====== ГЛАВА 29. ЧАЕПИТИЕ В МЫТИЩАХ ======

Мытищи, август 2013 года

Энди пялился на Алверта как на привидение, а тот смотрел на обалдевшего парня с надеждой и странной тревогой.

- Я хочу быть с тобой, – тихо сказал Алверт.

Он осторожно взял Энди за руку. Тот дернулся, словно его ударило током, и захлопал глазами.

- Ты хочешь? – спросил Алверт.

- Хочу, – выдохнул Энди.

И вдруг до него дошло, что Алверт говорит по-русски. Без малейшего акцента.

- Ты… кто?

- Леша, – повторил Алверт. – Я – Леша.

- Леша?

- Ах да, я еще “Алена”. “Овца пергидрольная”. “Давалка из Парижа”, – с иронией заметил Алверт. – Слыхал, наверное?

Тут их диалог был прерван Севычем: коренастым парнем с телом, покрытым густой растительностью, который и привел Алверта сюда.

- А ну, ко мне! – он схватил Алверта за черный кожаный ошейник, красовавшийся на белоснежной шее, и потянул к себе.

Энди задохнулся от ярости. Алверта, его Алверта – ЕГО Алверта – отбирает этот хрен с горы! Парень даже позабыл, что сам выступает в роли саба. Он вскочил, схватил Алверта за сбрую, перетягивавшую тому грудь, и потянул к себе.

- Мой! – вырвалось из груди Энди. – Он мой!

- Ты! – у Севыча отвалилась челюсть. – Да ты сам раб, епта!

Энди сорвал с себя ошейник и отшвырнул его в сторону.

- Он мой! – повторил Энди, снова вцепившись в сбрую Алверта.

Остальные парни с интересом смотрели на начавшееся представление.

- Восстание раба! – весело заорал Вит. – Севыч, подавишь?

Севыч яростно запыхтел. Энди на миг опешил, он сам не ожидал от себя такой прыти, но тут он встретился глазами с Алвертом. Тот смотрел на него, как будто спрашивая: “Ну что, готов бороться за меня?”

Мысль о том, что Алверт, его Алверт, уйдет к мохнатому ублюдку, снесла Энди крышу окончательно. Он надвинулся на Севыча, схватив его за плечи и тесня, так, что слинги, занимавшие полкомнаты, едва не обрушились. Собственно, места для борьбы в комнате малогабаритной однушки просто не было, но пьяную компанию это не смущало, парни весело улюлюкали, подзуживая и подзадоривая Энди и Севыча.

- Ну? Кто победит? Раб или господин? А ну, давай, давай! Давай!

- Не мужское это дело – давать! – пропыхтел Севыч, дыша перегаром.

- Бля, татами нет, – с сожалением проговорил кто-то из парней.

– Какое нахер татами? Они сейчас разнесут тут все к ебеням! – Похер! – это был уже хозяин квартиры. Севыч врезал Энди под ребро, тот взвыл, но тут же заехал противнику в живот, отчего тот согнулся, но стремительно выпрямился и бросился на Энди. Парни сцепились и повалились на пол, заваленный хламом, пустые банки из-под пива заскрежетали и зачавкали, не выдерживая веса двух мощных молодых тел, а сверху на парней с адским грохотом и жалобным лязгом гробанулись слинги, разваливаясь на шесты и цепи. Зрители с восторгом смотрели на закипевшие сражение, вопили и улюлюкали. Один Алверт молчал, подавшись вперед, лицо было напряжено, черные глаза хищно сузились. Севыч и Энди отчаянно мутузили друг друга, и это была уже не игра, но настоящая драка. Их тела сплелись в клубок, катавшийся по полу и угрожавший опрокинуть то, что еще не было опрокинуто и раздавлено.

Казалось, победил Энди, припечатавший Севыча к полу, но тот внезапно с ревом сбросил себя парня и сам оказался на нем, врезав Энди по носу.

– Все! – закричал, сорвавшись с места Алверт. – Хватит! – Хорош, хорош! – загомонили парни. Севыч, тяжело сопя и пыхтя, поднялся, с ненавистью глядя на Энди. – Восстание подавлено, раб должен быть наказан! – заорал Вит – хозяин квартиры. Энди пятерней угрюмо размазывал сопли и кровь по лицу. И тут над ним склонился Алверт, который заботливо принялся вытирать ему лицо своим чистеньким платочком. – Наказание! – гомонили парни. – Связать, подвесить, выпороть! – Я его, бля, ща трахну! – заявил Севыч. – Уделаю! И тут вмешался Алверт. Он был в сбруе, ошейнике и тонких латексных стрингах, но при этом имел вид самого напыщенного аристократа. – Вы тут все тайга дремучая, – процедил он, смерив парней таким взглядом, что те притихли. – Ебались всю жизнь в своих Мухосрансках и ни хрена не знаете. По правилам, усмиренный раб в наказание поступает в пользование другому рабу. Он недостоин того, чтобы господин причинял ему боль. Теперь он мой. – Эт чё, бля? – ошарашенно вопросил Севыч. – Эт ты где такого нахватался? В Париже что ль? – В Мулен-Руже, когда канкан танцевал, – надменно обронил Алверт. Он по-хозяйски положил руку на талию Энди, выставил вперед стройную ногу и с наглой улыбкой посмотрел на озадаченных парней.

