Наручники оказались соединенными с цепью, которую закрепили, только опустив мои колени на пол у кровати. Я попыталась пинаться, но мои ноги держали так крепко, что я с трудом могла дернуть ногой.

− Твари, − не выдержала я.

− Посмотрим, что ты будешь петь утром, когда я за тобой приду, − сказал мой муж, а я-то думала, что он уже ушел, но нет. Он стоял где-то за мною и любовался тем, как мне связывали ноги и крепили веревки где-то под кроватью.

− Да, вот так, − одобрительно сказал он и я содрогнулась.

Так это тоже его приказ? Так он вот тут вот так женщин связывает? Для себя? Для других?

Разозлилась и тут же поняла, что глупа, потому что мне надо не об этом думать. Мне надо спасаться.

Сильные руки исчезли. Дверь закрылась и стало тихо.

Я снова посмотрела на мужчину. Он так и стоял у стены, разъедая меня взглядом.

− Если вы хотите отомстить так моему мужу, то напрасно. Ему все равно, неужели вы не понимаете?

Его губы искривились в зловещей усмешке. Он смеялся надо мной.

− Нет, − простонала я отчаянно.

Только одно объяснение я видела. Этот человек безумен и ему нравится все это, но я не хотела сдаваться.

− Пожалуйста, отпустите меня, − попросила я.

У него дрогнули губы. Он явно собрался мне что-то сказать, даже дернулся ко мне, но вдруг передумал и быстро обошел кровать.

Я пыталась за ним следить, но он специально скрылся от моих глаз, а я могла как угодно ерзать на кровати, но увидеть его не могла.

− Прошу, − снова сказала я и тут же умоляла, чувствуя как его ладонь легла на мою попу.

Только тут я поняла, что, пытаясь обернуться, извивалась на простыне, виляя задом перед диким зверем.

Мне хотелось молиться и не дышать, пока его пальцы полезли вниз. Он поймал правый чулок и стянул его до колена.

Боже, за что мне это?

− Умоляю, не надо, − просила я, а его пальцы косались моего обнаженного бедра.

Он прикасается едва ощутимо, но мне кажется, что меня прожигает его взгляд. Я еще раз пытаюсь обернуться.

− Ну, вы же нормальный человек, вы же не сделаете этого? – спрашиваю я, потому что он позволяет мне увидеть свое холодное лицо.

Он ловит мой взгляд и вопросительно приподнимает бровь. У него страшные безжалостные глаза и лицо без единой эмоции. Даже эту бровь я не знаю, как трактовать. Самое жестокое, что глаза эти серые, как речные камни в солнечный день. Такого же цвета были глаза у Игоря, но другие − добрые, ласковые…

− Отпустите меня, умоляю, − прошу я и пытаюсь выпутать ноги из веревок. Это бесполезно, но я должна делать хоть что-то. − Неужели для вас это вот так? − продолжаю я, пытаясь от него отстраниться. − Просто потому что выиграли у моего мужа в карты?!

Только, видимо, мужа я зря упомянула. У него в глазах что-то блеснуло и он задрал юбку моего платья так резко, что ткань затрещала. Я вся сжалась.

Мне казалось, что он сейчас разорвет меня на части. Его пальцы впились в мои ягодицы.

− Прошу вас, ну не делайте вы этого, вы же человек, а не…

Я не смогла договорить, потому что он вдруг прижался ко мне щекой.

У него была щетина. Она пробивала мурашками всю меня, но не только потому что на обнаженной окружности моей попы чувствительная кожа, а потому что так делал только один человек. Человек, которого больше нет.

Игорь.

Это имя буквально застряло у меня в горле. Мне хотелось произнести его вслух, но я не могла себе позволить осквернить память хорошего человека, на которого этот зверь не был похож.

Может, я сошла с ума? Может, мне только кажется.

Он прикоснулся губами к одной из моих ягодиц, и горячие мурашки побежали по коже.

Игорь.

Имя прямо крутилось на губах, но я кусала их, чтобы ничего не говорить.

Он скользил руками по моей спине и целовал попу, целовал трусики и я позорно чувствовала, что мое тело возбуждается.

Это не от него. Это только воспоминания!

Я ругаю себя и закрываю глаза, а он вдруг отстраняется. Я почти выдыхаю.

Он сжалился?

