— После смерти бабки он уехал в Европу, поступил в Эдинбургский университет, который и закончил.

— Вот как? — насторожилась Элен. — Просто так взял и уехал в Европу, да еще поступил в университет, причем весьма престижный? И откуда взялись деньги у этого отпрыска алкоголиков? Сдал их бутылки?

Она осеклась. Перед глазами вдруг ясно встала картина из далекого — еще советского — детства. Она идет по грязным, разбитым улицам родного городишки, тащит тяжеленный мешок с бутылками из-под водки в пункт приема стеклотары. Стоит в очереди с небритыми алкашами, от которых несет перегаром. Сдает бутылки, получает грязные, мятые рубли. Ныкает одну бумажку. Дома отец и мать — оба с бодуна — требуют деньги, чтобы скорее бежать за опохмелом. Обнаруживают недостачу. Ленку порют. Тут же. Жестоко. Зло. Она молчит, стиснув зубы, но так и не колется, куда заныкала мятый рубль.

Элен передернуло. Эти ненавистные воспоминания она всегда загоняла куда-то глубоко, запирала на семь замков. Убеждала себя, что это было не с ней. И вот теперь проклятый Кронберг как будто сорвал тяжелые замки и засовы с этих гребаных воспоминаний, от которых так хотелось избавиться! У, сопляк, как же она его ненавидит!

— Данных об источнике происхождения денег у Кронберга пока нет. Но мы работаем над этим, — ровный, монотонный голос Скелтона вернул Элен к реальности. — Надо выяснить, откуда этот сирота мог взять деньги на учебу в университете, на дорогие шмотки, на наем не самых дешевых квартир в Эдинбурге и Берлине. Кстати, здесь, в Атланте, он поселился в «Хилтоне». Правда, в обычном номере, но это «Хилтон». Машину взял напрокат. Весьма дорогую.

— Я знаю, — угрюмо процедила Элен, вспомнив инцидент со спорткаром, с которого, собственно, все и началось. — Одним словом, тип с темным прошлым. Проходимец, как я и думала.

— Мы можем на него воздействовать.

— Нет. Пока ничего не предпринимайте. Просто не выпускайте его из вида. Незачем уделять этому типу больше внимания, чем он заслуживает. Но я ожидаю от твоих людей полного досье на него.

Скелтон молча кивнул.

На самом деле Элен с удовольствием приказала бы Скелтону свернуть шею этому Кронбергу. Но она понимала, что должна проявить выдержку. Нельзя показывать, что она нервничает. Элен Бреннан в глазах окружающих должна быть воплощением уверенности в себе. Она не может позволить, чтобы о ней говорили как о слабонервной дурочке, впавшей в панику из-за флирта ее мужа с каким-то смазливым юнцом. Даже Скелтон, которому она доверяла больше других, не должен был видеть ее слабой.

И Элен держалась, делая вид, что ничего не происходит. Но с каждым днем ее бешенство нарастало. Муж был необходимым элементом, одной из несущих конструкций грандиозного здания карьеры и успеха, которое Элен выстроила с великим трудом, ради которого принесла немыслимые жертвы. И этот элемент должен был находиться под ее полным контролем. Но именно этот контроль сейчас был утрачен. И это выводило Элен из себя.

Скелтон регулярно направлял Элен депеши своих подчиненных о происходящем на Гавайях. И эти депеши лишали Элен остатков спокойствия. Похоже, ее муж все больше слетал с катушек в обществе этого русского проходимца. Очередной мимолетный флирт Тома теперь стремительно перерастал в бурный роман.

На Гавайях Том Бреннан и Матиас Кронберг жили на уединенной вилле, снятой за бешеные деньги, и после приезда целые сутки не выходили из роскошной спальни. Затем они принялись трахаться повсюду: в бассейне, в океане, на пляже, в клубах, куда ходили по вечерам и зачастую оставались там до утра. Элен получила видеозаписи этих ночных вылазок. Она видела, как чертов Кронберг с самым развратным видом крутит туго обтянутой задницей перед Томом, а тот разве что слюни не пускает и не облизывается, глядя на новый предмет своего обожания. Том задаривал Матиаса дорогими подарками: часы за полмиллиона долларов, браслеты, украшенные бриллиантами, еще какая-то ненужная, но стоившая сумасшедших денег мелочевка. Матиас принимал это со снисходительно-небрежным видом, чем заводил Тома еще больше. Однажды они трахнулись в примерочной кабинке универмага, один раз в кустах прямо под окнами полицейского участка. Однажды — на краю высокой скалы над морем. Каждый раз инициатором был Кронберг. И Том послушно выполнял сумасшедшие желания этого красавца. Он явно потерял голову, совершая безумные поступки, на которые прежде никогда не решился бы.

