- Слушаюсь, босс.
- Все свободны. А вы, Молтон, останьтесь.
Громан и Эванс удалились. Молтон подсел поближе к Ферренсу. Его лицо было непроницаемым, глаза сузились. В этот момент он напоминал индейца-убийцу.
- Грег, поведение Громана мне нравится все меньше, – проговорил Ферренс.
- Джеймс, – безучастно произнес Молтон. – Мои люди последние два месяца держали Громана под наблюдением. Стопроцентных доказательств нет, но уже ясно: утечка информации Крейгу, а через него американцам была делом рук именно Громана и кого-то из его окружения. Иначе не объяснишь наши неудачи с химическими концернами в Австрии. Вот, почитай, – он протянул Ферренсу довольно объемистую папку.
Тот принялся читать, недовольно поморщившись, ибо предпочитал бумаге экран ноутбука. Некоторые бумаги он бегло просматривал, тут же отбрасывая, некоторые перечитывал по нескольку раз.
- Мразь, – хрипло сказал Ферренс.
- Наши действия? – бесстрастно осведомился Грег.
- Ты понимаешь.
- Я понимаю.
- Сделай так, чтобы все выглядело естественным и не давало повода для подозрений. Способ на твое усмотрение.
- Не беспокойся.
- Хорошо. А теперь, следующий вопрос: что тебе удалось узнать об… Артуре.
- Ты говоришь об Алверте? – Грег выглядел совершенно равнодушным.
- Разумеется! – взорвался Ферренс. – О ком же еще?
- Джеймс, успокойся. Послушай, ты затеял опасную игру с иранцами под носом у американцев, нам предстоит тяжелое столкновение с махиной Крейга, а ты все думаешь…
- Грег! – Ферренс стукнул кулаком по дубовой столешнице. – Мне надоели твои нравоучения! Я жду информацию об Артуре, и будь любезен ее предоставить. Или твои люди опять оказались неспособны что-либо разузнать о нем?
- Джеймс, – с досадой вздохнул Грег. – Мы уперлись в стену. Мои люди пытались вступить в контакт с прислугой из дома герцогини Трамбулл, но все как воды в рот набрали! Все отказываются общаться, несмотря на наши посулы и даже угрозы. Похоже, их основательно кто-то запугал. Кто-то не менее влиятельный чем мы.
Он угрюмо смотрел на Джеймса, ожидая взрыва ярости. Но тот лишь тяжело вздохнул.
- Меня это не удивляет. Я пытался говорить на эту тему лично с герцогиней. Ты ведь знаешь, она должна мне два миллиона фунтов. Я прямым текстом заявил ей, что разорю ее и вышвырну на улицу, если не узнаю, откуда она знает Артура.
- И что? Угроза не подействовала? – Молтон сохранял бесстрастие.
- Нет. Более того, старуха рассмеялась мне в лицо. Разумеется, она заявила, что познакомилась с Артуром лишь несколько дней назад на том… – тут лицо Джеймса болезненно исказилось, – на том приеме в Форсборо. Я ей ответил, что она лжет. Ведьма снова рассмеялась – нагло, вызывающе. И заявила, что не боится моих угроз и что у нее, оказывается, есть, где взять деньги, если я буду на нее давить!
- Два миллиона фунтов? – с усмешкой спросил Молтон. – Старая ведьма блефует. Кто ей даст такую сумму? У нее долгов на три миллиона!
- Возможно, что и блефует, – задумчиво произнес Ферренс. – Но меня озадачила ее наглость. Как будто у нее действительно появился какой-то источник средств.
- Ты думаешь? – глаза Молтона снова сузились. – Ты думаешь, что…
- Я допускаю, что ей пообещали деньги наши враги.
- Неужели Крейг?
- Этот вряд ли. Нет. Те, кто стоял за ее покойным мужем.
- За герцогом Трамбуллом? – с сомнением спросил Молтон. – Джеймс, это мир спецслужб, а не мешков с деньгами!
- Ты сам знаешь, что спецслужбы и денежные мешки бывают очень близки, – мрачно произнес Ферренс. – Есть еще один момент. Я угрожал герцогине только разорением. Но старая ведьма разбушевалась и внезапно заявила, что если я решу ее прикончить (а она употребила именно это слово), словно уличный гангстер, то и на меня найдется управа. И посоветовала вспомнить мне о моем отце и брате. Ты понимаешь, Грег? Она знает, что мой отец и мой брат были убиты, а не умерли! – Джеймс говорил неестественно ровным голосом. – А это значит, что она знает это именно от своего мужа. Или от тех, кто за ним стоял. И чувствует себя в безопасности под их покровительством.
- Мы спокойно можем до нее добраться, – пожал плечами Молтон.
