Работа началась в ту же минуту. По сути, она продолжалась несколько дней, начинаясь с утра и заканчиваясь поздно вечером. На протяжении этих дней Энди поначалу не вылезал из мраморных ванн, наполненных, то какими-то розовыми, то жирно-молочными растворами, его распаривали в помещении, по сути ничем не отличавшимся от хамама, но куда как-то по особому подавали тепло, обертывали тело в фольгу с прокладкой, пропитанной питательными водорослями. Несколько дней его лицо в буквальном смысле не видело белого света, поскольку все время было покрыто питательными масками – смягчающими, разглаживающими, омолаживающими, подтягивающими и делающими еще хрен знает что. Тело подвергли жестокой эпиляции, выдрав все волоски до последнего, на руки надели длинные перчатки до локтей, внутри которых находилось какое-то питательное масло, на ноги натянули такие же колготки.
Уже на второй день Энди готов был лезть на стенку от всех этих процедур, призванных сделать из него нечто… Энди и сам толком не знал, что именно. На третий день ему разрешили немного позагорать, чтобы кожа приобрела нужный бронзовый оттенок, но рядом с ним стоял слуга, который следил за временем загара едва ли не по секундомеру, чтобы, упаси аллах, слишком долгое пребывание на солнце не испортило драгоценную кожу нового обитателя гарема, потребовавшую стольких трудов, чтобы сделать ее нежной и шелковистой.
Втайне Энди всегда мечтал быть вот каким-то таким – холеным красавцем, с гладкой шелковой кожей… Как Алверт. Лешка. Да, как он! Но Энди не ожидал, что этот лощеный вид достигается с помощью настоящих пыток.
“А Лешка-то регулярно на эту эпиляцию ебучую ходит. Во мазохист”, – подумал Энди. И снова перед глазами возник Лешка: белокурый, белокожий, перетянутый сбруей, с таким блядским и одновременно влюбленным взглядом бездонных черных глаз. От этого видения у Энди снова вздыбилось под трусами. Но ему было все уже равно. Плевать ему на эту прислугу, пусть любуются. Наложник он или не наложник, в конце концов?
Наложник. Шестеренки мозгов Энди продолжали скрипеть. Он вспомнил, как еще недавно шел в дупелину пьяный по Лондону, из клуба, где его напоил Али, сманивая в гарем к принцу, шел и чуть ли не вопил: “Я не шлюха, я не шлюха!” Да, он не хотел быть шлюхой. Потому что он любит Алверта, а тот, кто любит Алверта, не может быть шлюхой. А потом… потом все перевернулось. Внезапная встреча в подмосковных Мытищах с Алвертом, который оказался Лешкой Вершининым, их сумасшедшая, хмельная любовь, которой они отдавались без остатка, а затем страшное признание Лешки и ступор, в который впал Энди и из которого он не мог выйти до сих пор.
Энди не мог жить без Лешки – и хорошо это понимал, но… он не мог убрать тот ужасный камень, который свалился на их любовь вместе с Лешкиным признанием. Энди, никогда не считавший себя хлюпиком и мнивший себя решительным парнем, вдруг понял, что не может ни на что решиться. Не знает, что делать. Ни расстаться с Лешкой, ни остаться с ним. Решения за него принимал Лешка. Его умный Лешка, с виду хрупкий неженка, нуждающийся в опеке и защите, а внутри – жесткий, даже жестокий и безжалостный. Коварный и дальновидный. Убийца. Именно он заставил Энди позвонить Али и согласиться приехать в Ормуз. И теперь Энди стал блядью, пусть сверхвысокооплачиваемой, но блядью, потому что так решил Лешка. Который убил его отца. Все это не укладывалось у Энди в голове, но, странное дело, он не слишком горевал из-за этого. Лешка ведь это сделал, чтобы спасти его и спасти себя. Он все решил правильно. Может, аморально и всё такое, но правильно! И правильно сделал, что отправился к Ферренсу. Наверное, в той ситуации (ну, как ее изложил Лешка), это было самым верным. Почему-то сейчас Энди не испытывал никакой ревности к Ферренсу. Он скорее завидовал тому, что этот козел будет трахать Лешку, обнимать, целовать, а он, Энди, этого сделать не сможет. И Энди почему-то тоже не волновало, что его самого будет трахать какой-то ормузский принц. Настолько не волновало, что он даже не удосужился посмотреть фотку этого принца в интернете. Какая разница! Он знал только, что этот принц тоже домогался Лешки. И вот это его волновало. Но не сильно.