На самом деле такого правила не существовало. Алверт придумал его на ходу, отчаянно импровизируя. Он надавил Энди на талию, чтобы тот помалкивал, Энди угрюмо смотрел на парней, прижимаясь к Алверту.

- Да пошел ты нах, мулен-руж недоебанный! – заорал Севыч. – Тебя, бля, мы тоже щас трахнем! Ты сам раб, у тебя не может быть своего раба!

– Нет, Севыч, пусть будет как в Париже! – весело заорал Вит. – Хрен ли, чем мы хуже? Мытищи мы или не Мытищи?? Мы не тыщи, мы – сотни! – Выпороть его! – продолжал гнуть свое Севыч. – Порка – милость для раба, и настоящий господин это знает, – Алверт цедил слова с поистине королевским высокомерием. – Раб должен быть осквернен и унижен другим рабом, к которому он поступает в пользование. Я сам его трахну. – Чё? – это было первое слово, которое сумел произнести Энди, после того как поднялся пола. – Ты… меня? Он начинал думать, что и впрямь словил «белочку». Алверт появился в грязной мытищинской хате. Алверт у него отсосал. Алверт заговорил по-русски и назвался Лешей. А теперь Алверт собирается его трахнуть. Алверт. Алверт? Алверт!! Да он же… Он же сам умеет только ноги раздвигать! Но тут Энди увидел мрак в глазах Алверта, и в этом мраке таилось нечто смертельно опасное и в то же время желанное, сводящее с ума…

Тонкая рука Алверта грациозно и уверенно легла Энди на грудь и тихонько подтолкнула. Энди послушно плюхнулся на диван, не отрывая глаз от Алверта. Лицо Алверта было бесстрастным, но из черных глаз на Энди смотрела другая вселенная, живущая по неизвестным законам и полная сверкающих звезд. Исчезла мытищинская халупа с ее грязью, хламом и пьяными парнями, исчезло всё – остался только мрак со сверкающими звездами, властно затягивавший Энди в свои глубины.

Он почувствовал, как пальцы Алверта осторожно проводят по ложбинке между его ягодиц и послушно развел ноги пошире, приоткрыв рот и умоляюще взглянув на Алверта. Энди захотелось, чтобы эти нежные, изящные пальцы поскорее вошли в него, он смотрел как Алверт, не спеша, грациозно смазывает их лубрикантом, и вот, наконец, он почувствовал внутри сладкую боль и живительную прохладу. Алверт… Алверт начал это. Энди ахнул, едва не заплакав от внезапного счастья. Он прикоснулся к груди Алверта, казавшейся беломраморно-холодной, но оказавшейся удивительно теплой. Мрак и холод, которыми был полон Алверт, оказались лишь миражом, скрывавшим нечто совсем иное – то, к чему Энди всегда тянуло с тех пор, как он впервые увидел Алверта.

Парень приподнял ягодицы, умоляюще глядя на Алверта, а тот улыбнулся – хищно и в то же время нежно, и Энди почувствовал, что Алверт входит в него, осторожно и даже неумело. Ну да, дошло до Энди, где ж ему уметь, он же горазд только ноги раздвигать!

- Давай, давай! – прошептал Энди ободряюще. – Входи, входи!

На мгновение Алверт застыл, его взгляд стал невидящим и немигающим, и для Энди это мгновение вместило целую вечность, в которой вспыхивали и гасли звезды, разлетались галактики, рождались и умирали вселенные… Шелковистые ладони Алверта принялись ласкать мускулистые бедра Энди, парень задрожал от вожделения и призывно застонал. И тут Алверт улыбнулся – хищно, плотоядно – и стремительно ворвался в Энди.

Парень дернулся и вскрикнул. Это произошло – негаданное, нежданное, то, о чем он не мечтал даже в самых сладких грезах. Он смотрел в черные глаза Алверта и теперь видел в них желание, азарт, ярость и… любовь. Алверт вбивался в него с каким-то отчаянием, словно никогда и ничего у него в жизни уже не будет, а Энди стонал – и от боли, и от наслаждения, и от того, что его заполнял собой тот, о ком он так безнадежно грезил и кого так – втайне даже от самого себя – любил.