— Первый раз лечу настолько далеко. До этого путешествовала только внутри страны, — призналась Сакура. Ей хотелось делиться с Саске своими впечатлениями и рассказывать о себе. Она чувствовала, что время для этого пришло, и подобные разговоры органично вплетутся в нынешний уровень их взаимодействия.

— Да? — в его глазах мелькнуло удивление. — В таком случае, эта поездка должна стать для вас чем-то совершенно новым и, не побоюсь этого слова, фантастическим. — Сакура улыбнулась. Кажется, он поймал ее волну, и можно смело продолжать вести диалог в заданном ею направлении.

— Вы, наверно, много где были? — спросила она, сделав глоток сока.

— Немало. В детстве часто ездили с родителями в туристические поездки по Европе и один раз в Египет. — Сакура внутренне напряглась. Не вызвала ли она этим вопросом болезненные воспоминания? Однако Саске, казалось, был абсолютно спокоен: в его теплом голосе не чувствовалось ни капли грусти. — Потом, когда стал заниматься наукой, много работал в Азии, а за последние два года довелось побывать на конференциях в США.

— Как здорово! — ей было приятно получить такой развёрнутый ответ. Какой у него, должно быть, широкий кругозор. Сакура наслаждалась этим захватывающим дух процессом общения, и переживания о «сюрпризе» Таюи в настоящий момент ее не беспокоили.

— Но в Южную Америку тоже лечу впервые, — продолжил делиться Саске своим географическим опытом. — Эта поездка должна быть уникальной во всех отношениях. — Сакура замерла. Во всех отношениях? Здесь есть на что-то намёк, или это просто ее богатое воображение? — Совершенно особый мир, — словно уточнил он в ответ на ее неоднозначную мысль.

— Да, это точно. Кстати, Орочимару-сама говорил, что чем дальше от крупных городов, тем хуже люди владеют английским, — вспомнила Сакура. — А в той глуши, где находится наша биостанция, местные жители вообще его не знают.

— Да, это факт, — кивнул головой Саске. — Орочимару много работал в Южной Америке и неплохо освоил испанский, а я взял с собой японско-испанский разговорник, и буду в случае чего им пользоваться.

— Я тоже взяла! — оживилась Сакура. — И уже выучила несколько фраз.

— Каких? — полюбопытствовал Саске.

— Буэнос диас — доброе утро, буэнос тардес — добрый день, буэнос ночес — добрый вечер и доброй ночи, грациас — спасибо! — Она была рада продемонстрировать ему свои скромные познания в испанском. — Но вы наверное это все и сами знаете?

— Да, это я знаю и еще кое-чего, но не сильно больше вас. Кстати, надо иметь в виду, что буэнос ночес у них говорится начиная с восьми вечера и позже. И только при приветствии, а не для пожелания спокойной ночи. — Сакура кивала головой и продолжала радоваться, что Саске ведет с ней такой обстоятельный разговор: желание и заинтересованность в общении были налицо.

Тут перед ними внезапно возникла Таюя, которая, судя по всему, направлялась в туалетную кабинку.

— А, испанский учите? — спросила она с лёгкой дружелюбной ухмылкой.

— Скорее делимся скромными познаниями, — ответила Сакура. Казалось до того, что она сидит рядом с Саске, Таюе нет абсолютно никакого дела. Для той это было так же естественно, как и ее соседство с Кабуто, и она воспринимала все их взаимодействие, как простое общение коллег, не улавливая всех нюансов и тонкостей.

— Если будут вопросы — обращайтесь, — хмыкнула Таюя.

— Ты знаешь испанский? — с удивлением спросила Сакура.

— Это основной иностранный язык в университетах США, — пояснил Саске.

— Да, — ответила Таюя. — Пока весь мир учит английский, в штатах подавляющее большинство изучает испанский. Еще бы — на нем говорит почти вся Латинская Америка.

— Да, логично, — согласилась Сакура. — Значит, и Кабуто его учил?

— Ага, — кивнула головой Таюя. — Так что, испаноговорящих в нашей компании больше, чем казалось на первый взгляд. Не пропадем! Ладно. Адьёс, амигос! — попрощалась она на испанский манер и, стрельнув взглядом в Саске, развернулась и направилась в сторону туалетной кабинки. Сакуре стало не по себе, и в голове опять всплыл случай на досмотре ручной клади.

