— Веди себя хорошо, Гу Цзи. Прости, — выдохнул Се Лянь, слыша за спиной ужасный звук рвущейся ткани.

В последнее мгновение юноша почувствовал движение воздуха и отпрыгнул, прогибаясь, чтобы избежать удара под ребро. Верная лента получила серьёзное ранение в попытках отвлечь Цзюнь У. Тот перехватил на лету её двумя руками и, удержав, разорвал, оставляя две неровные половинки валяться на полу.

— Это что ещё за поведение? Я же предупреждал!

Мужчина гневно кинулся в атаку. Он был настолько зол, что, кажется, даже не желал применять останавливающий приём вновь. Вместо этого он гонялся за Се Лянем, нанося тому удар за ударом. Принц парировал их даже не оружием, а чистой ловкостью, прогибаясь, уворачиваясь и пользуясь территорией. В какое-то мгновение Цзюнь У услышал звон металла и остановился, давая принцу пару мгновений передышки. Это юноша додумался отбросить в дальний угол зала бесполезный и, пожалуй, даже опасный меч.

— Значит, вот так ты ценишь мои подарки? Неблагодарный гадёныш. Ну ничего, я сейчас проучу тебя.

Наследный Принц Сянь Лэ был обезоружен: Фансинь бесполезен в битве против хозяина, а Жоэ сейчас медленно отползала под стенку, чтобы не привлекать внимания. Оно и понятно, лента сильно повреждена и хочет сберечь его прах внутри. Странно, что за столько веков никто не догадался, что именно она была местом хранения его якоря души.

— Почему ты пытаешься чего-то от меня добиться? Почему тебе нужен именно я?

Цзюнь У недобро улыбнулся, глядя на принца. Его мнение об уровне мыслительных способностей Се Ляня сейчас упало ещё ниже.

— А ты до сих пор не понял? Я, конечно, напрямую не говорил, но можно было бы и догадаться…

В это мгновение в зале появился Хуа Чэн. Нет, не сам Собиратель Цветов под Кровавым Дождём, но его бабочка, маленькая такая, с серебристым отливом на крыльях. Лёгкими взмахами она приближалась, вызвав на губах Се Ляня улыбку, так неуместно совпавшую с последующими словами небожителя. А ведь они многое объясняли и открывали двери, которых даже никогда не существовало в этом мире…

========== Нитью незримой нас намертво сшила игла ==========

— Ты — мой наследник. По крови. Плоть от моей плоти, дитя моего греха и порока Ай, ребёнок, рождённый одним из потомков нашего великого рода, — Цзюнь У буквально торжествовал, произнося эти слова. Раскинув победно ладони, он стоял перед Се Лянем во всей своей божественной красе, бог и демон в сияющем доспехе, непобедимый и ужасный, могущественнейшее создание во всех трёх мирах.

— Нет! — вскрикнул Се Лянь, понимая, что перед его глазами проскальзывают картины прошлого и каждый раз, когда Цзюнь У пытался его извратить.

Они ведь действительно были похожи внешне: одного роста, со схожими чертами лица, изломами губ и бровей, разрезом глаз… Он думал, что это Бай Усянь нарочно превращается в его копию, чтобы поселить в разуме сомнения, чтобы отвратить возможных последователей и натравить на него, наследного принца Сянь Лэ, небожителей. Но что если это никогда не было планом белого Бедствия? Что если Бай Усянь на самом деле всегда выглядел именно так, как и Се Лянь. Но тогда… Тогда и побег с горы Тунлу и даже каждый его визит туда не просто так складывался удачно и странно. Сама гора видела в нём не просто демона, а именно отпрыска своего создателя, потому и относилась к нему со снисхождением. Он видел теперь много связей, но всё ещё пытался отрицать это, надеясь, что слова Цзюнь У лишь очередная уловка для того, чтобы Се Лянь поступил так, как хочется демону. Но что-то глубоко внутри говорило, что вранья в словах Небесного Императора действительно нет.

— Да. И разве тебя не научили не перечить старшим? Можно было бы и больше уважения проявить к твоему прапрадедушке.

— Какого хрена? Ты только что своими руками убил Ци Жуна! Он же мой кузен! — перебил его в приступе негодования Се Лянь. Он так дотошно искал в словах Цзюнь У подвох, что бы увидел его почти сразу. Он не учёл, что Лазурный Демон в Ночи не был ему родным братом, а лишь кузеном. И на это ему тут же справедливо указали, отметая не самый лучший из аргументов прочь одной простой фразой:

— По линии матери. Я со стороны отца. Бездарный, кстати, был отпрыск. И погиб так же глупо. Бесталанный, в общем.

