- Ты… – едва смог вымолвить он. – Ты… Что? Что?? Не может быть! Как? Я… Да. Да. Вылетаю. Немедленно. Да. Да. Я все понял. Алло! Алло!

Но абонент уже отключился. Ахмад поспешно вызвал по телефону Салмана:

- Приготовить два самолета, немедленно! Сообщить везде, где можно, что я лечу в Люцерн. Снять там для меня номер в отеле. Задействуй Раджаба, моего “двойника”. Сам тоже отправляйся в Люцерн, занимайся расследованием. Я полечу на втором самолете. Лучше, чтобы его бортовой номер не был связан с королевской семьей. Что? Обычный военный транспортник? Принадлежность – египетские ВВС? Так даже лучше. Официально меня на борту быть не должно. Приготовь мои резервные документы на другое имя. Что? Куда я лечу? В Милан! Я лечу в Милан! Прямо сейчас!

Ахмад отключил звонок.

- В аэропорт! – приказал он водителю. – Живо!

Лимузин сорвался с места, за ним – автомашины охраны. Выстроившиеся у входа офицеры военно-морских сил Ормуза проводили их ошарашенными взглядами.

***

Милан, февраль 2014 года

В маленьком кафе Casella в центре Милана по соседству с универмагом Annex Rinascente за столиком сидел широкоплечий черноволосый мужчина в темной куртке. Перед ним стояла чашка кофе, к которой он почти не притрагивался. Лицо мужчины не выражало никаких эмоций, взгляд сканировал немногочисленных посетителей.

Широкой спиной мужчина полностью закрывал столик в дальнем углу, где сидели два молодых человека. Перед ними стояли чашки с остывающим эспрессо. Светло-русый парень потрясенным взглядом, полным боли, смотрел на своего соседа – белокурого юношу с черными глазами, а тот, положив узкую белую руку на мускулистую руку парня, сочувственно смотрел на него, словно пытаясь утешить.

- Лим, – шептал парень. – Господи, Лим… Он же… Он…

Губы парня задрожали, кулаки сжались.

- Что же это такое? Лим… Лим… – он затрясся в беззвучных рыданиях.

- Энди… Энди. Не плачь. Не плачь. Не надо.

- Лим… Он любил меня. А я… я его подставил!

- Ты его не подставлял! Ты не знал. Мы оба не знали. И подумать не могли! Они должны были прийти только в ночь на субботу! У него были сутки, чтобы уйти. Ну, кто мог подумать, что они явятся на сутки раньше?

- Лешка…

- Энди.

- Твой Ферренс! – с неожиданной яростью прорычал Энди. – Он! Закопаю падлу!

- Тсс, спокойно, – Лешка говорил очень тихо, но в его голосе звучали властные нотки, а холеные ногти больно впились в ладонь Энди.

Тот стиснул зубы, заставляя себя успокоиться.

- Леш… Давай сбежим, а? Сейчас же! Ну их всех! Нельзя так дальше!

- Энди, ты же знаешь, нас с тобой везде разыщут, – тихо сказал Лешка.

- Ты же сказал, что твой главный охранник за тебя! – Энди мотнул головой, указывая на закрывавшего их своей спиной Томпсона.

- Да. Но он же не один. За мной знаешь сколько глаз следит? А ты со своим гостевым Шенгеном и паспортом на имя Алтухина куда вообще сунешься? Да тебя враз засекут! И мои паспорта тоже засвечены. Оба.

- Да знаю сам… Просто затрахало все это!

- Энди, мы все решим. Ты жив, это главное.

- Я… А Лим… Он ведь любил меня, Лешка!

- Энди… я тебя тоже люблю. И всегда буду любить. Ты только не унывай, а? Пожалуйста!

- Лешка… – Энди смотрел в черные глаза, на его лице появилась грустная улыбка. – Я не унываю. Просто Лима жалко… Он же за меня погиб!

- Да. Он тебя спас. Но Ферренс скоро узнает, что ты жив, – задумчиво сказал Лешка. – И снова объявит на тебя охоту.

- И где прятаться? – мрачно спросил Энди.

Он крепко сжал руки Лешки в своих. Парни замолчали. Они думали о стремительных и страшных событиях последних дней и о том, что делать дальше.

