Принятое волевое решение позволило Се Ляню покинуть храм без оглядки. Всё, что произошло, было прошлым, и уже не относилось к нему. В тусклом рассветном тумане мир казался матовым и серым. Впрочем, свет был приятен глазу после темноты храма. Принц решил осмотреть местность, но себя в первую очередь.

Найдя ручей, мужчина с лёгкой опаской посмотрел в отражение, боясь встретить то, кем он стал. При первом взгляде ничего не изменилось: ни рогов, ни копыт, ни крыльев, ни жутких искажений тела — ничего не отличалось в том молодом человеке, который устало и напряжённо смотрел на него в покачивающемся отражении. Зачерпнув ладонями воду, Се Лянь обратил внимание на то, что вся его левая рука от кисти до локтя была покрыта ожогом, словно он побывал в пожаре, но только лишь одна часть тела не смогла восстановиться полностью. Справедливо решив, что это его плата, он даже как-то облегчённо выдохнул. Не самое худшее, что могло бы произойти. Многие меняются до неузнаваемости, вплоть до того, что теряют обозримую форму. Жажды крови пока тоже не наблюдалось. В то же мгновение Се Лянь решил направиться к родителям.

Ещё на подходе к хижине Се Лянь почувствовал запах. Удушающая гнилостная сладость расползалась по всей округе, вызывая рвотные позывы даже у демона, в чьём желудке было пусто по меньшей мере месяц. Прикрыв нос рукавом, юноша рванул вперёд, распахивая дверь хижины и отшатываясь от волны, обдавшей его с ног до головы ароматом разлагающейся плоти. Не выдержав, он развернулся в сторону, ощущая, как желудок выворачивается наизнанку.

Юношу шокировала не столько смерть родителей, сколько то, как закончился их земной путь: на единой ленте и мать, и отец, когда-то великие правители, шатались теперь двумя полусгнившими трупами, потерявшими былую узнаваемость.

Третий раз подряд Се Лянь просто просил все силы мира о возможности умереть. Аккуратно сняв оба тела, он пытался повеситься рядом, но лента раз за разом соскальзывала с балок, отказываясь душить принца, а потом и вовсе запутавшись в потрёпанных тканях, связала ему руки. Он не понимал, что происходит, был шокирован и раздавлен, словно букашка между мельничных жерновов. В этом мире не осталось ни единой причины для жизни. Не осталось абсолютно ничего. Се Лянь был опустошён, сломан, разбит. В душе постепенно зарождалось желание мстить. Покинув дом, он обернулся и, поджав губы, принял решение предать его огню. Эти тела было невозможно спасти или сохранить. Они должны были покоиться в их родовой усыпальнице, но вместо этого столько времени пробыли в этом лесу, что… Он не мог продолжать. Даже думать об этом было больно.

Языки пламени взлетали вверх, жадно обнимая ветхую лачугу, ставшую последним пристанищем для королевской четы Сянь Лэ. Принц медленно опустился перед их погребальным костром на колени. Лента, спутывавшая до этого его руки, лежала на земле рядом, словно живая. Он справился с ней уговорами и лаской, и теперь полудемонический предмет одежды скорбел вместе с ним о гибели родных и близких. Сейчас за пределами домика она словно бы просветлела. Даже то пятно сажи, которое он по неосторожности оставил, разбив флакон с, кажется, собственным прахом, исчезло. Все пятна, бывшие на ней, лента как бы поглотила, самоочищаясь.

Блеск понимания проскочил в сознании принца. Бесконечно плакать нельзя, так что, когда дымка безграничной скорби отступила, он осознал, что лента поглотила его прах и обрела таким образом жизнь. Словно лавина с гор, сопоставление фактов всё ускорялось и ускорялось, пока Се Лянь не осознал, что оживил убийцу своих родителей, дав ей частичку себя, и обессмертил себя в своём третьем бессмертии, защитив собственный прах чужой ци, запечатав его в живом оружии, получившим благодаря этому уже собственную душу. Количество случайностей поражало бы горизонт фантазии, но у принца не было сейчас сил эмоционально переживать тот факт, что он не успел стать монстром, как создал другое существо, плоть от своей плоти.

