Хуа Чэн не отвечал. Капли пота стекали по его вискам, а металлические украшения позвякивали при каждом рывке и выпаде. Цзюнь У, правда, лишь смеялся. В какой-то момент Эмин скользнул вперёд, но лишь наткнулся на сияющую броню. Впервые в своей жизни клинок столкнулся с чем-то, что он не мог разрубить. Резко ударившись, он натужно зазвенел, отчего и внутри самого Хуа Чэна прошлась волна вибрации, всколыхнувшая каждый орган. Но он собрался с силами и всё же устоял на ногах, ответный импульс от удара был гораздо сильнее, чем он мог ожидать.

— Ай, моя любимая Ай, погибла в ту ночь в жутком огне, — словно и не заметил удара по броне Цзюнь У, продолжая свой рассказ. — Она кричала от боли, а я наблюдал за тем, как она умирает, и понимал, что это небожители — твари без души и целей — виноваты во всём. И тогда я поклялся им отомстить. Знаешь, прямо как ты, я убил каждого, кто мне насолил. Не знаю уж, что тебе сделали те тридцать три бога, но я уничтожил так же своих. Каждого. Я убивал их, не спорю, медленнее. Мне потребовалось едва ли не пять сотен лет, чтобы прекратить жалкое существование каждого, кто остался тогда глух и слеп к моим мольбам. А эти небесные придурки так и не поняли, что произошло. Знаете… знаете что? — в глазах Цзюнь У уже не было ни искры сознания. Безумие читалось в его выражении глаз, в этой пляске стали и ненависти к окружающим. Они предполагали, что свою совесть и человечность Цзюнь У сжёг тогда в медной печи вместе с тремя своими друзьями-советниками, но до этого момента это была лишь неподтвержденная теория. А сейчас…

Се Лянь, наконец, оклемался и даже смог найти взглядом Жоэ. Та пережила потерю куска и вновь чувствовала себя относительно рабочей. Нет, если бы она могла кровоточить, то, конечно, лужа демонической крови уже давным давно растеклась бы под оторванным концом, но лента тоже понимала, что либо она вступит в этот момент, либо никогда.

— Я похоронил их останки прямо на Небесах. Вся эта столица, все нынешние здания и даже этот дворец буквально стоят на останках прошлых богов. А-ха-ха-ха, — безумный смех разливался по залу, звонко отскакивая от стен и разливаясь, наполняя пространство холодящим ужасом.

Поймав взгляд Се Ляня, Хуа Чэн кратко кивнул глазами. Одно моргание чуть дольше, чем нужно, и влюбленные демоны-небожители одновременно атаковали врага с обеих сторон. Сотни серебристых бабочек возникли по зову Собирателя Цветов из ниоткуда и закружились вокруг Цзюнь У, пытаясь ранить его в незащищенные места. Да, они были не способны победить, но раз за разом, ударяясь о броню, они отвлекали его и понемногу царапали единственное слабое место.

Когда-то, восемьсот лет назад, Се Лянь уже дрался с Бай Усянем и повредил броню под грудью слева. И сейчас бабочки пытались закончить дело, ослабляя там защиту вновь и вновь. Жоэ, собравшись с силами, метнулась по приказу Се Ляня вперёд и обвила руки бога, пытаясь притянуть их к его торсу.

Мгновение, и Цзюнь У был обезврежен и обезоружен. Крепко примотанный магической тканью и ослеплённый мельтешением ранящих крыльев, он взревел, отступая. Сейчас был именно тот момент, когда нужно было воткнуть клинок. Хуа Чэн метнулся вперёд и воткнул саблю прямо в раздробленный нагрудник. Металл плохо поддавался, но Эмин не зря был его божественным и демоническим артефактом, самим отражением Хуа Чэна и его энергии. Неостановимый, он вошёл глубже и последним усилием демона воткнулся в грудь Цзюнь У. Кажется, с небожителем-тираном было покончено. По крайней мере, от такого ранения любой другой умер бы в течении пары мучительных мгновений.

Се Лянь сделал пару шагов вперёд, подбегая к Хуа Чэну и хватая его за руках.

— Сань Лан! Сань Лан, ты… — успел вскрикнуть наследный принц до момента, когда бабочки вдруг в мгновение ока не вспыхнули все разом и не осыпались пепельным дождём. Ещё одно мгновение, и Жоэ, затрещав, разорвалась на части. Отряхнувшись от артефакта, словно от игрушки, Цзюнь у рукой схватился за саблю и вытащил из собственной груди, вышвыривая в сторону, словно игрушечную подделку, а не настоящий клинок.

