— Но, видимо, это было неправильно. Мало я тебя воспитывал. Мало порол. Восемь сотен лет отроду, а ты всё так же жалок.
Удар пяткой пришёлся прямо в живот, заставляя принца скорчиться от боли.
— Ничего страшного. Это не смертельно. Побарахтаешься, покорчишься и встанешь опять. Я буду ждать тебя в тронном зале, когда оклемаешься.
Шаги мужчины начали удаляться. На мгновение он замедлился и наклонился. подбирая с пола клинок, действительно принадлежавший ему. Фансинь. Его первое духовное оружие. Хмыкнув, он взял его в руки, убирая куда подальше меч, заменявший его долгих восемьсот лет. Вот так и давай потомкам свои артефакты — они назовут их дурацким именем, будут колоть орехи и нарезать огурцы, а в конце вообще отбросят, словно хлам. Тьфу.
Цзюнь У уже почти покинул зал, когда услышал шорох ткани. Се Лянь, избитый и даже искалеченный, всё равно пытался встать. Медленно, сперва на четвереньках, а потом на коленях, но он встал, покачиваясь, словно осиновый лист на ветру.
— Ого, да ты быстр… — в голосе Бай Усяня проскользнула лёгкая неуверенность. Он словно бы не был готов к подобному повороту. Вряд ли Се Лянь резко пересмотрел свои жизненные взгляды. Видимо, придётся добавить ему…
Но юноша решил задвинуть речь.
Сиплый от канги, сдавливающей шею, и от множественных повреждений, Се Лянь звучал так, словно говорил в последний раз. Он превозмогал боль, пронзающую тело с каждым вздохом, но не прекращал говорить несмотря ни на что:
— Неважно, как долго и жестоко ты будешь меня избивать, неважно, сколько веков пройдёт и сколько раз ты будешь истязать моё тело, — я никогда не изменюсь. Ты говоришь, что ты мой предок, что мы — кины с тобой, кровь от одной крови. Тогда понятно, почему гора Тунлу не поглотила меня — она ощутила тебя во мне и отпустила. Ты говоришь, что мы плоть от одной плоти — тогда понятно, почему я не смог спасти королевство Сянь Лэ — моё желание было обречено на провал, потому что цикличность должна замкнуть круг. Но мы не свет от одного источника. Даже запри ты меня в недрах земных, я и там буду гореть. Мы — две разные души. Демоны, люди, небожители — не имеет значения, в одежды какого цвета облачена эссенция. Мы лишь материал, и наши решения приводят нас к триумфу или провалу. Мой путь не будет повторением твоего. И я никогда не стану тебе подчиняться, разрушая и причиняя боль.
Никто не мешал Се Ляню произносить его речь. Никто не перебивал, не кричал гневных слов. Небесный Император слушал его, не веря собственным ушам. Какой-то мешок с костями и надеждой смеет говорить ему такое. И это после всего пережитого? За такую смелость можно было дать шанс договорить, а потом извиниться.
Подняв дрожащую руку, Се Лянь сжал ладонь вокруг кольца, висящего на шее. Медленно поднеся его к губам. он коснулся камня, закрывая глаза и даря свой последний выдох тому, кого он любил больше всего. Пускай эта жизнь завершилась очередным провалом, но он точно знал одно существо на земле, которое было способно победить. Собиратель Цветов под Кровавым Дождём…
Погибая снова, его тело вдруг выдало одну единственную, весьма длинную мысль, которая сформировалась в мозгу за мгновение до привычной темноты посмертия.
«Но ведь Хуа Чэн устал и будет без сил. Да и не станет он спасать всех этих невинных людей. И он не обязан этого делать».
Уже бездыханный Се Лянь ощущал последнее сокращение сердца и понимал. Он не может сейчас уйти, не может потеряться на день или неделю, оставив всё на самотёк. У него с высшими силами и человечеством неразрывный контракт. Да и вообще, бог он или нет. Тем более зная, что они с Бай Усянем одной крови…
Сердце стукнуло и остановилось. Но только на мгновение. Голубоватое свечение жизненной энергии погасло. Три… Два… Один… Се Лянь ещё не успел даже пошатнуться, чтобы упасть, но уже распахнул глаза, вдыхая кислород, жгущий лёгкие. Поднеся руку к горлу, он одним простым движением сорвал с себя кангу, словно та была не магической печатью, а чем-то абсолютно лёгким и непрочным. Вроде глупого символического ошейника.
