- Не было ничего, – повторил Лешка, погружаясь в тяжелые воспоминания.
- Да, хорошо хоть парни из гарема тогда уйти сумели. Их тоже через Хорозган вывезли… Кстати, Бенн к тебе в телохранители просился. Он тоже тогда выплыл. Живучий гад.
– Моим телохранителем он не будет, – отрезал Артур Алверт. – Он был на стороне Ферренса. В службе безопасности – пусть сидит, но к себе я его не подпущу.
- Тогда моим телохранителем его поставь.
- Да он же тебя тогда… Ты что забыл?
- Вот именно. Чувак в деле себя показал. Теперь будет охранять меня как бриллиант драгоценный. А ты, Леш, кончай ломаться. Соглашайся, и все тут. Или я за тебя соглашусь, маркиз малахольный…
- Ваше сиятельство!
- Вот согласишься, и станешь сиятельством! Давай, за тебя! И за нас! Мы уже через такое с тобой прошли, что нам сеть какая-то ебучая!
Парни выпили.
Так, в кустах на Щукинской косе было принято окончательное решение: Артур Алверт, маркиз Форсборо становится председателем наблюдательного совета Фонда стратегических инициатив. Генеральным директором, занимающимся текущими вопросами фонда, стал Эванс. Предполагалось, что Алверт будет выполнять лишь представительские функции (а чего еще ждать от 22-летнего сопляка?). Но постепенно стало выясняться, что это не совсем так. А позднее стало уже совсем не так. Юный маркиз прибирал к рукам все больше власти. И все больше вопросов решал именно он. Не слишком выпячивая свою роль. Но все знали, что последнее слово принадлежит именно ему. И оспорить это было трудно. По завещанию Ферренса именно Алверт стал распорядителем миллиарда фунтов стерлингов, предназначавшихся на нужды Сети. К тому же он наотрез отказался от другого миллиарда, который Ферренс завещал лично ему. Этот, второй миллиард, Артур тоже направил в фонд Сети. Таким образом, в его руках оказались колоссальные финансы. А значит, и подлинная власть.
Впрочем, маркиз Форсборо не слишком вмешивался в текущую деятельность Сети. Он лишь давал санкции или, наоборот, блокировал решения совета новой организации. Его правой рукой стал Энди, который развернул бурную деятельность, решая многочисленные логистические вопросы. Логистика, выстраивание различных операций было коньком Энди. Старая гвардия Сети и Антисети – Эванс, Браун, Вадим Александрович и другие – пока еще оставалась у дел, но было ясно, что эпоха меняется. Сеть уходила от политических убийств и кровавых переворотов, ее деятельность по воле Алверта сосредотачивалась именно на оказании закулисного давления – как политического, так экономического и финансового. Финансовыми операциями заведовал вездесущий Курилович. За логистику операций все больше отвечал Энди. И Лешка замечал, что Энди все больше напоминает Ферренса – не только своей деловой хваткой, но и даже мельчайшими деталями поведения. Джеймс жил в этом русоволосом парне, своем двойнике. Но без того зла, что разъедало Джеймса изнутри.
Сеть Ферренсов и Антисеть понемногу превращалась в Сеть Алверта – так ее стали именовать неофициально. Семейство Ферренсов хоть и выражало недовольство тем, что мощнейшая тайная организация уплыла из-под их многовекового контроля, но поделать с этим ничего не могло.
Артур теперь был вынужден регулярно принимать участие в официальных мероприятиях, ибо к этому его обязывал титул маркиза Форсборо. Он неизменно брал с собой Энди, который, как уже говорилось, быстро приобрел манеры светского льва. Энди приняли не сразу, но в конце концов смирились с его присутствием, ибо всем было известно, что маркиз Форсборо неразлучен с этим русским, а всем уже было известно, что молодой маркиз входит в число тех людей, с которыми лучше не ссориться. Правда, на приемы в Букингемский дворец, куда Лешке приходилось таскаться (правда, очень редко и лишь по особо торжественным случаям), маркиз своего спутника не брал. Королевский протокол этого не допускал. Но Энди не слишком от этого страдал. Хотя в отличие от Лешки оказался большим любителем великосветских тусовок.
Хотя они и были неразлучны, их совместная жизнь не была идиллической. Энди не оставил своих привычек время от времени ходить налево. Его будущий супруг смотрел на это сквозь пальцы, но несколько раз слуги замечали, что на гладкой физиономии Энди появлялись яркие царапины, явно оставленные холеными ноготками молодого маркиза. Впрочем, и маркиз порой позволял себе походы в гей-клубы без общества Энди. И те немногие слуги, которые были допущены в личные покои сэра Артура, шепотом рассказывали, что после беседы с Энди точеный носик молодого маркиза опух, а под глазом однажды появился фингал.
Но они были вместе. И сейчас, после утомительного и скучного приема, они лежали в спальне с огромным, незашторенным окном, в которое вливался звездный свет. Рядом, в шкафу, пылились bdsm-девайсы. Они все время таскали их с собой, но ни разу после возвращения с Ормуза не пользовались ими. Разве что иногда Энди брал в руки плетку, чтобы, как он выражался, «утихомирить сиятельную жопу», а маркиз тоже изредка уделывал своего спутника, когда тот слишком уж увлекался походами на сторону. Но между ними все равно царила нежность. Они оба хотели этой нежности, потому что слишком много в их жизни было жестокости. И они не питали иллюзий насчет будущего. Оно тоже будет трудным, опасным, жестоким, безжалостным. Как и у всех людей: и тех, кто пытается жить тихой и незаметной жизнью, и тех, кого носит по высоким волнам власти. Поэтому оба они нуждались в нежности и любви, которую друг другу могли дать только они и никто больше.
И сейчас Лешка стонал под своим любимым, глядя в его широко раскрытые светло-серые глаза, и открывался ему, чтобы тот заполнял его собою, чтобы вновь и вновь сливаться с ним в единое целое, которое никто и ничто не сможет разделить.
Вокруг них кружили люди и призраки, но больше не было темных лабиринтов, пропахших кровью и смертью, был только блистающий мир с мириадами звезд, мир, который принадлежал им и только им.
В этом мире они были вдвоем. И в этом мире были все, кто их любил. Но в эту тайну были посвящены только они вдвоем.
А для остальных на земле они оставались прежними. Русоволосый уверенный в себе красавец-бизнесмен со стальными светло-серыми глазами и надменный, утонченный аристократ с черными глазами, которые многим казались глазами, полными смерти.
КОНЕЦ