— Если ты знаешь как, то…
— Ты мне доверяешь? — Хуа Чэн взял за руку принца, чуть переплетая их пальцы. Вырывать ладонь было бы уже неприлично. Лёгкий кивок был согласием.
— Тогда подкинь кости…
***
Они оказались в Храме Тысячи Огней.
Нынче его было не узнать: словно бы готовясь к церемонии, демоны натаскали сюда палочек благовоний и цветочных композиций, усыпающих каждый изгиб мрамора свежими лепестками. От сладковатых, приторных ароматов у Се Ляня немного закружилась голова.
Хуа Чэн прошёл к изножью статуи и, распахнув свой алый камзол, снял его, оставаясь в рубашке. Дорогая плотно сбитая ткань опустилась на жесткий камень.
— Прости, гэгэ, — напомнил Хуа Чэн, обернувшись к замершему демону-небожителю, — ты сам велел не готовить подушек, так что придётся тебе сидеть на нём.
Придержав принца под руку, Хуа Чэн помог ему взойти на постамент и опуститься в позу лотоса лицом к пустому залу, где не было никого, кроме них двоих. Было тихо. Ощущение того, что они сейчас вдруг стали отрезаны от всего мира и Небес, мягкой тяжестью накрыло плечи Хуа Чэна и заставило опустить взгляд вниз. Больше он глаз не поднял:
— Могу ли я попросить тебя об одном одолжении, прежде чем мы начнём?
— Да. Конечно. Всё, что угодно, — принц чуть замешкался.
— Разреши мне только сегодня преклонить колени в твоём храме…
Се Лянь молча кивнул, вживаясь в роль чопорного небожителя и бога войны. На самом деле волнительность момента не позволяла ему произнести больше ни слова, вдруг сводя челюсть и становясь комом в горле.
Хуа Чэн медленно отступил на пару шагов. Хлопок ладони, и все шары света, имитирующие тысячи небесных фонариков под потолком храма, начали гаснуть, погружая помещение в полумрак. Ещё один короткий хлопок, и каждая палочка благовоний задымилась, а каждая свеча вспыхнула огоньком. Звёздное небо наверху постепенно затухало, но зато мерцающие точки внизу отобразили точно такую же картину, отражая происходившее в действительности. Сперва Небеса учат свечи светить, а потом те возвращают полученную ласку теплом и дрожанием пламени. Они замкнули единение божества с его верующим в мягком тусклом-тусклом освещении.
Се Лянь вдохнул давно забытый аромат, начинающий заполнять пространство и расслабленно замер, оставляя мысли о предстоящем сражении на потом. Сейчас между ними ритуал.
Хуа Чэн раздевался медленно.
Статный и красивый мужчина, он был безупречен везде. Каждый миллиметр оголяющейся светлой кожи ещё раз доказывал, что мужчина перед принцем — настоящий князь демонов, потому что ни единый живой человек не способен был обладать такими точёными формами, таким совершенным телосложением. Темнота скрадывала стеснение, но полумрак создавал причудливую тень, глубоко подчеркивая то развитые мышцы груди, то линии крепких бёдер, то… того, от чего Се Лянь поспешил отвести взгляд в настигнувшем его стыде.
Одежда падала вниз, пока Хуа Чэн, абсолютно обнажённый, не переступил её и не опустился на колени, призывая флакон с маслом. Се Лянь, все еще отвернувшийся, не хотел смотреть: боролся с новыми чувствами внутри себя, боялся проиграть им и не справиться с неизвестной прежде и вспыхнувшей в нем вдруг пылкостью, но вовремя осознал, что тогда всё будет насмарку. Он должен видеть и знать, что происходит.
Одними мыслями о долге подобное не совершить. Но, опускаясь на холодный пол, Хуа Чэн думал далеко не о человеческих жизнях и высоких материях. Он думал именно о Се Ляне. О человеке, чей образ многие годы хранил с сокровенной нежностью в своем сердце. Сперва он думал, что это благодарность и верность, но чувства эти простирались далеко за пределы братских. Прикусив губу, мужчина смочил ладони в масле, позволяя себе исполнить худшую из фантазий, возникающих во снах. Он ненавидел себя за то, что любит бога, ненавидел за то, что испытывает влечение к тому, ради кого существовал. Возвышенные чувства безграничного доверия постепенно дополнялись и этими эротическими фантазиями… К чему они привели?