Все-таки странно, думал Энди. Другие сходят с ума от ревности, даже убивают. А у них с Лешкой все не так. Им как будто все равно, что каждый из них спит с кем-то еще. Нет, бывают свободные отношения, у геев такое часто встречается. Это когда любви особой нет, но людям нравится жить вместе или просто привыкли, ну и легализуют измены, чтобы не геморроиться. Это как официальный квартал красных фонарей. Но у них с Лешкой что-то другое. Энди почему-то знал, что Лешка принадлежит только ему, со сколькими бы парнями и мужиками он ни переспал. И то же самое Лешка знает про него. Они принадлежат друг другу. Нет, не просто принадлежат, они одно. Единое, неразделимое. И никакому Ферренсу с его долбаными агентами на всех континентах, никакому ебучему принцу Ахмаду с его нефтяными миллиардами и атомными подводными лодками ничего с этим не поделать. Разве что грохнуть их с Лешкой.
И потому Энди спокойно принимал все эти розовые и молочные ванны, позволял смазывать свою драгоценную задницу какими-то особыми маслами и послушно выслушивал массу инструкций, которые ему давали “евнухи” – так он про себя окрестил слуг, отвечавших за благополучие обитателей гарема. Оказалось, что в этом сексуальном раю ограничений достаточно много. Основной обязанностью наложника было следить за своей внешностью, а для этого наложник должен был следовать куче правил. Во-первых, для каждого наложника устанавливалась индивидуальная диета, которая помогала сохранить и даже улучшить фигуру, цвет лица и все такое прочее. Во-вторых, наложники не могли валяться на солнце сколько им вздумается. Тем, кого взяли в гарем именно из-за их белой кожи, на солнце появляться вообще запрещалось. Энди с его образом крутого загорелого мачо дозволялось загорать, но не более получаса в день и только после 16-ти часов, когда солнце палило уже не так сильно. Наложникам запрещалось выполнять грубую работу, принц любил юношей с ухоженными руками, чистой кожей, поэтому каждый наложник, даже в образе брутала, обязан был дважды в неделю проходить процедуру маникюра и педикюра. Занятия спортом были обязательны для всех наложников, но каждый занимался по индивидуальной программе, подобранной под его фигуру. Энди ехидно поинтересовался, как же он теперь будет портить свои выхоленные ручки, тягая железо. На что получил немедленный ответ, что для занятий в спортзале существуют особые перчатки. Не простые, которыми пользуются в обычных спортзалах, а пропитанные особым раствором, чтобы на нежных ладонях наложников, упаси аллах, не появились мозоли, а тщательно наманикюренные ногти не обломались. Обувь, носки, тоже, кстати, были особыми, чтобы ступни парней оставались гладкими и нежными.
Энди начинало казаться, что он попал в какой-то дурдом. С одной стороны это было круто, что тебя так холят, лелеют, берегут, а с другой стороны напоминало свиноферму, где поросят выращивают на убой. Одно было хорошо, на счет Энди, открытый в сингапурском банке, уже упало 490 тысяч долларов. Еще десять тысяч Энди взял наличными на всякий случай (мало ли что). Остальные 500 тысяч ему полагалось получить по завершении контракта. Эти суммы ошеломляли парня, привыкшего горбатиться за гроши. Энди ловил себя на мысли, что вот-вот проснется, сказка растает, и он окажется… черт его знает, где он окажется.
Четверо суток он был окружен слугами, которые не отходили от него ни на шаг, превращая в холеного красавца, достойного того, чтобы быть оттраханным его высочеством. Энди почти не выходил из процедурных комнат, и к концу уже так вымотался, словно разгружал вагоны. Да, оказалось, что наложником быть нелегко.
На вопрос, когда принц, наконец, соизволит допустить его в свои покои, Али пожал плечами. Все зависит от того, что принцу взбредет в голову. Он может прислать за Энди прямо сейчас. А может, через несколько дней. Но редко вновь прибывший в гарем наложник оставался “без дела” больше недели. Хотя (тут Али нахмурился) в последнее время его высочество несколько охладел к гарему. В чем была причина охлаждения – Али не говорил, но Энди показалось, что он знает эту причину. Алверт. Ах, Лешка, Лешка, что ж ты за человек! У британских аристократов от тебя крышняк сносит, арабские принцы забывают про свои гаремы. А простой московский парень Энди… да, тоже тоскует по тебе. Но он, простой московский парень, знает, что ты, Лешка тоже тоскуешь по нему, какие бы британские аристократы или арабские принцы тебя ни обнимали и ни целовали. И потому простой московский парень круче всех этих надутых шишек, которые мнят себя вершителями мировых судеб.
