Сетенай взял его и развернул, разгладив на коленке – на бумаге обнаружилась часть символа, разорванного пополам. Он больше не извивался – совсем как жук, проткнутый булавкой.

Сетенай отдернул руки от символа, как будто тот мог ужалить.

– Это было частью оберега, – сказал он. – Почему ты решила, что сможешь справиться?

– Я не хотела раскрывать наше инкогнито, – сказала она. – Простите.

Закрыв глаза, он медленно выдохнул, явно пытаясь совладать с собой.

– Кажется, тебе придется объяснить, что именно здесь произошло.

Покраснев от стыда, она начала рассказ. Сетенай немного расслабился, узнав, что единственным свидетелем случившегося был Парца.

– Он не из болтливых, – заметил Сетенай. – Возможно, стоит поднять ему жалованье.

Но он все еще казался мрачным. В желудке поднималась тошнота – в дополнение к пульсирующей головной боли от лотоса.

– Там был лотос, – сказала она. – Такой же, как в… вы знаете.

– Знаю, – кивнул Сетенай.

– Простите, – повторила она, опустив взгляд. Он вздохнул.

– Ты приняла неверное решение, – сказал он. – Я ждал от тебя большего. Но ничего страшного не произошло, чему я очень рад.

– Нам придется уехать из города? – спросила она. – Это прислал Олтарос?

Сетенай взял со стола вторую часть письма, развернул и приложил обе половинки так, чтобы ключевой знак совпал.

– Нет, не думаю, – ответил он. Ксорве с облегчением отметила, что его голос звучал заинтригованно. Когда что-то привлекало его внимание, он переставал гневаться. – Если бы Олтарос знал, где мы, он бы явился лично.

Он снова посмотрел на бумагу. Изорванный символ напоминал застарелое пятно крови – неподвижное, но яркое.

– И я очень сомневаюсь, что Олтарос стал бы добавлять к оберегу пепел лотоса. Нет. Это кто-то другой. Кто-то, кто еще меньше расположен ко мне, – он задумчиво улыбнулся, – и все еще лелеет свою обиду.

– Не понимаю, – сказала Ксорве. Она ни за что бы в этом не призналась, не будь она такой измученной. Голова будто наполнилась слизью и булавками. Напряжение сменилось облегчением, и ее клонило в сон. – Мы в опасности?

Сетенай продолжал улыбаться. Казалось, Ксорве пропала из его списка неотложных проблем.

– Не особенно. Это едва ли можно счесть серьезным покушением на мою жизнь. А ты и вовсе не должна была открывать послание.

– Я знаю, я не… – ответила она.

Он покачал головой.

– Оно предназначалось мне. Своего рода ход в игре. Маленький отравленный дротик. Оранна может преследовать разные цели, но она не желает мне смерти.

– Оранна… та самая Оранна? Хранительница архивов? – удивилась Ксорве.

– Она не простила мне того, что я оставил ее в Доме Молчания, – ответил он.

Ксорве прекрасно помнила, как застала Оранну в архивах вместе с Сетенаем, и взгляд, которым эти двое обменялись. И тут ее осенило, что мог означать этот взгляд.

– Вы хотите сказать… – начала она, но не могла придумать, как сформулировать.

Ей было удивительно трудно представить, что Сетенай мог… вроде как мог… ну, он вовсе не старый… но, может быть, она не так все поняла?

– Между вами была… любовь? – спросила она, не поднимая взгляда. Неправильное слово. Слишком примитивное и обыденное.

– Любовь? – переспросил Сетенай. В его голосе слышалось изумление – как будто Ксорве была попугаем, неожиданно выучившим новое слово. Ксорве вжалась в диван. – Нет, не думаю, – продолжил он задумчиво, как будто такая идея никогда не приходила ему в голову.

От Синих Вепрей она набралась знаний о том, как люди могут проводить свободное время, и узнала всевозможные слова, которыми эти занятия описываются, но думать об этом и Сетенае в одном предложении было выше ее сил.

В последнее время она чувствовала себя умной и искушенной, она научилась владеть мечом и склонять глаголы, но тут она допустила промах. Ксорве зарылась лицом в подушки, чтобы скрыть румянец. Но мысли Сетеная уже снова обратились к письму. Тема была закрыта.

Столешница была припорошена пылью от лотоса, осевшей спиралями вокруг словаря Парцы.