Вскоре стали развозить еду. Меню было весьма неплохим: паста с курицей в сливочном соусе, овощной салат, сыр, булочка и пирожное с чаем. Несмотря на весь шквал эмоций, аппетит у Сакуры, к счастью, не пропал — она не ела с обеда. Во время ужина Сакура аккуратно поглядывала на Саске: все, что он делал очаровывало ее, и поглощение пищи не являлось исключением.

После того, как стюардессы собрали у пассажиров грязную посуду, свет в самолете выключился — настал тихий час. Спать Сакуре не хотелось совершенно — радостное возбуждение от близости и общения с Саске делало свое дело, не подпуская сон ни на йоту. Разговор происходил на пониженных тонах и ушел в сторону науки: обсуждались планы по работе в экспедиции и сведения о всевозможных обитателях перуанских джунглей. Сакура могла болтать об этом часами, а с Саске — тем более: вести подобные беседы с ним было крайне захватывающе и интересно.

Полет над Тихим океаном продолжался. В салоне было темно, раздавался мерный шум двигателя, и самолет периодически потряхивало при попадании в очередную зону турбулентности. Саске осторожно поднял шторку иллюминатора: где-то вдали просыпалось солнце, формируя с края еще сумрачного неба причудливую алую полоску, сообщающую о приближении утра.

— Как красиво, — тихо произнесла Сакура, охваченная восторгом.

— Посмотрите поближе, — ответил Саске, отодвигаясь от окна, чтобы она смогла лучше разглядеть открывающийся вид.

С замиранием сердца Сакура подалась вперед, следуя его рекомендации. Бескрайняя густая пелена простирающихся далеко внизу облаков была окрашена в фиолетовые цвета и напоминала вспенивающиеся волны, а алая полоса продолжала расширяться и постепенно переходила в оранжево-желтые тона, щедро одаривая ими светлеющее небо.

Здесь, на высоте одиннадцати тысяч метров, Сакура завороженно наблюдала за пробуждением солнца и, наслаждаясь чувством прикосновения к прекрасному, ощущала невероятное счастье, что делит этот исключительный момент именно с Саске.

Облака постепенно превратились из фиолетовых в молочно-белые, а небо полностью посветлело — утро заявило о своих правах, оставляя темную ночь позади. Чтобы не будить спящих людей проникающим в салон самолета светом, Саске аккуратно прикрыл створку иллюминатора и тихо сказал:

— Хоть летать в ночь и утомительно, но ради подобных картин стоит того.

— Да… — прошептала Сакура, пребывая в волнительном восторге: оказывается, он еще тот ценитель красоты. Подобное открытие вызвало в душе новый шквал чувственного трепета.

— Я думаю, что надо поспать, — рассудительно произнес Саске. — Впереди предстоит еще долгий путь. Я-то привык к подобным перемещениям, а для вас это может быть тяжело.

Сакура была тронута очередным проявлением его заботы, но внутри все активно сопротивлялось. Какой может быть сон, когда у них такое волшебное времяпрепровождение?! Однако она решила не спорить, а покорно принять это предложение: несмотря на слова о привычности подобных перелётов, Саске, возможно, сам устал и хочет сейчас отдохнуть.

Прогулявшись по очереди до туалетных кабинок, они начали устраиваться на сон. Сакура проглотила пару таблеток пустырника, предусмотрительно захваченных на случай непредвиденных волнений: она надеялась, что данный препарат поможет успокоиться и уснуть.

— Спокойной ночи, — тихо произнесла Сакура, переведя кресло самолета в полулежачее положение и укрывшись пледом, выданном стюардессой.

— И вам, — ответил Саске, производя аналогичные манипуляции.

Откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, Сакура попыталась настроиться на сон, однако не тут-то было: в голову одна за другой лезли волнующие мысли. Она и Саске засыпают вместе! Пусть это и происходило всего лишь на соседних креслах самолета, но сам факт вызывал в теле дрожь, которая усиливалась при прокручивании в сознании фрагментов их общения с начала полета. Сакура осторожно посмотрела на Саске сквозь царящий в салоне полумрак — его глаза были закрыты и, возможно, он уже находился во власти сна. В таком виде, да еще укрытый пледом, он выглядел особенно трогательно, и осознание этого факта лишь ускорило и без того учащённое сердцебиение.