А события последних дней убедили Лешку в том, что высшие силы существуют. И эти силы почему-то благоволят им с Энди, хотя по всем религиозным параметрам оба они – педерасты, извращенцы, шлюхи и прочее – годились лишь на то, чтобы гореть в аду. Впрочем, после визита в Форсборо Артур и так жил в аду. Он понимал, что Ферренс в своей одержимости решил убить Энди во что бы то ни стало. И что Антисеть тоже начнет на него охоту. Лешка не знал, как защитить своего парня. Конечно, Ахмад окружил Энди серьезной охраной, но Лешка хорошо понимал возможности Сети Ферренсов, а также способность агентов Антисети проникать куда угодно. Люди и Сети, и Антисети вполне могли проникнуть в клинику и нейтрализовать охрану, это было лишь вопросом времени. И сколько этого времени осталось? Лешка не знал и мучился при мысли о том, что именно сейчас Энди, возможно, убивают в клинике… Неожиданная сексуальная одержимость Лешки, точнее, Артура Алверта, по отношению к Ферренсу была вовсе не притворством, а извращенной реакцией, попыткой заглушить внутреннюю панику. Артур после разговора в больнице ни разу не произнес при Ферренсе имени Энди. Он знал, что это и бесполезно, и опасно. Бесполезно, потому что Ферренс будет врать ему в глаза, уверяя, что ничего не замышляет. Опасно, потому что Ферренс может ускорить выполнение своего адского плана. У Артура была бредовая идея, что если Ферренс выплеснет в него всю свою темную энергию, то на Энди ее уже не останется. Или, если проще и вульгарнее: если Ферренс затрахает Артура почти до смерти, то позабудет об Энди. Бред, конечно, и Артур это понимал. И он искал, отчаянно искал хоть какое-то решение. При этом ситуация становилась все хуже. Артур заметил, что теперь скрытые камеры установлены даже в их спальне и в темной комнате (обнаруживать их Артура научил еще его покойный отец). Контроль стал еще более плотным. И Артур понял, что без тайного союзника в доме Ферренса он бессилен. Первым кандидатом в союзники был Томпсон, не выдавший его авантюры в Риме. Артур давно уже заметил, что главный телохранитель неровно к нему дышит. Это его не удивляло, юноша давно привык, что на него заглядываются и в него влюбляются самые разные парни и мужчины, которых нельзя было даже заподозрить в гей-наклонностях. Артур старательно делал вид, что не замечает безмолвных страданий Томпсона, потому что это все усложнило бы. Но теперь, когда ситуация стала отчаянной, он решился. Да, Артур понимал, что поступает как шлюха, предлагая себя собственному телохранителю. Но реакция Томпсона его поразила и даже испугала. Он не ожидал этой странной, почти платонической любви. Томпсон вел себя с ним как средневековый рыцарь с прекрасной дамой, в этом было что-то нездоровое, та же одержимость, что была и в Ферренсе, просто в иной форме. И Артур не понимал, во что это может вылиться. Ему начинало казаться, что он попал в сумасшедший дом, в палату опасных психопатов, от которых можно ожидать чего угодно. Но сейчас он решил воспользоваться обожанием Томпсона. Это было цинично лишь отчасти: в конце концов, Артур не делал вид, будто влюблен в Томпсона, а Томпсон ничего и не требовал от него, кроме разве что иметь счастье стоять на коленях перед своим прекрасным принцем и целовать его руки.

Между тем информация, полученная от Томпсона, ввергла Артура в ужас: Ферренс направил в Люцерн ту самую группу Райса, одно воспоминание о которой вызывало у юноши ярость и ненависть. Эта группа планировала совершить нападение на клинику в ночь на субботу. Артур в панике позвонил Энди, и вместе они наспех разработали план. Хотя какой это, к черту, был план? Энди должен был удрать из клиники. А что дальше? А хрен его знает. Энди не мог использовать свой паспорт: Сеть Ферренсов его мгновенно засекла бы. И Антисеть тоже. С их-то доступом ко всевозможным базам данных! Конечно, Энди мог жить в Европе тайком и без паспорта. Какое-то время…

Они обсуждали возможность предупредить Ахмада, чтобы тот срочно увез Энди из клиники. Но тогда Ахмад легко догадался бы, кто именно предупредил Энди о готовящейся людьми Ферренса атаке. Да, Ахмад увез бы Энди, но Артур опасался, что принц начнет его, Артура, шантажировать, превратив Энди из наложника в заложника. Нет, Ахмад ничего не должен был знать.

А времени было в обрез. И еще нужно было каким-то образом выбраться из клиники, обманув бдительность охраны. Энди придумал как. Для этого он прибег к помощи Лима, готового ему помочь чем угодно. Лим ежедневно навещал Энди, так что охрана к нему привыкла. Парни были примерно одного роста и телосложения. Энди мог переодеться в шмотки Лима. Цвет волос был у них разный. Лим должен был купить для Энди парик с темными волосами. И Энди вышел бы из палаты вместо Лима.