Но даже сейчас Джеймс думал не столько о предстоящих неприятных объяснениях с премьером, сколько о том, что сейчас происходило с Артуром. После их разговора в больнице Джеймс опасался, что Артур снова начнет холодную войну. Но этого не произошло. Артур вел себя так, как будто ничего не случилось, более того, он просто бросался на Джеймса, жадно требовал секса, словно пытался забыться. Теперь они занимались сексом несколько раз в день. Утром Артур не выпускал Джеймса из постели, пока тот не брал его. Юноша был нежен, податлив и трогательно беззащитен, он задыхался от страсти, изящное тело трепетало, шелковистые ладони и гибкие хрупкие пальцы ласкали Джеймса. Но в черных глазах стоял непроглядный мрак.

Теперь Артур каждый день приезжал к Джеймсу в офис после занятий в университете. Джеймс, утомленный войной с Крейгом, ждал Артура с нетерпением. Тот появлялся, неизменно элегантный, слегка высокомерный. Они не говорили друг другу ни слова. Молчание во время этих встреч стало частью игры. Сначала они занимались сексом в комнате отдыха, примыкавшей к кабинету, затем по молчаливому взаимному согласию перенесли игру прямо в кабинет. Артур молча раздевался, Джеймс снимал пиджак и расстегивал брюки. Видеть обнаженного юношу в рабочем кабинете было так необычно и так эротично! Взгляд Артура был требовательным и хищным. Иногда он забирался под стол, Джеймс садился в кресло, розовые губы Артура смыкались, а горячий язык начинал умело работать. Джеймс ласкал шелковистые руки юноши, гладил точеные плечи и стройную шею, играл с вьющимися волосами. Все это время они не произносили ни слова. Был только стон, когда Джеймс разряжался в требовательный, жадный рот.

Часто они занимались сексом на столе, за которым проходили переговоры и совещания, где обсуждались многомиллиардные сделки, решались судьбы мировой экономики и политики, строились планы свержения правительств – на этом столе теперь лежал юноша, прекрасный как мраморная статуя. Он смотрел на Джеймса дерзко, вызывающе, требовательно, а тот закидывал его стройные ноги себе на плечи и резко вбивался в розовое отверстие между белоснежными, идеально круглыми ягодицами. Он брал Артура жестко, безжалостно, мял упругую задницу, а тот лишь приглушенно стонал, глядя на Джеймса жадно и хищно. Он впивался ухоженными ногтями в руки Джеймса, тому было больно, но он тоже молчал. Только дыхание и приглушенные стоны сопровождали этот секс на столе. Джеймс разряжался и падал на любовника. И они лежали на дубовой поверхности стола – глядя друг другу в глаза и по-прежнему не говоря ни слова. А затем Джеймс медленно прижимался лицом к паху Артура и принимался ласкать его, пока тело юного любовника не начинало содрогаться, а теплая, солоноватая струя не ударяла Джеймсу в рот…

Порой он брал Артура на ковре. По молчаливому уговору Артур всегда стоял на четвереньках, его спина выгибалась, круглые, упругие ягодицы приподнимались, словно умоляя о сексе. И Джеймс вбивался в их обладателя резко и жадно. В полной тишине.

Затем они быстро приводили себя в порядок в комнате отдыха. Артур вновь превращался в элегантного, высокомерного красавца, и невозможно было представить себе, что только что он, обнаженный, распаленный, задыхался, бился в объятиях любовника. Они долго смотрели друг на друга, обменивались долгим поцелуем, и Артур молча удалялся. Разумеется, секретари, охрана и прочие понимали, что происходило в кабинете босса. Служба безопасности докладывала Джеймсу о болтовне сотрудников, которые говорили, что с утра и до визита Артура он бывал злым как черт, зато потом становился удивительно снисходительным, либеральным, едва ли не добрым. Поэтому многие старались не попадаться Ферренсу на глаза в первой половине дня, зато стремились попасть на прием сразу после того, как Артур покидал его кабинет. Джеймс и сам знал, как важны ему визиты Артура, особенно сейчас, когда война с Крейгом достигла кульминации. Ему была нужна не просто физическая разрядка, ему как воздух требовалось присутствие возлюбленного. Его горячее, нежное тело. Его молчание.

