– Будут тебе крылья, можешь не сомневаться, – поспешил заверить ангел.
И действительно, через несколько мгновений за спиной у Серафима забились два… маленьких крыла. Они были настолько крохотные, что, казалось, использовать их по назначению невозможно.
– Ну как, пойдет? – спросил ангел.
Я пожал плечами:
– Тебе видней. Но все равно не тянешь ты на ангела-хранителя. Не похож! Хоть убей, а не похож. Ангелы либо голышом летают, либо в белых простынях.
– Мне летать голышом по штату не положено, – обиделся ангел-хранитель. – Я заслуженный ангел-хранитель. У меня дома две медали и грамота за хорошую службу.
– Ничего себе, две медали и грамота, – почти с искренним восхищением, чтобы порадовать ангела, воскликнул я. – Молодец, Серафим, так держать!
Услышав эти слова, ангел порозовел и, я бы сказал, приосанился, насколько это слово применимо к небольшой тучке. Из чего я сделал вывод, что ангелам нужно обязательно говорить приятные для слуха и души слова. Наверное, они ими питаются. И кто знает, может влюбленный в вас ангел сделает ради вас все, что вы захотите, и даже более того. Может быть, он расшибется в лепешку, но сделает… Но, похоже, ангелы – настоящие липучки…
Мне надоело сидеть и слушать болтовню Серафима, поэтому я поднялся и пошел дальше. Впрочем, Серафим и не думал от меня отставать. Дорога вела нас через сад, которому и конца не было видно. Мы шли уже довольно долго, хотя сказать, что мой ангел шел, было бы большой натяжкой. Серафим предпочитал либо парить за моей спиной (тогда он молчал), но чаще всего он мельтешил перед глазами и болтал, болтал, болтал и болтал…
Я даже и не заметил, как Серафим замолчал. Он смотрел на меня, я на него.
– Послушай, Серафим, а все-таки где мы? – не выдержал я.
– Ну наконец-то, разродился! – завопил ангел. – Обожаю этот момент! Объявляю всем, всем, кто меня слышит. Мы на небесах!
Я схватился за сердце, в глазах потемнело, рассудок помутился, а мои ноги подкосились. Не было ничего удивительного, что оглушенный такой неожиданной и неоднозначной новостью я пришел в себя уже сидя на земле, а надо мною парил ангел, одетый герольдом.
– Вау, и так каждый раз! – с упоением произнес Серафим, – ты бы видел свое лицо! Даже известие о миллионом наследстве не ошарашивает так, как эта новость. В квадратных глазах – испуг, рот перекосило, кадык задергался… ум-м, – наслаждался моментом этот маньяк с крылышками.
– Разве так можно шутить? – выдавил я из себя. – Ты прямо как обухом по голове.
Помутненный мозг постепенно прояснялся.
– Да за такие шутки убивать нужно, причем на месте и медленно, – прошептал я.
Я поискал глазами что-нибудь потяжелее, но, как назло, ничего достойного, чтобы запустить в этого фигляра, не нашлось.
Серафим выжидая висел на недосягаемом расстоянии и, казалось, упивался развернувшейся перед ним сценой. Он принял позу человека, убравшего руки за спину и спокойно, с достоинством наблюдающего за происходящим.
«А вдруг это правда?» – мелькнула мысль.
– Правда, правда. Все, что ты здесь видишь, тоже небеса, – нравоучительно сказал ангел и развел дымчатыми руками, демонстрируя здешние красоты.
– Ты что, умеешь читать мысли?
– Всякий прочтет, коли они на лице написаны.
Серафим, увидев, что я успокоился, опустился вниз. Видимо, я ему представлялся оглушенным зверем, который перестал быть опасным и только глупо мотал из стороны в сторону головой.
– Я умер…
Мне, признаться, самому было непонятно, спрашиваю я это, или утверждаю.
– Да не волнуйся ты так, во-первых, не умер, а во-вторых, ничего страшного в смерти нет, – заверил ангел. – Хотя если ты будешь себя вести как дурак, то скоро точно преставишься.
– И, конечно же, не без твоей помощи.
– Что такое?! Он меня еще и обвиняет! Человечишка ты неблагодарный, вот ты кто.