— Что ж… Раз уж ты существуешь, то придётся мне о тебе позаботиться. Я нарекаю тебя Жоэ, в честь несчастья, которое уже случилось, и моего отца, изъявившего свою волю. Идём. Нам ещё предстоит отомстить за них. Только после этого мы сможем двигаться дальше, — протянув руку, Се Лянь позволил ленте скользнуть на неё, обвиваясь неровными петлями. С удивлением он отметил, что та выбрала прикрыть собой ожог, словно пыталась извиниться за что-то. Либо решила погреться на условных остатках пламени. Хижина догорала. Опускалась ночь.

***

Он принял смерть за него. Тысячи духов, озлобленных и неупокоенных, ринулись вперёд, так и не получив возможности отомстить своим врагам. Они ненавидели всё, что существовало, ненавидели жизнь в её простейшем из проявлений и, ослеплённые гневом, разрывали плоть на части, пытаясь оторвать клочки и от души. Но Хуа Чэн не обладал ничем подобным. Он просто позволял им рушить себя, зная, что только так он способен защитить Наследного Принца Сянь Лэ. Этот человек не должен марать свои прекрасные руки, свои светлые ладони, запястья, обмотанные бинтами… Сколько раз он мечтал прикоснуться к его рукам, обработать раны, но смелости хватало лишь на верную службу и такую же верную смерть. За Се Ляня Хуа Чэн был готов умирать снова и снова. Глаза, вырванные духами, наконец перестали видеть, а тело превратилось в пыль, осевшую снежным блеском на камни городских стен.

Одинокая бабочка перелетала от цветка к цветку, пробуя своими лапками спелость пыльцы. Закрученный хоботок всё не находил подходящего растения, которое станет его пристанищем на эту трапезу, так что движение продолжалось ровно до тех пор, пока чарующий блеск не привлёк её. Бабочка несмело опустилась на росток, осыпанный серебряной пылью. Та манила своим мерцанием и, даже не обещая ничего хорошего, всё равно была интересна бабочке. Несмело коснувшись пыли, она почувствовала, как крылья тяжелеют. Медленно и неумолимо смертельный холод растекался по всему её телу, словно только что маленькая лапка наступила в яд.

Пара мгновений, и вместо обычной рыжеватой капустницы, покачивая серебристыми крыльями, под лучами солнца сидела и грелась бабочка из хрусталя. Хуа Чэн медленно возрождался. Кажется, во время своей смерти он успел поглотить несколько десятков душ, так что сейчас, разбитый и сломанный, он ощущал, что будет только сильнее, когда вернётся полностью. Постепенно, день за днём, бабочек становилось больше. Они не двигались, замерев в безлюдном поле, пока их не оказалось достаточно, чтобы слиться воедино и превратиться в фигуру в алом. Легко и грациозно, словно паря, юноша ступил пару шагов, примеряясь к реальности, в которую он вернулся вновь.

— Мой Принц… — выдохнул он свои первые слова, оглядываясь по сторонам и понимая, что никакого Се Ляня на этом несостоявшемся поле боя не будет. Он давно ушёл дальше.

— Я найду вас… Сколько бы дорог мне не пришлось пройти. Только дождитесь меня, мой принц.

Когда-то Се Лянь стал смыслом его жизни, но и в посмертии мужчина верил только в одного бога и готов был молиться ему на коленях хоть каждую ночь, если бы тот принимал такие жесты.

========== Если бы мы не забыли оставить следы ==========

— Всего, что у меня есть сегодня, я добился сам. Я буду бороться за то, чего у меня нет. Я изменю судьбу, которой не обладаю. Моя судьба зависит от меня, а не от небес!

Ши Уду всё было нипочём. Он смотрел прямо в глаза Хэ Сюаня и заливался смехом, потешаясь над демоном, чья жизнь строилась на желании отомстить. Хэ Сюань мечтал унизить его, опустить ниже ада и растоптать. И это у него получилось. Несколько минут он наслаждался зрелищем, как небожитель, распластавшись на полу, кланяется остаткам его семьи и корчится, рассыпая извинения как из рога изобилия, но эти моменты были ничтожно малы. Ши Цинсюань заливался слезами и молил о пощаде, он, даже пребывая в блаженном неведении относительно действий брата и своей судьбы, всё ещё искренне молил о снисхождении. Словно верил, что у демона она существует.