– Хм, – сказал Сетенай, ткнув в книгу кончиком пера. – Безопасность прежде всего.

Он достал перчатки из внутреннего кармана плаща. Ксорве почти никогда не видела, чтобы он их носил: видимо, они предназначались для магических ритуалов.

Перчатки были сделаны из мягкой темной кожи, и, как и все вещи Сетеная, когда-то были расшиты, но за долгие годы вышивка поблекла и стерлась.

Сетенай взял в руки словарь и осмотрел его, подняв бровь. Задняя обложка обуглилась, в ней зияла дыра, и многие страницы оказались прожжены насквозь.

– Придется заплатить за него Парце, – сказал он.

– Простите, – сказала Ксорве. – Это первое, что попалось под руку.

Сетенай хитро улыбнулся ей. К нему вернулось хорошее расположение духа, как будто послание Оранны было дружеским письмом.

– А ты сообразительная. И я рад, что раз уж пострадала книга, то не моя, а Парцы.

Он осмотрел стол. Там, где прежде лежал словарь, теперь зияла дыра в столешнице, напоминавшая фолиант очертаниями. Ксорве поежилась – стол был недешевым, но Сетеная, казалось, это совершенно не беспокоило.

– Смотри-ка, – сказал он, собрав пригоршню каких-то тонких предметов с испорченного стола. Ксорве вытянула шею. На ладони Сетеная лежали чьи-то косточки не длиннее спички. Они были плохо очищены – тут и там виднелись высушенная кожа и хрящи. – Нам повезло, что ты уничтожила не все. Мне они пригодятся.

Ксорве отодвинулась в дальний угол дивана, слушая его вполуха. Ей хотелось пить, чтобы избавиться от привкуса ржавчины во рту, но она не могла заставить себя подняться. Новость об Оранне выбила ее из колеи, но она не могла найти этому объяснения. Она не то чтобы считала, будто Дом Молчания и его обитатели перестали существовать после ее побега, – скорее неприятно было осознать, что они все еще так близко.

– А как Оранна узнала наш адрес? – спросила она с дивана.

– Боюсь, дело в том, что я рискнул ей написать, – ответил Сетенай. – Когда-то давно мы обсуждали совместные поиски. Я хотел узнать, интересует ли ее это по-прежнему. Судя по всему, это ответ.

Он сидел за столом, сортируя кости – череп размером с наперсток, зазубренные кости и прочее.

– Видимо, это значит «нет», – с надеждой заметила Ксорве.

– Хм, – ответил Сетенай. – Не уверен. Видишь ли, это скелет маленькой летучей мыши.

Он почему-то был очень доволен. Ксорве заглушила стон подушкой.

– Такие животные не водятся в северном Ошааре. Они предпочитают теплые края. Оранна по собственной воле покинула Дом Молчания. Это не отказ – это приглашение. Очевидно, она напала на след Реликвария.

После того, как Ксорве легла спать, Сетенай ушел, забрав с собой скелет летучей мыши. Он не впервые исчезал ночью. Обычно к утру он возвращался, но в этот раз Ксорве предпочла бы, чтобы он остался. Едва ли Оранна появится в винной лавке и потребует, чтобы Ксорве вернулась к Святилищу или что-то в этом роде – но без Сетеная комнаты казались менее безопасными: совсем как чашка, которая дала трещину, хотя из нее по-прежнему можно пить.

Ксорве никак не могла выкинуть из головы мысли об Оранне и Сетенае. Как будто она упустила из виду важные черты его личности и не знала об этом. Она задавалась вопросом – какой он, когда его нет рядом.

Ее разбудил стук в дверь. На дворе была ночь, Сетенай вернулся. Он вручил ей финиковое печенье и попросил собрать вещи.

– Почтовый корабль отплывает через час, – сообщил он как нечто само собой разумеющееся.

– Я тоже еду? – спросила она, не проснувшись окончательно. – Куда мы отправляемся?

Она уже понимала: бессмысленно напоминать ему, что утром ее ждет тренировка, а днем занятия.

– В Эчентир. Истребленный город, – ответил он. Ей это ни о чем не говорило. – Возьми с собой меч и теплую одежду.

– Как обычно, – заметила она, роясь в шкафу в поисках зимней одежды. – Мы надолго уезжаем? – спросила она, но Сетенай уже вышел из комнаты.