Воспоминание о смерти родителей дрожью бы пробило тело Се Ляня, но это произошло так давно, что он не мог больше по ним печалиться. Они мертвы уже восемьсот лет. Было бы глупо каждый раз терять голову от того, что кто-то так много лет назад покончил с собой.

Пока Цзюнь У и Се Лянь рефлексировали, один ошарашенно, а второй победоносно, бабочка успела разместиться на потолке совсем недалеко от огромного канделябра. Но это действие не прошло незамеченным. Даже больше. Бай Усянь был совершенно спокоен.

Се Лянь резко схватился за горло, ощущая, как проклятая канга начинает сжиматься на нём всё туже и туже, перекрывая не только кислород, но и поток крови в обе стороны. Так вот что было его оберегом и проклятьем. Канга исключила его из рядов небожителей, поврежденных ударом силы день назад. Энергия Цзюнь У и его же кровь, текущая по венам Се Ляня, сделали его неприкосновенным для того приказа небожителя. Но они же продолжали быть вечными оковами, оставляя его в полной власти Нефритового Императора. И сейчас он явно пытался отобрать у Се Ляня его жизнь.

— Прекрати! Почему бы тебе не сразиться с достойным противником? — Хуа Чэн возник перед Наследным Принцем Сянь Лэ, заставляя Цзюнь У разорвать с Богом Войны в Короне из Цветов зрительный контакт. Тот сразу смог облегчённо сделать вдох, наполняя лёгкие. Да, дышать было определённо приятно. Но какой же ценой ему достался этот вдох.

— Отлично. Я ждал, пока ты появишься. Иногда я даже жалею, что ты — не мой кровный родственник. Но это не страшно. Ты хотя бы достойный. Увы, Се Лянь не так смышлён как ты, и не способен понять сразу моей идеи, — Цзюнь У был совершенно не удивлён появлением Хуа Чэна. Похоже, он и Се Ляня придушил только для того, чтобы спровоцировать. Он словно бы игрался с чувствами детей, заставляя их выполнять трюки. Подменял сладости горькими овощами и ферментированными бобами вместо орешков в сиропе. Это было жутко, то, насколько хорошо мужчина понимал своих противников.

Хуа Чэн бросился в атаку, доставая Эмин, пожалуй, единственный клинок во всех трёх мирах, способный нанести незаживающие раны любому существу, даже настолько невероятному, как Бай Усянь. Но чтобы ранить кого-то, нужно было сперва до него добраться. А Бай Усянь не позволял этому случиться. Ловко отражая каждую атаку своим клинком, он даже позволял себе вставлять реплики, из которых перед глазами Се Ляня и Хуа Чэна вырисовывалась картина прошлого, никому не известная, но невероятная.

— Она была прекрасна в своей юности, а я считал себя сильнее всех. Сильнее богов и небес, демонов и всех людей. Я думал, что я сильнее природы и даже течение времени мне по зубах, когда она целовала меня в шею и ласково шептала слова одобрения. Её прикосновения обжигали кожу, а молитвы лились мне прямо в уши, минуя Советников. Я потерял половину сил в ту ночь, когда возлежал с ней и зачал ребёнка, но она восполняла их ежедневно своей искренностью. Так что к моменту падения я имел почти всё, что было раньше. Если бы не та ошибка, если бы не ребёнок, которого она носила под рёбрами, если бы не небожители, отказавшиеся протянуть мне хотя бы каплю своих сил для поддержки, катастрофы не случилось бы. Моё падение было их общей виной. Ответственность за всё, что тогда произошло, лежала на плечах каждого, кто слышал мольбы, но не отвечал. И, знаешь, — этот рассказ уже был даже не столько для Се Ляня, который мог собрать кусочки воспоминаний Цзюнь У из своих снов и мыслей на горе Тунлу, а для Хуа Чэна, молчаливо поджавшего губы и метавшегося с клинком туда-сюда. Он словно алый вихрь напирал, заставляя противника защищаться. Но Цзюнь У и не собирался переходить пока в атаку. Его целью было посвятить этих двоих в свои планы. Возможно, удастся сохранить их двоих? — ты поймешь меня. Ты тоже испытывал это чувство ненависти к ним, богам, которые мнили себя таковыми, прошли Небесную Кару и замирали на месте, словно скованные непосильным грузом. Они опускали руки, зажравшись в своём величии и самоутверждались за счёт верующих и тех, кто не мог ответить. Те тридцать три небожителя… Ты тоже видел их праздность, пустующие печи их огня…