- Позже. Сейчас это слишком опасно. Старая змея не стоит того, чтобы мы шли из-за нее на риск. Пусть пока шипит, мы все равно ее раздавим. Я очень хочу разгадать тайну смерти брата и узнать тайну прошлого Артура. Это сейчас приоритет.
- Я занимаюсь этим, Джеймс. Но все же… Насчет мальчишки надо принимать решение. Он разрушает тебя, Джеймс, я же это вижу! Ты становишься неадекватным, ты думаешь не о делах, а о нем! И эта чертовщина длится уже полгода. Полгода, Джеймс!
- Это правда, – вздохнул Молтон.
- Решись уже на что-нибудь!
- У меня есть план, Грег. Этот мальчик придет ко мне сам. И уже в ближайшие дни.
- План? – скептически усмехнулся Грег. – Опять одна из твоих любимых “комбинаций”? Вроде той, что ты разыграл в Форсборо?
- Убирайся к черту! – взорвался Джеймс.
Обычно бесстрастный Грег вдруг захохотал и резво, словно нашкодивший школьник, выскочил из кабинета.
Ферренс в бешенстве смотрел ему вслед. В сущности Грег был прав, и Джеймс это знал. Именно это и привело его в ярость: осознание того, что он стал всеобщим посмешищем. В лондонских великосветских гостиных хитом стала история о том, как сын ормузского эмира увел белокурого красавчика из-под носа у простофили Ферренса! Джеймс в ярости стукнул кулаком по столу. Появляясь в свете, он теперь ловил на себе насмешливые взгляды, слышал мерзкий шепоток за спиной. Несколько наглецов даже позволили себе отпустить завуалированные шуточки в его присутствии! О, эти уже поплатились: один из них расстался с высокой должностью в крупном инвестиционном фонде, у другого возникли серьезные проблемы с налоговыми органами, третий… Ну, неважно. Но главной распространительницей сплетен стала старая карга – герцогиня Трамбулл. Джеймс не бросал слов на ветер, он и впрямь собирался отомстить старой змее. Пусть не сейчас, чуть позже.
Он хотел отомстить и ормузскому жеребцу-принцу. Пусть тот и не знал о чувствах, которые Джеймс питал к Артуру. Все равно. Джеймс такого не прощал. Да, пока что он ничего не мог предпринять против принца. Только-только была заключена сделка по торпедам на полмиллиарда долларов, и Джеймс, выступавший ее негласным гарантом, не мог допустить, чтобы она была аннулирована. К тому же, с принцем Ахмадом затевалось еще одно грандиозное предприятие… Но Джеймс умел ждать. И он знал, что обязательно наступит момент, когда Ахмад дорого заплатит за свою ошибку.
И только Артуру опасаться было нечего. Хоть он, по мнению Джеймса, и заслуживал наказания больше, чем все остальные вместе взятые. Джеймс не мог причинить никакого зла этому белокурому ангелу, этому черноглазому демону, его благословению и его проклятью. Он не мог понять, почему Артур так его боится и ненавидит. Джеймс чувствовал, что Артур – это живой сгусток боли, и что весь его разврат – лишь попытка заглушить эту боль. И Джеймс был уверен (почему – сам не знал), что лишь он способен избавить мальчика от сводившей его с ума боли. Он растопит боль Артура своей любовью, в его объятиях тот будет счастлив и позабудет о своих страхах. Артур будет принадлежать ему весь, без остатка. Только ему.
Между тем Артур побывал еще в трех великосветских гостиных: на обеде в шикарном доме в Мейфэре и на двух вечеринках – в особняке в Белгравии и в огромной квартире на Оксфорд-стрит. Конечно, все это было внове для него и утомительно. Приходилось постоянно быть в напряжении: следить за каждым своим словом, жестом, выражением лица, чтобы, боже упаси, не сделать и не сказать чего-то непростительного, недопустимого, непристойного. Скучные разговоры, по большей части ни о чем, бессмысленное времяпровождение. Хотя нет, на обеде в Мейфэре присутствовал один интересный Артуру человек – экономист какого-то банка, он довольно занятно рассказывал о перспективах новых санкций США в отношении Ирана и их влиянии на экономику Европы. Артур задал ему пару вопросов, тот посмотрел на юношу с немалым удивлением. Видимо, из-за внешности Артура: конечно, мальчик-фотомодель должен думать разве что о тряпках, да о себе любимом. Ну, еще о сексе. Какое ему дело до Ирана. Тем не менее, ответил экономист очень обстоятельно и серьезно, чем спровоцировал Артура еще на один вопрос. Юноша с удовольствием расспрашивал бы еще, но счел, что это может быть воспринято как дурной тон. Лучше быть скромным, тихим, глупым мальчиком и молча хлопать глазками.