Боль во всем теле и замершие ноги заставили меня взглянуть жестокой правде в лицо. Природа вокруг меня была сурова и если не враждебна, то уж точно равнодушна. А ведь нет ничего страшнее равнодушия. Равнодушие убивает.

Я решил вернуться в кабинку.

Поудобнее устроившись на унитазе, я погрузился в раздумья. И чем больше думал, тем меньше мне нравилось происходящее.

«Итак, что на сегодняшний момент я имею? Во-первых, самолет, потерпевший в тайге катастрофу. Надо признать, что, скорее всего, я выжил один. Считается, что хвост самое безопасное место в самолете. В хвосте я был один, это подтвердил осмотр других туалетов. Во-вторых, поиски уже должны были начаться. Но! Но с учетом того, что мы упали уже затемно, наверняка спасатели начали нас искать только с первыми лучами солнца, то есть поиски длятся всего несколько часов. В-третьих, надеюсь, они знают, где нас искать. Если знают, то на поиски не должно уйти много времени, максимум два дня. Один почти прошел, осталось второй продержаться. Но, разве в такой снегопад что-нибудь увидишь?! Если погода не улучшится, то уже очень скоро я сдохну в тайге, сидя, в сортире! Перспектива совсем не радужная. А самое главное, что мне сейчас делать?»

Увы, ответа на этот вопрос не было.

Тяжело вздохнув, я посмотрел на свой разрушенный туалет. Сквозь оторванную крышу медленно опускались большие хлопья снега.

«В конце концов, делать что-то нужно. Не замерзать же, скрючившись на толчке!» С этой мыслью я принялся за изучение своих карманов, где оказалось несколько полезных и приятных штуковин. Вслед за фляжкой я достал из кармана стограммовый сникерс.

«Зашибись», – именно этим словом я приветствовал спасительную шоколадку. Дальше были извлечены: сложенная в несколько раз красноярская газета, носовой платок, паспорт и около сорока двух тысяч рублей тысячными купюрами, не считая более мелких.

«Золотой запас», – усмехнулся я, увидев деньги.

Ни спичек, ни зажигалки, ни перочинного ножика в моих карманах, к сожалению, не нашлось. Привычки носить в кармане швейцарский нож, отродясь не имел. Недавно бросил курить (спасибо тебе, Евочка).

Разбирая вещи, я почувствовал, что мне с каждой минутой становится всё хуже и хуже. Вновь закружилась голова, внутри зашевелилась нудная тошнота. Я пригнулся, прижав живот к коленкам, надеясь справиться с приступом. Ничего не получилось, и я плавно провалился в беспамятство. Впрочем, так же плавно я вышел из этого состояния, вернувшись к ужасной реальности.

Я выругался, когда понял, что неожиданно подкрался вечер и темнеет прямо на глазах. Очень хотелось надеется, что за эту ночь я не «врежу дуба» под елью.

Хотел выпить немного рома «для сугрева», но, организм явно был против. Также пришлось отвергнуть идею вкушения шоколадного батончика.

Просто так сидеть и ждать наступления холодной ночи было нельзя. Я решил максимально утеплиться. Осторожно снял ботинки (сделать это было очень сложно и больно, ибо серьёзно ушибленные ребра и ноющая поясница мешали нагнуться), затем обмотал ступню газетой, а поверх газет надел носки. Этот фокус я проделал и со второй ногой. Аккуратно сложив оставшуюся часть газеты, я сунул ее в карман вельветовой рубашки.

«Пригодится еще», – подумал я.

Из воротника армейской куртки извлек капюшон. В отличие от самой куртки он не был утеплен. Укрыться от дождя – не больше, не меньше. Но все же лучше, чем ничего. Что меня больше всего порадовало, так это длинные рукава куртки. Кое-как натянув их на кисти рук, я посчитал, что сделал все возможное в сегодняшней ситуации.

«Теперь можно и поспать. Надеюсь, завтра увижу и свет, и спасателей», – подумал я, закутавшись в куртку.

До ночи было еще далеко, но у меня не было сил что-либо предпринимать. Мне и ходить-то было трудно и больно. А боль в челюсти буквально изматывала. Я жутко устал, но сон не шел.

