- Люблю тебя, – прошептал он.

- Я тебя больше…

Они долго лежали молча, расслабленные, покрытые потом и глянцевыми потеками.

- Моя очередь, – голос Лешки прозвучал тихо, но неожиданно решительно. – А ну, переворачивайся, красавчик. Сейчас мы твою попку проверим.

- Эй, ты чо? – лениво, но в то же время с опаской проговорил Энди.

Лешка ухмыльнулся, смазывая руку лубрикантом.

- Бля, да у тебя же ногти наманикюренные!

- Ничего, не длинные!

- Мне такого не делали!

- Сейчас сделают.

- Бля. Я твою жопку пожалел, а ты мою??

- Не боись. Ты же знаешь, у меня ручки тонкие, узкие, нежные, – хихикнул Лешка. – А ну, раздвигай, свои царские полушария!

Обладатель “царских полушарий” опасливо засопел, но выполнил приказ.

- Леш, только аккуратно. Ага. Вот. Ой.

- Ты что, одного пальца боишься? У тебя там уже такие кувалды побывали!

- Не, не боюсь… Просто… Ой!

- Спокойно. Расслабься. Ммм, как у тебя там горячо…

- Леш… ммм… Леха… уммм, Лех, че ты делаешь-то, бля!!

- Тсс, вот так, вот так…

- Бля, да ты садюга.

- Тебе ж нравилось всегда.

- Так внутрь мне кулак никто не запихивал!

- Какой кулак, дурында? Четыре пальчика всего.

- Четыре пальчика??? Ни хрена себе!

- Да, четыре пальчика… Нежных таких, ласковых, холененьких…

- Холененьких, бля… Ой, ммм, больно! Хорошо… хорошо… Ай, бля… Ой. Да. Да… Дааааа! Че ты делаешь?

- Тихо-тихо… Расслабляемся.

- Ааа! Стоп! Стоп. Да… Да… Да… Вот так, давай. Ну же, ну же… Да, да, давай.

Энди привыкал к боли, которая все время менялась – то была острой, раздирающей, то тягучей, сладкой. Одна рука Лешки была у него внутри, вторая водила по его вздыбленному достоинству. Энди почувствовал, как к глазам подступают слезы. Так было хорошо осознавать себя насаженным на ту самую руку – шелковистую, нежную – которую он так любил… Всё плыло перед глазами. А затем всё вдруг взорвалось – фонтаном наслаждения, в котором растворились и боль, и страх, и все на свете.

Энди издал животный крик, задергался и рухнул на испачканную простынь.

Ему было хорошо. Очень хорошо. Ему было плевать на все.

И это сумасшествие – упоение друг другом, безумный секс и просто долгие поцелуи – продолжалось почти месяц. Медовый месяц.

Нет, это вовсе не было животным сексом, хотя и его было много, очень много. И это было не просто наслаждение любовью, которую они оба так долго пытались задушить в себе. Это была странная, непостижимая потребность друг в друге. Лешка, он же Артур, он же Алверт был нужен Энди как воздух. Энди не понимал, как жил без него прежде. Прежде была не жизнь, а ее подобие, блуждание в черно-красных лабиринтах мира бдсм, попытки вслепую, наощупь обрести неизвестно что. Впервые Энди чувствовал себя действительно нужным кому-то, кроме своей мамы. Впервые Энди чувствовал, что его любят не за что-то – не за красивое лицо и тело и не за то, что он добрый, или веселый, или смелый – какой угодно. Лешка его любит, просто потому что любит. И это осознание сводило Энди с ума. Он видел, что и Лешке он сам необходим как воздух. Потому что и тот долгие годы блуждал по темным, зловещим лабиринтам, в которые его заманили еще мальчиком и из которых он отчаянно пытался найти выход. Энди понимал, что стал для Лешки тем, кто вывел его из лабиринтов страха и смерти в мир любви и света.

Впрочем, несмотря на ослепление любовью, оба парня не теряли чувство реальности. Они потихоньку задумывались о будущем. Ни тому, ни другому не хотелось оставаться в Москве. Они мечтали возвратиться в Лондон. Но у Энди не было денег на университет, а Лешка страшился Ферренса, который сейчас разыскивал его повсюду. Проблему учебы Энди решить было можно: Лешка готов был заплатить. И Энди, хоть и отнекивался, но был рад такому варианту. Ферренс был гораздо большей проблемой. Лешка не знал, как поведет себя этот ненормальный. Он боялся не столько за себя, сколько за Энди. В голове у него рождались планы. Например, уехать, в Париж и жить там под именем не Артура Алверта, а Алексея Вершинина. Благо на имя Вершинина был выдан вид на жительство в Великобритании, который позволял жить и во Франции. Но у Энди такого вида не было. Парни обсуждали разные варианты. И самым реальным был вариант остаться в Москве. Хотя бы на год. И тот и другой в этом случае теряли год учебы, но иные варианты были либо слишком рискованными, либо малореальными.

