– Про убийство мы не говорили. Зачем ты это сделал? Зачем вообще в драку полез? Это ведь было не обязательно!

− Обязательно, − зло отвечаю я. – Крыс был моим информатором. Это он выманил меня на встречу, в которой меня едва не пристрелили. Он так явно не одного меня подставил – это во-первых. Во-вторых, он мог меня узнать. Если кто в той шайке и помнил мой голос, так это Крыс, и в-третьих…

− Ты спятил, Игорь! – перебил меня Андрей и отвернулся. – Жду в баре, потому что я лично без виски видеть твою яростную рожу не в состоянии.

Он ушел, хлопнув дверью, а я посмотрел на себя в отражении в размазанном зеркале. Он прав. Я спятил от гнева, ярости, ненависти и… любви. Если бы я знал, что Аня жива, я бы ее выкрал, я бы…

Что мешает мне сделать это теперь? Ее ребенок… от этого урода…

Я иду в комнату, достаю телефон, открываю заметки.

Игорь Сергеевич.

Еще и моим именем назвала…

Сука!

За окном уже рассвело.

Я прячу кровавые мокрые шмотки. Одеваюсь и иду в бар. Может быть, хоть что-то сможет навести порядок в моей голове.

Игорь

Бар оказался пуст, что неудивительно для такого времени суток. Скорее меня удивляло, что он работает. Бармен услужливо поставил второй стакан со льдом, когда появился я и отошел в сторону.

Явно чтобы нам не мешать.

Андрей сам налил виски в мой стакан из оставленной бутылки и кивнул мне.

Разговор будет тяжелый и неприятный. Мне было заранее стыдно за себя, но я сел, выпил и посмотрел на Андрея.

− Давай проясним, − сказал он мне строго. – Ты узнал, что твоя невеста жива, и мы приехали сюда, чтобы выяснить… что именно выяснить, Игорь? Ты говорил, что хотел с ней поговорить, но при этом занимаешься чем-то другим. Так что ты хочешь выяснить? Мы даже знаем, кто именно тебя убивал.

Он говорил очень тихо, но уверенно. Делал глоток виски и смотрел на меня испытывающе.

− Извини, − это все на что меня хватает.

− Игорь, ты что драки хочешь? – спросил Андрей. – Вроде уже выяснили, что ты не только мой помощник, но и друг. Так какого?

− Вот именно! Какого?! – воскликнул я и тут же притих, видя, как обернулся на нас бармен.

Он протирал бокалы в стороне, а теперь посмотрел на нас, явно опасаясь, что мы тут можем подраться. Такое с нами вряд ли случится.

Я стараюсь успокоиться, медленно выдыхаю и потом только продолжаю.

− Я не понимаю, что произошло, − признаюсь я. – Она как не она, еще и с этим. Да это просто… у меня приличных слов нет.

− Поэтому ты и хотел поговорить с ней, разве нет?

− Хотел, но…

− Слушай, Игорь, ты или решаешь все вот это или мы уезжаем прямо сейчас, потому что мне не нравится то, что ты творишь, − заявил Андрей. – Я готов рискнуть машиной еще раз, но подстроить игру нам точно уже никто не позволит, так что думай что-нибудь еще или просто признай, что тебе не нужна правда.

Я его чуть не ударил. Мне не нужна правда? Да что ты несешь? Я даже подскочил на месте, а потом выдохнул:

− Можно я просто посплю? – спросил я в итоге, понимая, что мне надо взять себя в руки и действительно включить голову.

− Да, иди. Дайте ему с собой льда, а то вон губа какая опухшая…

Мне действительно дали льда, сгрузив его в небольшой пакет. Я приложил его к верхней губе разбитой и зацелованной ее губами, но не ушел, а просто сел обратно. Быть одному было тяжело.

− Пей и думай вслух, обычно это тебе помогает, − сказал Андрей, подлив мне виски.

Бармен как раз отошел в сторону, и я действительно смог говорить, хоть и тихо. Игравшая музыка полностью глушила наш диалог от чужих ушей.

− Я был уверен, что она мертва, − начал я.

− Это я помню. Ты говорил, почему, кстати?

− Ну… помнишь, я сбежал из больницы после последней операции и ты не стал меня искать… до сих пор не понимаю, почему?