«Скорее всего, адреналин не дает спать, – решил я. – Если вас мучает бессонница, то начинайте считать. Это лучший способ заснуть… Что только не сделаешь, чтобы заснуть… Один, два, три… сто десять… солдат спит, а служба идет… рыбку съел, и день прошел…»

Прошло много времени, прежде чем я заклевал носом и уснул.

А снег все шел и шел; он накрывал всё и вся белым покрывалом; укутывал тайгу и берега таежных рек; вершины сибирских гор и макушки высоких деревьев. Он прятал все следы – звериные и людские.

Снег равномерно ложился на огромную кучу металла, еще вчера днем бывшую частью могучего и красивого лайнера. Снежинка к снежинке. Природа не любит беспорядка. Это неправильно, когда могила не укрыта землей, камнями или снегом, белоснежным небесным саваном, который будто выткали ангелы.

…Но всё что мне нужно – это несколько слов и место для шага вперёд…

В.Цой

Мост был очень странным и совсем не похожим на то, что в моем понимании является мостом. Проходя по нему, я испытал все «тридцать три удовольствия». Он был гладок и широк, но на первом же шаге я грохнулся плашмя, потому что мои ноги резко разъехались в стороны. Едва не свалившись за пределы моста, я кое-как поднялся и осторожно пошел дальше. Некоторое время мне это удавалось без особых проблем, но вдруг мои ступни начали буквально поджариваться. И тогда мне пришлось нестись скачками…

Полумрак окружавший мост начал сгущаться, а воздух наполнился электричеством. Волосы на моей голове встали дыбом, а от рук исходило голубое сияние. И тут я заметил, что справа и слева появились какие-то, почти невидимые создания. Они напоминали небольшие облачка, и резво носились по воздуху. На первый взгляд, движения их были хаотичны, и только потом я подметил в них некоторую рациональность. Создания эти, словно дельфины в море, носились стайками и, завидев меня, стали за мной увиваться. Они оказались очень любопытными и приставучими. Настоящими прилипалами… Первое, что взбрело мне в голову, когда я их увидел: «Призраки! Души умерших…»

Эта догадка неприятно поразила меня и я уже не знал как от них избавится, пока, наконец, они сами неожиданно не отстали и не пропали из виду. После их исчезновения, я почувствовал одиночество, и к этому чувству примешивалась тяжелая и холодная, как свинец, тоска. Мне остро захотелось, чтобы сейчас рядом со мною был кто-то, с кем можно поговорить. На худой конец, я согласился бы на немого попутчика, вроде тех «призраков», мне нужно было выговорить всю боль, накопившуюся в душе. Я бы многое отдал бы даже за безмозглого пёстрого попугая, который знал бы лишь одно слово. Любое слово…

Я испуганно открыл глаза, но увидел только снег, которым было запорошено мое прибежище и все, что в нем находилось, включая меня. Со стороны, я, наверное, выглядел, как небольшой сугроб. Под этим сугробом мне было тепло, почти как под одеялом, но знакомый позыв повелевал отправиться «до ветру». Осторожно приподнявшись и встряхнув с себя снег, я вышел на «улицу».

Было раннее утро. Я осмотрелся. Солнце еще не показалось из-за гор, но первые лучи старательно пробивались сквозь снежную завесу. Снег хлопьями, словно манна небесная, с небрежной щедростью сыпался с небес. «А снег все шел и падал…» – припомнил я слова из популярной песни. Вытянул ладонь, и на неё опустились несколько больших мохнатых белых снежинок, которые почти сразу растаяли, превратившись в маленькие капельки воды. Мне вспомнился урок физики, когда наш забавный учитель объяснял нам, балбесам, метаморфозы, которые могут происходить с водой. Из жидкого состояния в газообразное или твердое, и наоборот…

Я аккуратно нагнулся или, скорее, присел, ибо спина никак не хотела прогибаться; набрал в ладони снега, осторожно протёр лицо. Это было первое приятное ощущение, испытанное мною за последние сутки. Холодный снег, таявший прямо на лице, взбодрил и освежил меня.

– Хорошо, – прошептал я, и тут же почувствовал, что мои ноги от долгого стояния на одном месте стали мерзнуть, – но нужно идти…