Бай Усянь не верил своим глазам. Магические силы Се Ляня возвращались в него настолько быстро, насколько это было возможно, наполняя тело, излечивая его и накапливая вновь всё то, в чём ему приходилось ограничивать в себе все последние восемьсот лет.
— Сегодня мой выбор — избавиться от канги. Или ты хочешь сказать, что у меня нет на это права?
Совсем рядом свой первый вдох сделал Хуа Чэн. Грудь его быстро затягивалась, а вместе с этим и сердце, столько веков стоявшее бесполезным сувениром, вдруг тоже начало сокращаться. Любовь творит чудеса, говорят легенды. Но чудеса, происходившие сейчас, было творением рук одного единственного влюблённого до беспамятства бога.
— Как ты это сделал?! — в гневе закричал мужчина, рванув к Се Ляню, но тот ловко увернулся. У него не было клинка, чтобы сражаться, а разорванная на куски Жоэ лежала на полу. Но принц был божеством по крайней мере дважды, так что сияющая книга в золотой обложке появилась в его руках, как настоящее духовное оружие. Он никогда не открывал её, боясь того, что может увидеть на страницах, но сейчас, именно в этот момент боя, когда он сражается со своим прапрадедом, это показалось правильным решением. Знакомый тёплый голос шепнул над ухом: «Не бойтесь, мой принц, примите себя и то, кем вы являетесь».
Хуа Чэн мог наблюдать сейчас уникальную картину: Небесный Император заносил клинок для того, чтобы поразить своего протестующего праправнука, и сам Се Лянь, с невозмутимым лицом открывающий порнографическую книгу с иллюстрациями, словно сейчас было самое время.
Вместо мягкой груди Фансинь встретил барьер, сотканный из тончайших золотых нитей. Он мерцающим куполом укрыл фигуру Се Ляня, недоверчиво шевелящего губами.
И Цзюнь У замер, пораженный увиденным. Клинок в его руках задрожал и рассыпался блестящими осколками, опадая на землю мерцающим дождём. Он смотрел на барьер, вчитываясь в чарующие письмена, и узнал в нём слова родного языка, слова защиты, любви, понимания и милосердия. Он слышал в своей голове сотни голосов, возносящих ему молитвы, так отчетливо, словно это было не две тысячи лет назад, а сейчас.
— Нет, прекрати!
— Но громче всего в его голове звучал голос Ай. Ай из королевства Уюн.
— Хватит! — он опустился на колени, не в состоянии преодолеть чувства, раздирающие его на части. Он осознал наконец, что не сама любовная связь нарушила его культивацию, а неспособность принять поражение и уйти с поля достойно. Даже если бы он не возлежал с ней тогда, то всё равно не смог бы победить, потому что таков ход вещей, и время лишь неустанно отсчитывает песчинками движение вселенной вперёд…
Се Лянь продолжал читать и читать вслух слова, зажигающиеся золотыми буквами на страницах. Он ощущал, как ветры треплют его рукава и одежды, как кровь шумит в ушах и земля уходит из-под ног, но не мог остановиться, поглощаемый моментом. Он становился Чтецом, голосом для книги бытия, и постепенно начал пропадать в ней, превращаясь в мерцающее свечение. Оно расползалось от краёв его одежды, постепенно покрывая ладони и стопы.
Цзюнь У стоял на коленях в песке, бывшим когда-то его клинком, и держался за голову, мечась в агонии из личных тревог и фантомных голосов.
— Хватит, — твёрдый голос и рука, опущенная на плечо, вернули Се Ляня в реальность, он резко прервал чтение.
— Довольно. Я рад, что вы смогли найти к ней подход.
Советник, возникнувший за спиной, ловко забрал книгу из рук ошеломленного Се Ляня, смотрящего на него с широко распахнутыми глазами.
— Я всегда говорил вам, что такая литература не для принцев, — усмехнулся Мэй Нян Цзин, закрывая фолиант и проводя рукой по обложке.
— Маленькая проказница, я понимаю, что ты хотела сделать момент драматичней, поэтому отталкивала принца, но обязательно для этого было выбрать именно такой внешний вид?
Книга, пожуренная, но при этом приласканная, пошла рябью, постепенно меняя свою форму и превращаясь в скромный и потрепанный годами фолиант без названия и каких либо украшений. Но теперь Се Лянь чувствовал, что за внешним видом скрывается что-то… сильное.
