— Но… Почему именно через неделю?

Диппер определённо не понимал, почему Билл не мог просто немного изменить расписание. Он же начальник! Он устанавливает правила! И ничего не изменится от пары лишних дней, Билл вполне мог бы уступить. Потому что Диппер просто не представлял, как подойти к сестре и что ей сказать.

Почему Билл не может просто…

— Через неделю привезут детей, — ответил Билл едва слышно, но Дипперу показалось, что эти слова на мгновение оглушили его.

В груди что-то отозвалось тяжёлой болью, сдавило лёгкие и перекрыло доступ к кислороду. Диппер прикрыл лицо руками и сжался, словно попытался исчезнуть, провалиться сквозь землю и никогда не выходить на свет. Он не мог об этом забыть. Не мог наивно думать, что никто и никогда не повторит его судьбу и не окажется здесь. Но почему-то мысли так удобно обходили эти темы, что Диппер не задумывался об этом ни на секунду. Он закрылся в своём уютном мирке и не видел ничего, кроме ослепительной улыбки Билла и бесконечных отчётов.

Чёрт возьми, он даже не вспоминал о тех детях, которые никогда не вернут свой разум.

О тех, что не дожили до этого дня.

— К-когда? — голос показался ему ужасно хриплым. — Нет, стой… Ты уже сказал. Я имел в виду…

— Их привезут вечером, — взгляд Билла казался до ужаса безразличным. — Как и год назад. Но теперь ты не будешь среди них на площади. В этот раз ты останешься со мной, будешь стоять рядом, когда я произнесу речь…

Диппер кивал, но почти не слышал слов мужчины. Он не мог прийти в себя от мысли, что ему придётся согласиться на это. Закрыть глаза на преступления, на чужие страдания и примириться с тем, что так будет всегда. Что ничего не изменится. Что Билл не послушает его советы и не откажется от похищений.

И Дипперу придётся разделить вину с ним.

— Знаешь, с балкона, где мы будем стоять, открывается прекрасный вид, — Билл улыбнулся ему и пригладил плечи мальчишки рукой. — И если хочешь, я и тебе дам слово. Поприветствуешь их? Я думаю, ты сможешь их немного успокоить. В конце концов, я слишком стар, чтобы понимать детей…

Диппер вздрогнул и невольно отодвинулся подальше. Ему на мгновение показалось, что его руки покрыты чем-то красным.

Что, если он увидит смерть одного из тех, кого привезут совсем скоро? Что, если ему снова придётся пережить наказание, только теперь страдать будет не он, а какой-нибудь другой ребёнок? Что, если он должен будет смотреть и смеяться вместе с остальными, наблюдая, как какой-нибудь мальчишка срывает голос в криках и умоляет о пощаде?

Он никогда не сможет им помочь. Никогда не сможет отмыть руки от этого липкого и влажного ощущения. Они будут покрыты кровью. И он должен будет жить с этим вечность.

— Зачем? — прохрипел мальчишка, поднимая взгляд. — Зачем они тебе? Зачем ты это делаешь? Почему ты не можешь просто… прекратить?

Билл нахмурился и покачал головой. Он протянул руку, но парень отшатнулся от него.

— Я должен, — ответил он тихо, словно боясь напугать. — В этот раз их будет совсем немного, намного меньше, чем год назад. Лишь восполнить ряды, не более…

— Я… не понимаю, — прошептал мальчишка чуть слышно.

— А я не могу объяснить, — Билл притянул его ближе, прижал к себе так крепко, словно опасался, что мальчишка вот-вот сбежит. — Но обещаю, так будет не всегда. Вполне возможно, этот год будет последним…

Диппер приподнялся и обхватил плечи мужчины руками. Уткнулся в его шею и зажмурился так сильно, как только мог.

— Пожалуйста, если у тебя когда-нибудь появится шанс… Любой, даже очень незначительный… Прекрати это. Я боюсь. Очень сильно боюсь. В том числе и за тебя. Когда-нибудь кто-то заметит закономерность. Они найдут тебя, обязательно найдут. И я не хочу выбирать между тобой и тем, кто придёт меня спасать…

— Тебе не придётся, — прошептал Билл, крепче сжимая плечи мальчишки и приглаживая мягкие каштановые пряди. — Не придётся…

***

Неделя проходила ужасно быстро. Казалось, кто-то назло ускорил время в несколько раз, заставляя голубоглазого мальчишку нервничать всё больше и больше. И Диппер действительно нервничал. Сходил с ума от каждого потерянного часа, с огромными, полными ужаса и безысходностью глазами следя за стрелками на циферблате. Шесть часов, одиннадцать, три часа дня… И вот снова звенит сирена, объявляя начало отбоя, а Диппер не сделал и шага из кабинета. Он только смотрит. Издалека, чтобы не попасть случайно на глаза.

