- Это я решу сам.
- Ты уже решил. Я же вижу.
- Иногда я жалею, что не могу тебя просто прикончить.
- Не можешь? - удивленно подняла брови Елена. - Да ладно тебе! Можешь, и еще как. Ты ведь не убиваешь меня только потому, что хочешь сделать мою жизнь хуже смерти. Как там, в Апокалипсисе-то, говорилось?… Моя бабка, Царствие ей небесное, любила повторять. И люди сами будут искать смерти, но смерть убежит от них… Кажется, так.
Матиас закрыл глаза, словно что-то представив себе. Или собираясь с мыслями. Елена смотрела в мутное окно, за которым не было видно ничего кроме унылого покосившегося забора, да снежных сугробов.
- Знаешь, - проговорил Матиас после долгой паузы, - я все эти годы жил мечтой о том, как я разрушу все твое благополучие, великолепие. Никогда не хотел я тебя убивать. Да и сейчас не хочу. А вот сейчас мне хочется убить. Только не тебя, а себя. Потому что…
- Потому что ты осуществил свою мечту и не знаешь, зачем жить дальше, - Елена по-прежнему смотрела в окно. - Ты тоже оказался у разбитого корыта, как и я. Только вот я не собираюсь себя убивать. И тебе тоже не советую накладывать на себя руки. Моя бабка покойная говорила: “Не можешь жить как хочешь, так живи как можешь”. Вот и ты, сынок, живи как можешь.
Мать и сын некоторое время смотрели друг на друга молча. И тот и другой иначе представляли себе эту встречу. Они многое могли сказать друг другу. Но сейчас обоим было ясно: слова не нужны. Каждый из них знал всё, что мог сказать ему другой.
Матиас повернулся и молча вышел из дома, не попрощавшись. Елена смотрела ему вслед пустым взглядом. Она слышала, как завелся мотор, а затем затих. Сын уехал.
Лицо Елены было абсолютно спокойным. Она подошла к плите, на которой булькала старая кастрюлька, и стала помешивать в ней ложкой, как будто всю жизнь провела у этой плиты.
========== ГЛАВА 30. ЗА ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТОЙ ==========
ГЛАВА 30. ЗА ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТОЙ
Париж, октябрь 2017 года
Прошло полтора года. Осенним дождливым вечером Андреас брел по ярко освещенным Елисейским полям. Он всегда был уверен, что Париж прекрасен в любую погоду, этот город неизменно очаровывал его, даже опьянял, но в этот раз сверкающие огнями Елисейские поля с их блестящими мостовыми, с проносящимися по ним автомобилями, и толпы прохожих под зонтами на тротуарах его не радовали. На душе было тоскливо и неуютно. И концерт в Плейеле - одном из престижнейших залов Европы, концерт, на котором прозвучала и симфоническая поэма Андреаса Фелнера, посвященная Антону Вальковскому - этот концерт не радовал его.
Эта поэма звучала уже не в первый раз. Премьера состоялась в Сиднее, затем были Нью-Йорк, Лондон, теперь - Париж. Впереди были Вена, Москва. Публика принимала сочинение Андреаса тепло, в прессе были, в основном, положительные отклики, в которых Андреаса именовали талантливым молодым композитором, пережившим драматический крах карьеры пианиста, но нашедшим себя на новом поприще. Нет, поэму никто не называл гениальным произведением, а Андреаса новым Моцартом или кем-то в этом роде. Да и удел композиторов, продолжающих классические традиции в 21-м веке - это совсем небольшой сегмент ценителей. К тому же были и негативные отклики, даже была парочка разгромных публикаций. Андреас, впрочем, не слишком переживал по этому поводу. Его угнетало другое.
Он лично присутствовал на каждом концерте, где исполнялась его поэма. И каждый раз надеялся, что после концерта (или в антракте) к нему подойдет тот, кому была посвящена поэма. Антон Вальковский. Матиас Кронберг. На каждом концерте Андреаса окружало немало людей, которые говорили ему приятные слова, высоко оценивали его творчество. Но он охотно отдал бы все эти похвалы за один взгляд: пусть скептический, насмешливый и даже презрительный взгляд - один из тех, которыми любил так щедро разбрасываться Матиас Кронберг.