Элен пыталась дозвониться безголовому супругу, но его мобильник был отключен. Она все же сумела дозвониться до него через охрану. Элен намеревалась говорить с ним так, как обычно говорила в ситуациях, где Том явно накосячил: холодно, надменно, решительно, тоном, не допускающим возражений. Но тут она, сама того не желая, вдруг сорвалась и обрушила на мужа град упреков — за то, что тот совсем обезумел, связался с проходимцем и, наплевав на все, умчался на Гавайи. Его ждали срочные дела, переговоры, встречи, документы, наконец! Но муж даже не стал ее слушать, заявив, что «всё это подождет».

И тогда у Элен окончательно сдали нервы. Она сама вылетела на Гавайи.

***

Гавайи, вилла Waimea, февраль 2015 года

С белой виллы открывался великолепный вид на бирюзовый океан. Матиас Кронберг лежал в расслабленной позе в шезлонге возле бассейна и с удовольствием подставлял лицо и тело под лучи жаркого гавайского солнца. Том сидел рядом, но под зонтиком. Он старался не проводить на солнце слишком много времени, опасаясь, что на его лице, о котором он так заботился, появятся морщины, а на выхоленном теле выступят возрастные пигментные пятна, одна мысль о которых приводила его в ужас.

— Что ты со мной делаешь, Мэт! — промурлыкал Том, с обожанием глядя на своего любовника. — Я чувствую себя полным психом. Но мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

— Иногда неплохо побыть психом, Том, — лениво проговорил Матиас, не открывая глаз. — Жизнь скучна, если в ней нет сумасшествия, ты не находишь?

— Если рядом со мной такой сумасшедший как ты, то я согласен сойти с ума, — улыбнулся Том. — Иди ко мне! Ну же!

— Я и так рядом, — Матиас по-прежнему не двигался и не открывал глаз.

— Я хочу тебя, — тоном избалованного ребенка протянул Том. — Хочу тебя снова!

— Вот он я! — Матиас раскинул руки.

— Мэт, ты уже слишком долго лежишь на солнце! Это вредно! Твоя кожа может пострадать! И моя тоже, — продолжал ныть Том.

Матиас открыл глаза, неожиданно резко поднялся и, словно огромная кошка, мягко прыгнул на Тома, повалив того на шезлонг.

— Спасай мою кожу поцелуями, — проговорил он, глядя прямо в глаза Тому гипнотизирующим взглядом. Том медленно провел языком по ясному лбу любовника, ощущая чуть солоноватый вкус его кожи, который просто сводил его с ума.

— Если ты сохранишь меня, то сохранишь и себя, — шептал Матиас. — Ты долго еще будешь молодым и сильным. Ты ведь хочешь?

— Хочу, — прошептал в ответ Том, лаская сильные плечи любовника, слегка потемневшие от гавайского загара. — Очень хочу.

— И ты будешь. Она высасывает твои силы, но если я буду с тобой рядом, она не сможет этого делать, — продолжал Матиас. — Со мной ты становишься другим, совсем другим, Том. Ты ведь чувствуешь это?

— Чувствую… Ты нужен мне, Мэт.

— Я знаю, — улыбнулся тот одними губами.

— Мэт…

— Что?

— Я хочу, чтобы ты любил меня.

Брови на неестественно неподвижном лице Матиаса поползли вверх.

— Вот как? — задумчиво произнес он, проводя руками по плечам Тома. — Учти, я люблю только сильных и властных мужчин. И богатых.

— Я более чем богат, — тут же заявил Том.

— А сила и власть?

— Ты дашь их мне, — выдохнул Том.

— Правильный ответ, — улыбнулся Матиас уголками рта. — Со мной ты возьмешь все то, что тебе принадлежит. Иначе я с тобой не останусь. Выбирай, Том. Ты ведь не дурак и понимаешь, что могу дать тебе я. И что может дать тебе она.

Серо-голубые глаза Матиаса смотрели прямо на Тома, буквально пригвождая его месту своим стальным блеском. Тот молчал.