− А что за тобой бегать? Во-первых, куда ты денешься без документов-то, официально мертвый. Во-вторых, если и правда денешься, то молодец и мне уже тебя не поймать. Ну и, в-третьих, если ты не помнишь, я не собирался никогда держать тебя при себе, как зверушку на привязи.

− Это да, хотя тогда я в это не верил, просто всякий раз, когда пытаюсь представить, сколько денег…

− Мы не о деньгах, а о твоей Ане, − снова перебил меня Андрей. – С чего ты взял, что она мертва?

− Я приехал сюда, − признался я. – Она должна была быть в той квартире. Они знали, что она моя девушка, невеста, короче, что она моя! Я боялся, что с ней могли что-то сделать, потому приехал. Квартира все еще была опечатана, что меня очень удивило. Почти год прошел, потому я стал спрашивать у соседских старушек, мол, в вашем подъезде жила девушка Аня, не знаете, где она?

Я это сказал и снова вспомнил как это было страшно. Я смотрел на них и боялся узнать ответ, а у меня спрашивали, кто я такой. Я плел что-то о том, что мы были в одном детском доме, а они так странно на меня смотрели.

− Забудь ее, милок. Просто забудь, − сказала одна из старушек, и у меня все внутри оборвалось и похолодело.

− Ее квартира так и опечатана и вот это… что я должен был подумать? – спросил я у Андрея.

− Игорь, когда дело касается Ани, ты идиот, не следак, − заявил он уверенно. – Такого бреда я от тебя не ожидал. Ты потом не мог перепроверить?

− Мог, но…

Я плечами пожал. Конечно, идиот, именно так я себя и почувствовал, когда Андрею передали документы о моем расследовании, передали от девушки погибшего в этом расследовании человека.

Быть тем самым погибшим и понимать, что их отдала она… что она жива… что она с этим уродом!

Я сжал кулак. Стиснул зубы и больше ничего не говорил.

Если она меня предала, то зачем искала, кому можно передать найденные мною факты, а если не предавала, тогда почему она с моим злейшим врагом? Почему?!

− Так, все! – перебил мои мысли Андрей. – Я соглашаюсь на вторую игру, а ты к вечеру придумывай, как будешь говорить с ней в обоих случаях. – Он встал. – Ах, да. Если я проиграю машину, то уменьшу твое жалование вдвое. Это будет честно.

Он ушел, а я просто хотел не думать о том, сколько я ему должен.

Анна

Когда снова приехал Толик, я даже не поняла зачем. Я его не звала. Муж никаких распоряжений тоже не давал и дома не появлялся.

Я сказала ему, чтобы он поднялся в квартиру. Думала, спрошу зачем он приехал, а сама тут же вспомнила.

Из-за этой ужасной, страшной, совершенно дикой ночи я совсем забыла, какой сегодня день.

Теперь я быстро одевала Игорешу, отрывая его от конструктора с большими деталями.

− Ну… Маааама, − плачет от недовольно.

− Потом поиграешь, маленький, нам с тобой к дяде доктору ехать.

Он сразу замер, насупился и даже испугался.

− Не бойся, мой хороший, − уговаривала его я, усадив к себе на колени в одной штанине, бог с ней со второй. − Помнишь, дядя доктор делал вот так трубочкой? − спрашиваю я у него и вожу пальцем по его животу и груди.

Он сразу начинает улыбаться и смеяться. Он, как и я, боится щекотки. Реагирует на прикосновения к животу веселым хихиканьем и ручками своими маленькими от меня отбивается. Чтобы он окончательно развеселился, я действительно начинаю его щекотать очень осторожно, потому что его такой игрой и до слез довести можно. Я хорошо знаю своего сынишку и потому смеюсь вместе с ним.

− Вот доктор опять так проводит трубочкой, а потом мы поедим мороженое, − обещаю ему я и все же одеваю его.

Я боюсь его узи много больше, чем он докторов. Мне кажется, что плохих новостей я просто не переживу. Сегодня так точно.

Документы у меня все собраны в большую толстую папку, которую я давно приготовила. Деньги на поездку муж мне тоже выдал заранее. При всех его недостатках, когда дело касалось моего сына, он держал слово, просто доставал кипу денег и рассчитывал нужную сумму и даже добавлял на мороженое. Если так будет и дальше, мой Игореша никогда не узнает о моем положении и полном отсутствии денег. Если уж Кукловод решит меня унизить, то не при нем. Это слово он тоже держит, пока держит.