Но Матиас не появлялся. После отъезда Андреаса из Москвы они ни разу не контактировали. Не виделись. Не созванивались. Не писали друг другу, даже коротенькой строчки в мессенджере. Ничего. Они не простились навсегда, но и не обещали друг другу снова встретиться. Иногда Андреас сам задавал себе вопрос: а нужно ли было расставаться? И почему? И ответ был горьким и простым: Андреас так и не смог принять человека, которого узнал слишком хорошо. И он понимал, что Матиас щадил его, поэтому и отпустил. Да, Андреас сознавался в своем малодушии. Он столько раз говорил, что не может жить иллюзиями, что хочет знать правду. Но на самом деле отчаянно боялся узнать эту правду: узнать, кого же все-таки полюбил, и потому отчаянно прятался в своих иллюзиях, в которых перемешались образы юного романтичного Антона Вальковского и циничного, безжалостного, лживого Матиаса Кронберга.
Эти иллюзии царили и в его поэме. Совершенно разные по тональности, темпу, непохожие друг на друга, на самом деле описывали одного человека, точнее, тот его образ, который сложился в сознании Андреаса. И потому он назвал свое произведение “Поэма иллюзий” с посвящением Антону.
Конечно, в нее не вошел весь материал, который накопился у Андреаса под влиянием образа Антона/Матиаса. Часть вошла в саундтрек к сериалу, который уже начал транслироваться по кабельным каналам в Австрии и Германии. Кстати, сериал имел неплохие рейтинги, причем многие критики отмечали, что режиссура и игра актеров посредственная (как и в большинстве сериалов), зато саундтрек весьма оригинален и даже является новым словом в подобного рода музыке. Песня, прозвучавшая в четвертой серии мыльной оперы, с примитивным текстом и в посредственном исполнении малоизвестной певички неожиданно стала набирать популярность, а ее англоязычный вариант, срочно записанный по требованию продюсеров и сериала, и певички, да и бессменного директора Андреаса - Эгона Кренца, попал в европейские хит-парады, хотя и не занимал самых высших строчек, но уверенно держался в десятке. Мелодия песни - задумчивая, прозрачно-горькая - тоже была навеяна образом Антона. Она была в том самом странном произведении - без начала и конца - которое превратилось частично в симфоническую поэму, частично в саундтрек, а теперь даже в некий хит. И музыка к детскому спектаклю, написанная Андреасом, тоже брала свои истоки все там же.
Известность Андреаса как композитора стремительно выросла. Разумеется, в узких кругах музыки и шоу-бизнеса, ибо удел творцов мелодий в современной музыке - оставаться в тени, тогда как лучи славы падают на исполнителей. Тем не менее, на Андреаса обрушился, конечно, не шквал заказов, но их появилось совсем немало, что позволяло ему не беспокоиться о своем финансовом положении. Конечно, Андреас понимал, что обязан этим не столько своему таланту (который сам он считал довольно посредственным), сколько усилиям неутомимого Кренца. Андреас был благодарен Эгону за то, что тот не оставил его в самый тяжелый момент, когда он превратился из известного пианиста в бесполезного калеку, сумел поддержать и теперь усиленно продвигал своего подопечного на новом поприще.
В принципе, все у Андреаса складывалось неплохо. За исключением самого главного. Матиаса не было. Чем дальше, тем больше Андреас понимал, что не может жить без Матиаса, кем бы тот ни был, пусть даже самым последним мерзавцем, чудовищем, людоедом, кем угодно, лишь бы он был рядом! Андреас клял себя за то, что предпочел любви, пусть даже и гибельной, унылую пустоту, которая теперь высасывала из него силы, душу, превращала сердце в обуглившуюся головешку.
Говорят, что несчастная любовь, да и вообще страдания, у творческих личностей становятся источником вдохновения. И самые гениальные произведения в истории человечества - будь то музыка, литература, живопись или что-то еще - созданы людьми под влиянием тяжелого жизненного кризиса или трагических событий. Но Андреас с горькой усмешкой думал о том, что к нему это правило точно неприменимо. Пустота все больше проникала в его душу и сердце. Не было тоски, не было боли, из которой могло родиться что-то новое. Была лишь холодная пустота и сгустившийся мрак. И интенсивная работа, поездки по миру не могли избавить Андреаса от чувства пустоты и мрака.