О нет! Он даже не думал о жалости. Черный широкий галстук вместо повязки лег мне на глаза и руки снова вернулись.

− Нет, − прошептала я.

От этого наваждения можно было сойти с ума. Каждая клеточка моего тела ныла и требовала ласки. Теперь, когда я не видела ни своего спасителя, ни серых стен, я провалилась в безумную мечту о руках своего единственного любимого человека.

− Прекрати, − требовала я, а он прикасался к моей спине, пробирался руками под мое тело и сжимал грудь, а я вспоминала наслаждение.

Это были его руки! То ли я сошла с ума, но это его руки! Этого не может быть. Игорь мертв, он совсем не похож на этого человека, но его руки…

Он снова отстранился и резко дернул вниз мое белье, а я не могла противиться. Разве можно запретить себе ночь с человеком, которого ты любишь больше жизни? И неважно, что его больше нет. Я буду думать, что это Игорь, раз уж мне все равно не сбежать.

Игорь

Она меня не узнала. Она и не могла меня узнать, зато я не только узнал, я уловил запах ее духов. Она их не изменила с тех пор. Едва уловимый цветочный аромат прошиб меня до боли.

Моя!

Хотелось и забрать ее, и убить. Как она могла? Это единственное, что я хотел знать, вернувшись сюда.

Как ты могла, Аня?

Только это была уже совсем не она. Ее глаза. Ее губы. Ее скулы. Ее тело, но совсем другой человек. Ее длинные русые волосы были теперь коротко острижены и выкрашены в пошлый светлый блонд, еще и красная помада.

Она вошла в клуб, как элитная шлюха, а потом как шлюха оказалась на кровати. Я пришел сюда, чтобы задать ей тот самый вопрос.

«Какого черта, Аня?»

Только о каких вопросах теперь может идти речь?

Стоило к ней прикоснуться и в голову, и так переполненную яростью, ударило желание. Сколько я ее не видел? Сколько я к ней не прикасался? Сколько я не прикасался ни к кому, веря, что ее больше нет?

Спущенный чулок. На бедре у нее белая полоска, едва уловимая. Она осталась, когда в детстве она пыталась найти на свою попу приключения. На самую сладкую попу…

Зачем я здесь? Это уже было не важно.

Она вертелась на кровати и я просто ее хочу, какие уж тут разговоры? Да и о чем? Я завязываю ей глаза, чтобы она не отвлекалась на свое положение и вот она совсем расслабляется в моих руках.

Обнимаю ее и сминаю грудь. Моя Аня, та моя Аня, от которой осталась только эта кукла, обычно отставляла зад и терлась о мой пах, сама, потому что это были только наши с ней игры.

Я приближаюсь губами к ее шее. Мне хочется прикусить ее кожу, а потом лизнуть, чтобы услышать ласковый стон, после которого так Аня всегда откладывала книгу, любую. Всегда. Она выбирала меня, но выдать себя я не могу.

Я ненавижу ее. Люблю и ненавижу, стягивая черные стринги. Та Аня, которую я знал, никогда бы такие не надела, а еще она не легла бы под Кукловода.

От этой мысли я скалюсь и сжимаю ее бедра.

В голове сплошной шум. Член давно налился кровью и теперь требует свое. Это моя женщина, черт побери! Я был у нее первый и должен был остаться единственным! Так какого хрена, Аня!?

Я едва не произношу это вслух, а она выдыхает протяжно, заставляя меня заметить, как ее кожа вокруг моих пальцев побелела.

− Пожалуйста, − шепчет она, когда я ослабляю хватку.

Что пожалуйста? Трахнуть тебя? Отодрать тебя, как шлюху, которой ты стала? Какое тут пожалуйста?

Я вскакиваю на ноги и даже отступаю, потому что хочу на нее наброситься, хочу, чтобы она снова была моя, хочу, чтобы она шептала мое имя, задыхаясь, хочу, чтобы она извивалась подо мной без всех этих веревок…

− Умоляю, − шепчет она и кажется всхлипывает.

Умоляет она! Вот не бойся, деточка, тебя уж я точно трахну, да так, что ты на всю жизнь запомнишь!

Я возвращаюсь к кровати, опускаюсь рядом на колени и почти прикасаюсь к ней вновь.

− Отпусти меня, − просит она. – Умоляю, отпусти.