Мы замолчали. Я сидел на земле, а недалеко от меня пристроился мой ангел-хранитель. Меня терзали сомнения. Разве можно не умереть и попасть на небеса? Почему я здесь очутился? И вообще что со мною произошло?
– Значит, я жив?
– Жив, жив, – успокоил меня Серафим, – но если не проявишь немного сообразительности, то очень скоро о тебе будут говорить в прошедшем времени.
– А что случилось? – с испугом спросил я.
– Сюда, на этот мост попадают те, кто находится между жизнью и смертью. Ты как раз сейчас и балансируешь между ними.
– Понятно, что ничего не понятно… А я сейчас кто?
– Ты это ты, я это я, – ответил ангел и пожал плечами.
– А как я могу быть одновременно и там и здесь, если я жив.
– Ну, как тебе попроще сказать… Понимаешь, там, на земле, твое тело, так сказать, alter ego, нет, лучше будет сказать, altera pars, то есть «другая сторона», а здесь как бы душа, но в тоже время они все равно едины и составляют одно целое. Душа и тело разделяются полностью только в момент физической смерти.
– Интересно…
– Очень интересно… Прямо дух захватывает! – с какой-то злостью в голосе сказал ангел.
Я пытался спешно сообразить, что же мне делать. Я угодил в ситуацию настолько неправдоподобную, что мой жизненный опыт молчал, как партизан, а ангел-хранитель, по всей видимости, объявил забастовку.
– И ты хочешь сказать, что я погибаю, – закричал я, – а ты здесь прохлаждаешься!
– А я что могу поделать, коли ты – болван невнимательный! – завопил в ответ Серафим. – Сам виноват.
– Объясни, что же произошло на самом деле?
– А-а-а… пустяк… Такое с каждым может случиться. Твой самолет упал в тайгу. И ты третьи сутки без тепла и пищи. Но если бы ты проявил хоть чуточку сообразительности, то не был в таком катастрофическом положении. И боюсь, ты её не проявишь. Жаль!
– Странно, – пробормотал я, проигнорировав его выпады в мой адрес. – А почему я не чувствую ни голода, ни холода?
– Телесные муки – для тела, а душевные, сам понимаешь, чей удел.
– Что же делать? – с отчаянием спросил я у своего ангела-хранителя.
– Dimicandum! Надо бороться! – воскликнул ангел. – И мы будем бороться! Будем!?
Я согласно закивал головою.
– Хочешь на себя полюбоваться?
Несмотря на все его ехидство, я кивнул. Прошла одна минута. Пять минут – ничего не происходило. Я заерзал, как нетерпеливый зритель, который отсмотрел уже свою порцию утомительной рекламы в ожидании начала фильма.
– Ты кого-то еще ждешь? – Серафим демонстративно покрутил тем, что можно было считать его головой. – Ну, что ты не начинаешь?
– Я? А что я должен делать?
– Вот с этого вопроса и нужно было начинать… Нет, дружок, я начинаю в тебе разочаровываться. Вот так познакомишься поближе, и все сразу становится ясно. Твоя беспечность всегда тебя подводила. Вначале она была отголоском детства, а затем, что самое печальное, переросла в глупейшее мировоззрение, превратившись в банальный нигилизм или, как у вас сейчас принято говорить, пожизненный пофигизм. И для ангелов-хранителей оберегаемые ими пофигисты, вот такие, как ты, стали сущим наказанием. Стоит зазеваться – и наш подопечный либо на больничной койке или, того хуже, – под венцом! И вот так всю жизнь! Вытащил из одной лужи, глядь, а он уже сидит в другой…
Серафим начинал меня раздражать. Его манеры учителя, читающего мораль малолетним преступникам, порядком утомили.
«Как замечательно, что у него нет розог, а то порол бы за любую провинность. Как бы его заткнуть?»
– Не груби старшим, – зарычал на меня деспотичный ангел, прочитавший мои мысли, как открытую книгу. – Смотри, слушай и запоминай. Дважды повторять не буду, – поспешно добавил он.
На самом деле все оказалось довольно-таки просто. Мне-то всего и нужно было только нащупать нить жизни, связывающую тело и душу. К собственной и Серафимовой радости, у меня получилось со второй попытки. Увиденное потрясло меня до глубины души.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».