И было еще кое-что. Лешка временами смотрел на Энди странным, как будто виноватым взглядом. Что-то его угнетало. Что-то, касавшееся Энди.

А потом… потом что-то произошло. Энди возвратился с суточного дежурства – усталый, но счастливый оттого, что снова будет вместе с любимым. И не узнал его. Нет, вроде бы Лешка был все таким же. Но совсем другим. В нем появилась отчужденность. Холодность, хорошо знакомая Энди по временам Артура Алверта. Лешка стал капризным. Насмешливым. Едким. Казалось, он нарочно делал все, чтобы вывести Энди из себя.

Лешка разлюбил его? Нет, Энди видел, что это не так! Просто Лешка зачем-то надел одну из своих прежних масок и теперь старательно под ней прятался. Он замечал, как смотрит на него Лешка, думая, что Энди этого не видит. Лешкин взгляд был полон любви, нежности и отчаяния. А потом – снова маска. Маска надменного Алверта, гламурной пидовки, кого угодно, но только не того Лешки, которого так любил Энди. Но все попытки парня выяснить, что произошло, игнорировались.

Однажды он пытался увлечь Лешку в постель, но тот холодно произнес:

- Мне хочется секса втроем.

Лешка вздрогнул.

- Хочу, чтобы меня поимели сразу двое, – продолжала гламурная пидовка.

Энди схватил любовника за подбородок.

- Ты ведь специально это говоришь, да? Хочешь заставить меня уйти, так?

- Просто хочу тройничок. Можешь тоже поучаствовать, – холодно обронил Лешка.

Энди долго смотрел на него. Затем размахнулся и… Лешка зажмурился, ожидая пощечины. Но ничего не произошло.

- Зачем ты это делаешь? – прошептал Энди. – Зачем ты играешь со мной?

- Я не играю.

- Вот как? Хочешь тройничок? Я согласен! Хочешь фистинга? Давай попробуем.

В глазах Лешки мелькнула растерянность. Он явно не ожидал такой реакции.

- Леша…

- Что?

- Что происходит?

Лешка открыл рот, как будто хотел что-то сказать, но замер.

- Сегодня вечером идем в гей-клуб, – произнес он равнодушно.

- Искать третьего? – иронично поинтересовался Энди.

- Ну, если ты тоже отыщешь…

Энди стиснул зубы и ничего не ответил.

Лешка между тем вытащил свой латексный наряд, сбрую, штаны в обтяг, сапоги. Подкрасил ресницы, подчернил брови и чуть-чуть подкрасил губки. Энди невозмутимо экипировался рядом: натянул светлые джинсы с низкой талией и безумными разрезами на бедрах, светло-синюю майку с глубоким вырезом. По правде говоря, он выглядел сногсшибательно: стильный, накачанный, светловолосый. Лешка украдкой бросал на него взгляды, в которых сквозило нечто вроде ревности. Но молчал.

Они завалились в клуб, когда там уже стоял дым коромыслом. В барах толпилась публика, танцпол был забит разгоряченными парнями. Лешка демонстративно прижимался к Энди, всячески давая понять, что они – пара. Однако при этом по-блядски стрелял подкрашенными глазками. Один видавший виды гей как-то говорил ему, что когда приходишь в клуб без пары, то на тебя меньше обращают внимание, а вот когда в паре, то сразу начинают клеиться, пытаются отбить. Лешка чаще ходил по клубам один и никогда не испытывал недостатка внимания со стороны окружающих, но на этот вечер у него были особые планы. Энди был напряжен, крепко держал Лешку за талию и оглядывался по сторонам, словно ожидая нападения. Лешка подошел к бару и заказал две порции виски сразу по 100 г. Они выпили.

- Так ведь лучше, да, милый? – манерно спросил Лешка.

- Сколько же тут блядей, – скривился Энди.

- Москва – провинция, – томно вздохнул Лешка. – Не Лондон, чего уж там.