— Меня таким не возьмёшь. Твой меч будет наносить мне незакрывающуюся рану только пока ты жив… И ты сейчас мне мешаешь.

Цзюнь У сделал пару быстрых шагов вперёд. Хуа Чэн рывком закрыл Се Ляня, но тот вдруг почувствовал давление в канге и отлетел на пару метров назад, волочимый за символ своего падения, как за ошейник. Мгновение, и его тело в очередной раз встретилась со стеной, пока Цзюнь У неумолимо приближался к Хуа Чэну, обезоруженному и обескураженному. Но у Собирателя Цветов под Кровавым Дождём был ещё один козырь в рукаве. Пожалуй, правда всегда работала лучше клинков. особенно против того, кто был физически непобедимым.

— Ты думаешь, что она мучалась и страдала? Считаешь, что никто не достоин жизни, потому что ты её не спас? Ты никогда не любил её! Признайся наконец, ты никогда её не любил по-настоящему! То, что произошло между вами, — история одного года и десятка цветов. Она за тебя сгорела в огне, спасая единственное дорогое, что она от тебя получила — ребёнка. А что сделал ты? Стоял и хлопал глазами? Плакался в рукав Советника? Страдал и строил планы мести? Даже сейчас ты всё так же жалок, как и две тысячи лет назад! — усмехался прямо в лицо противнику Хуа Чэн. пускай он не смог победить, но Эмин всё же сделал своё дело. Не сейчас, так через пару минут или часов, но Цзюнь У когда-то в любом случае умрёт. Это то ранение, которое он никогда не сможет заживить и в это своё желание Собиратель Цветов под Кровавым Дождём вложил всю свою энергию, все магические силы, которые у него были, всю страсть и желание защитить не мир, но единственное существо в нём, достойное любви.

Клинок пронзил грудь демона, поворачиваясь прямо в сердце.

— Не смей так говорить! Она была прекрасна, а наша любовь прошла через века!

— Не сметь? Почему? Потому что ты трус? Нет уж, можешь хоть миллион раз проткнуть меня, испепелить моё тело и разорвать душу, но я восстану миллион один раз, потому что за любовь и дорого человека можно и нужно умереть!

Голос Хуа Чэна постепенно слабел вместе с кровью, толчками покидающей тело. Белый Бай ещё несколько раз гневно воткнул меч в демона, убеждаясь в том, что он истекает кровью и умирает. Злость настолько застелила ему сознание, что Цзюнь У даже не потянулся рукой, чтобы уничтожить Золотое Ядро. Или, может, это рана от Эмина всё же нанесла ему увечье достаточное, чтобы отвлекаться на него частью сознания. Пнув носком туфли осевшее тело, он развернулся к Се Ляню, валяющемуся на полу поодаль. Принц смотрел на тело Хуа Чэна и раскрыл рот в немом крике ужаса.

— Продолжим наш разговор, дорогой? Пожалуй, я даже должен называть тебя сынок. Не думаю, что поколения между нами имеют значения. Они — лишь промежуток, за который Небо собирало силы и проводило работу над ошибками. Я теперь должен довести тебя до совершенства. Итак, одна часть сделана — ты уже потерял всё и всех. Твои друзья будут разорваны на куски моими демонами, твой «возлюбленный» валяется у моих ног. Осталось уничтожить твою свободолюбивую частицу, и, пожалуй, ты, наконец, станешь достоин. Поймёшь, что истина в реальности чувств. А единственная эмоция, которая правдива, — это боль и месть за неё.

Бай Усянь сократил расстояние между ними и жестом подтянул Се Ляня за кангу на шее вверх, упирая меч в грудь небожителя. В профилактических целях. Протыкать Се Ляня он не собирался.

— Не бойся. В тебе и так достаточно дырок. Даже чересчур, я бы сказал, судя по всему.

Сальная ухмылка скользнула по лицу небожителя, когда он, взмахнув рукой, с силой приложил принца об пол. Так, чтобы он наверняка ощутил удар каждой частью своего тела. Демонические кости достаточно крепки, чтобы не развалиться, но боли от этого принц испытывал не меньше. Хотя физические ощущения не могли сравниться с теми страданиями, что разрывали и его душу, когда он видел умирающего Хуа Чэна, и то, как жизненные силы покинули его тело.

— Я столетиями готовил тебя, позволял учиться на собственных ошибках и постигать всё самостоятельно. Надеялся, что, пройдя столь долгий путь, ты придёшь к истинному решению и, узнав всю правду, придёшь ко мне с признанием. Я надеялся, что ты станешь лучшей версией меня и поможешь мне создать мир, подвластный только нам, — отстранившись, мужчина картинно отряхнул руки, отворачиваясь на мгновение куда-то.