Ладонь осторожно поглаживала член, распределяя масло. Благовония, наполнявшие зал, позволяли расслабиться. Похоже, подбор ароматов был именно для этого момента. Он распалял внутренний огонь и успокаивал тревогу, уводил фантазии… дальше. Медленные, плавные движения дополняли тишину едва ощутимым шорохом. Демон прикрыл глаза окончательно. Вторая рука поглаживала торс и грудь, задевая соски, немного сжимая их и перекатывая между пальцами твердеющие бусины.
Мысли успокаивались, а воспоминания прошлого плавно замедляли свой ход и таяли. Реальность бросала якорь в приятном настоящем, где ему впервые в жизни было позволено выказать свою любовь именно так, как того хотелось телу.
Впервые Се Лянь был действительно готов принять что-то, а не получить и, преумножив, вернуть. И это чертовски радовало Хуа Чэна. Поджатые губы, расслабившись, перетекли в улыбку, а движения приобрели уверенность, даже страсть. Постепенно, понемногу он входил в раж, ускоряя движения, пока дыхание не начало сбиваться, а волны удовольствия, прокатывающиеся по телу, не сорвали с губ стон, глухо осевший на полу храма.
Се Лянь не мог оторваться от зрелища, раскрывавшегося перед ним и для него. Благовония уже вскружили голову, затуманив сознание, так что воспринимать реальность получалось лишь через призму легкой дымки. Но то, что он видел, было прекрасно. Каждое движение было столь энергичное и наполненное какой-то неизвестной до этого момента энергией. Се Лянь ощущал, как ему самому становится жарко. Щёки и кончики ушей небожителя начали краснеть, полыхая от странного чувства тепла, немного напоминающего губительное действие развратных цветов. Но лишь немного… Это был неизвестный, но сладкий яд.
Хуа Чэн не смотрел на него, но думал. Все мысли демона концентрировались на Наследном Принце Сянь Лэ, и в момент исступления он тихо шепнул «Се Лянь», пачкая пол перед собой.
Глубокий вдох, пара секунд на отдышку, и, добавив масла, демон продолжил, словно только что ничего не произошло, словно это не он в момент наивысшего удовольствия осторожно и несмело произносил имя, так сладко звучащее в его устах.
Се Лянь слегка оттянул ворот, стараясь вдохнуть больше свежего воздуха, но дым от палочек лишь взметнулся к нему, стремясь скорее окутать и превратиться в магическую энергию, текущую по божественным венам. Проклятая канга на шее действовала прекрасно, но вот вторая… Се Лянь на мгновение отвёл взгляд от Хуа Чэна, с удивлением отмечая, что рисунок на коже немного припух и словно бы выступил.
Действо же впереди продолжалось. Мужчина без стеснений, отбросив такие понятия как приличия и стыд, удовлетворял себя со знанием дела. Что же он представлял в эти моменты? Се Лянь не хотел догадываться, но время от времени ловил себя на задумчивости, из-за которой постыдно тянуло в паху.
Ладонь Хуа Чэна скользила по влажному члену, успевшему вновь напрячься под движениями кисти. Он ласкал свой орган, словно играл на музыкальном инструменте, перебирая порой пальцами и отвлекаясь на нежные ласки головки. Но это был лишь второй оргазм из многих. Не щадя себя, мужчина раз за разом доходил до высшей точки наслаждения, ставшей к четвёртому разу уже не желанной, а болезненной. Взгляд, направленный на Се Ляня, впрочем, был неизменно-чарующим.
Лоб и всё тело демона покрылось испариной, что набухала тяжелыми каплями и порой чертила влажные блестящие дорожки, огибая рельефные мышцы. Волосы кое-где слиплись и прижимались к коже, разгорячённой от многочасовой пытки удовольствия, но мужчина не сдавался, с любовью глядя на того, к кому мечтал прикасаться. Он смотрел на божественные ладони и представлял тонки пальцы на своём теле, глядел на тонкие губы и мечтал, чтобы они выцеловывали его шею, а, возможно, и кусали, оставляя ровные следы любви и страсти на коже. Он мечтал отдаваться ему и в этой искренней вере возвращал без остатка всё то, что когда-то получил по незнанию и случайности. Счастливой случайности.