Держится подальше, потому что знает — подойдёт хоть на шаг и тут же обожжётся чужой обидой и презрением.

Диппер не умел мириться с сестрой. Никогда не понимал её до конца и не мог вовремя сказать нужных слов. Притворялся, что знает её, улыбался и поддерживал, даже если для этого нужно было жертвовать чем-то своим. Потому что сестра была единственным человеком, который находился рядом, несмотря ни на что. Заражал своим извечным оптимизмом и принимал даже тогда, когда сам мальчишка сомневался в своём выборе.

Только не с Биллом. Он был исключением во всём.

Диппер тяжело вздохнул. Смысла думать об этом не было, ведь время уходило, а он не приблизился ни на шаг. Не смог даже подобрать слов и придумать, как начать разговор. Все мысли в панике сбегали из его головы, стоило только подумать о сестре.

Диппер называл это защитным механизмом. Билл говорил, что он просто идиот.

Он зло проводил взглядом стрелку, которая перемахнула через цифру шесть. Не вечера, нет. Это было раннее утро, день, когда Мэйбл должна была уехать. И Диппер прекрасно понимал, что это его последний шанс. Что если он не поговорит с сестрой, то будет жалеть весь остаток жизни. Потому что вина никогда не уйдёт. Потому что он не сможет вечно закрывать глаза на проблемы и делать вид, что его ничего не волнует.

Диппер никому не признавался в этом, но временами он действительно был в ужасе от своего выбора.

Он снова тяжело вздохнул и прикрыл глаза на мгновение, отбрасывая эту мысль. Она глупая и совершенно не стоит внимания. Вместо этого Диппер поёрзал в простынях и осторожно повернулся на другую сторону, натягивая повыше одеяло.

Билл, конечно же, всё ещё спал.

Он выглядел очень расслабленным во сне. Без своей привычной усмешки и хитро прищуренного глаза казался слишком человечным. И Диппер был рад, что мог наблюдать за тем, как дрожат его ресницы, как вздымается грудь при каждом вдохе, как временами на лбу появляется напряжённая складочка, когда мужчине снится кошмар.

Диппер слабо улыбнулся, когда Билл в очередной раз нахмурился сквозь сон. Он протянул руку и нежно прошёлся пальцами по шраму от ожога, поглаживая так ласково, как только мог. Билл после этого всегда успокаивался.

Он медленно поднялся с постели и потянулся, сбрасывая остатки сна. Ещё слишком рано, но он был уверен, что не сможет уснуть. Не с этими тревожными мыслями. Не с осознанием, что это его последний день на грани двух сторон.

Потому что как только Мэйбл уйдёт, исчезнет и его шанс вернуться домой.

Он не сможет сбежать. Никогда не справится с этим сам. Он может мечтать, может думать об этом часами, днями и годами, но никогда не будет в силах сделать хоть шаг за пределы каньона. Из-за Билла. Его лукавой ухмылки и блеска в золотой радужке единственного глаза. Из-за его холодных рук, которые временами невесомо оглаживают плечи и зарываются в волосы, приглаживая их так нежно, что забываешь, как дышать. Из-за игр в шахматы, из-за бесконечных конспектов, которыми нагружает его Гэдрон. Из-за горьких сигарет Зантара и тех сотен и тысяч тайн каньона, которые только предстоит раскрыть.

Стоило лишь обернуться, как Диппер понимал, что не в силах уйти. Потому что окружающий мир так старался стать его новым домом, что вытеснял все воспоминания.

И когда исчезнет последняя деталь из прошлого, как только образ «Хижины Тайн» и ожидающей дома семьи померкнет, у Диппера не останется сил на побег.

Вечная жизнь рядом с Биллом? Что ж, мальчишка с улыбкой подумал, что это действительно звучит слишком хорошо, чтобы отказываться.