Когда Джеймс возвращался домой, Артур встречал его в холле, брал его за руку и вел в темную комнату. Он требовал боли, унижений, устремляя на Джеймса взгляд, полный тьмы и заставляющий повиноваться. Джеймс старался беречь возлюбленного, но тот, напротив, хотел, чтобы его партнер был беспощаден. Джеймс видел, что Артур находится на грани безумия, и что сам он тоже погружается в безумие. Иногда ему хотелось уничтожить Артура, чтобы освободиться от его таинственной и пугающей власти. И лишь мысль о том, что без Артура он не сможет жить, удерживала его на краю пропасти, в которую он готов был сорваться. И даже оргазм стал казаться Джеймсу пугающе мрачным. Сладким, сводящим с ума, но полным потаенного ужаса.

Потом Джеймс относил измученного любовника в спальню, приводил в себя, натирая его тело кремами, маслами и бальзамами, делая ласковый, расслабляющий массаж. И юноша оживал и жадно требовал новых ласк… Завершающий секс обычно был совсем мягким, почти невинным, с оральными ласками, и Артур, наконец, расслабившись, начинал мирно посапывать на груди у Джеймса, а тот любовался его умиротворенной, беззащитной красотой, целовал изящные пальцы, гладил белоснежную грудь…

Но Артур лишь казался беззащитным. В нем жил безжалостный хищник. В непроглядной тьме черных глаз таилась угроза: «Не смей!» И Джеймс понимал: речь идет об Алтухине. О проклятом Алтухине, который по-прежнему стоял между ними, об Алтухине, которым Артур был одержим, как сам Джеймс был одержим Артуром.

Решение Джеймса убить Алтухина оставалось неизменным. Он понимал, что ему придется заплатить за это высокую цену. Но он готов был ее платить. Если Артур решит в отместку убить его, Джеймса, что ж, так тому и быть. Джеймс готов был умереть от руки Артура. И он был полон решимости не дать Артуру умереть. Каждый шаг Артура будет контролироваться. Ему больше не дадут покончить с собой. Ни при каких обстоятельствах. Даже если для этого придется посадить его под замок.

Да, им обоим будет тяжело. Возможно, Артур перестанет подпускать к себе Джеймса. Надолго, очень надолго. Направит на него черный огонь ярости, обрушит на него тяжелые волны ненависти. Джеймс и к этому был готов. Он будет терпеливым. И он дождется благословенного дня, когда Артур, наконец, прозреет и поймет, что его так называемая любовь к презренному ничтожеству Алтухину была лишь болезнью, одержимостью, помноженной на мальчишескую глупость. И Артур осознает, что на самом деле любит его, Джеймса. Потому что только Джеймс достоин его любви.

“Роллс-ройс” уже подъезжал к Даунинг-стрит, когда раздался звонок Молтона:

- Джеймс, группа Райса в Люцерне. Возникли проблемы, слишком сильна охрана.

- Ахмад постарался, – с холодной улыбкой заметил Джеймс. – Проблемы решаемы?

- Вполне. Они планируют сделать все в ночь на субботу.

- Отлично. Пусть сделают это.

- Ты уверен? Подумай, что устроит твой драгоценный Алверт, когда узнает…

- Не твое дело, – отрезал Джеймс. – Действуй.

Машина въехала в подземный гараж резиденции премьера, и связь прервалась.

Томпсон завороженно смотрел на Алверта. Они были в комнате, отведенной для отдыха телохранителей. Алверт стоял перед Томпсоном, смотрел ему в глаза и улыбался. Это была улыбка повелителя. Взгляд хрупкого белокурого юноши проникал в самые потаенные глубины души широкоплечего черноволосого громилы.

- Ты хочешь меня, – спокойно проговорил Артур. – Я вижу это. Давно вижу.

- Да, – дрогнувшим голосом произнес мужчина. – Хочу тебя. Очень хочу.

- Так возьми.

Томпсон не двинулся с места, продолжая тонуть в бездонном мраке черных глаз.

- Возьми, – повторил Алверт. – Не бойся. Я не стану тебя шантажировать. Да и как?

- Я не боюсь. Не в этом дело, – хрипло выдавил Томпсон.

- В чем тогда?

- Дай мне руку. Нет, обе.

Артур с удивлением протянул телохранителю руки. Томпсон взял их с каким-то благоговением, опустился на колени и принялся внимательно рассматривать, осторожно гладить белый шелк пальцев и ладоней.