисавшую простыню. Ничего кроме пыли. Отчего-то захотелось по-детски дунуть. Вол дунул и, разумеется, чихнул. Обшарил тумбочки, карманы штанов, в которых пришел, и «секретные» нычки, где, бывало, хоронилась пара тысяч от жены. Ничего. От суеты похмельный разум мутило, и Вол присел на кровать. От стены тянул принизывающий поясницу холодок. Вол схватил подушку, чтобы закинуть за спину, и с удивлением обнаружил телефон.

– Навык не пропьешь! – обрадовался он своей предусмотрительности на автопилоте.

С нетерпением он вошел на сайт социальной сети одноклассников, ввел свое имя, несложный пароль, бывший датой рождения. На экране закрутилось кольцо загрузки. Вол предвкушал, насколько ему будет неловко читать вчерашние бредни, написанные от большого хмельного таланта, но тут, страница выдала сообщение: «Пользователь заблокирован, приносим извинения за неудобства». Попробовав заново войти на страницу, Вола ожидало то же уведомление о блокировке.

«Ай, может, и слава богу…» – решил он и кинул телефон на одеяло.

Натянув домашние портки, Вол вышел медленно, если не сказать, украдкой. Справа в коридоре теща стояла над душой слесаря, рассказывая, как ему следовало изначально починять кран. Естественно, Вол повернул налево в кухню. Как кот он жался к стене и заранее ласково поглядывал на спину благоверной. Орудуя деревянной ложкой, Клавдия жарила на сковороде, но из-за чада от свиного жира, распознать кушанье было нельзя. Сейчас Вол прощал жене и гарь, и донельзя растянувшийся по заднице цветок на лосинах, и обвисшую кожу на руках, что болталась при помешивании, прощал великодушно, искренне и скопом, особенно когда схватил кувшин со стола и приложился к вожделенной жидкости, отталкивая языком серебряную монетку, норовившую заплыть в рот. В коридоре раздался короткий стук метала о металл, но резьбу похоже сорвало у тещи, ибо она разразилась потоком ругани, но из пристойности матерные слова заменяла созвучными. Клавдия шлепнула жирную ложку на стол и прошла мимо Вола поглядеть, что случилось.

«Даже не посмотрела», – подумал про себя Вол, отчасти обрадованный безучастностью. Отставив опустевший графин, Вол не преминул воспользоваться уединением и с великим наслаждением продолжительно облегчился в мойку. На плите шкворчала картошка с порубленными сосисками. Вол закинул пару ложек в рот. «Дать туда майонеза, и само то. И под пивко… Хотя, под пивко все «Само то»». Он улыбнулся насколько позволял бодун.

– Вот! – раздалось у него за спиной.

Вернувшаяся в кухню Клавдия положила на стол список покупок и пару сотенных бумажек.