Винс и Джонатан, оживившись, жалостно воззираются на меня и приоткрывают рты.

— Она как знала, что борьба бессмысленна, — неконтролируемая дрожь пробивает пальцы. Сжимаю и разжимаю руки, унимая ее. — Она превратилась и я… я устремила кухонный нож в голову обращенной мамы.

На последнем предложении голос ломается. Из горла вырывается жалостный писк.

— Я, наверное, не против прилечь, — стараясь сохранять образ, несмотря на застывшие в глазах слезы, улыбаюсь во все тридцать два зуба. От собственной фальши становится только больно.

Джонатан громко подводится со стула, берет меня под руки и позволяет облокотиться о себя.

— Сейчас я проведу тебя. Дело в том, что комнат тут как таковых нет, как и кроватей. Разве что ванная и кладовая, которую мы отделали под кухню. Могу предложить только спальники.

— И… Можно заодно в ванную заскочить?

Заторможенно поморгав пару секунд, Джонатан кивает.

— Если что, вода есть. Можешь принять душ.

Неспешно выводит меня в главный зал. У одной из стен лежат два спальника, как обещали. Сопровождает к ванной комнате и остается снаружи. Дверь плотно закрывается, и я прохожу в центр комнаты. Она небольшая, но места для душевой кабинки и прочих сооружений хватает так, что еще остается пространство для продышки. И все же что-то тут не так.

— Впервые вижу, чтобы из ванной можно было попасть в другую комнату.

Возле душевой кабинки сразу находится еще одна полупрогнившая дверца, на которой висит постер с коровой. Каждый участок ее тела помечен цифрой, а в самом низу — описания частей и то, как правильно ее разделывать.

Прижимаюсь ухом и еле слышно постукиваю, чтобы убедиться, насколько прогнила древесина. Кручу ручку из стороны в сторону, но ничего.

— Тут замочная скважина, а значит должен быть и ключ.

Оборачиваюсь к выходу. Мое внимание привлекает туалетный коврик. Подняв его край, я обнаруживаю маленький черный ключик, предположительно открывающий таинственную дверь.

Включаю для шумового эффекта воду в душе, а сама принимаю попытки незаметно открыть дверь. Как только ключик поворачивается три раза, раздается не очень слышный скрип замков. Дверь приоткрывается. Одной рукой я медленно распахиваю ее, а второй достаю из-под кофты затаенный кинжал.

Внутри очень темно; дальше носа ничего не вижу. В ноздри вмиг ударяет вонь затхлости и гнили. Прохожу чуть глубже. Глаза постепенно привыкают к темноте и мне удается разглядеть нечто слизкое или… даже не знаю, вялое? Прищурившись, я продолжаю идти вперед, пока нога не натыкается на что-то крупное и мягкое.

— Это, что… труп?

По коже проходит мороз. Страх достигает апогея, но это лишь придает решительности. Припадаю на одно колено и, собрав всю силу в кулак, стремлюсь разглядеть во тьме хоть что-то.

Это тело мужчины. Даже в непроглядной темноте удается разглядеть вывалившийся язык. На нем что-то ползает. Вглядываясь, до меня доходит, что это жирные черви, ползающие в глотке умершего. Один глаз лопнувший. Перевожу взгляд ниже и на минуту мне кажется, что съеденный мною обед сейчас покинет желудок.

Нижняя часть тела напрочь отсутствует. Живот вспорот.

От увиденного я отползаю в сторону и мгновенно сую пальцы себе в рот в попытках вызвать рвоту.

— Челси, ты скоро?

Захлебываясь слезами и слюной, я сдерживаю истерику и болезненно всхлипываю. Осознание того, что я ела человечину, вызывает такое отторжение. Становится очень дурно.

Дверная ручка ванной комнаты подергивается. Кто-то усердно ломится внутрь, пока дверь не распахивается и в проходе не появляется взволнованный Джонатан. В руках он держит пистолет, а на лице у него смешанные злость и удивление.

— Не думал, что все закончится именно так, — едко комментирует он.

Опершаяся на руки я вытираю с губ следы рвоты и слюны. Покрасневшими глазами гляжу на него в упор и кричу:

— Больные ублюдки! Я… я должна была стать следующей, да?

Из-за спины Джонатана появляется Винс.

— Получилось это случайно. Я действительно не видел тебя и целился в оленя, но когда мы нашли тебя — стало быть судьба!

Тяжелые всхлипы заменяют кашель. Давясь собственными слюнями и рвотой, я дрожу в ожидании дальнейших действий.

— Вы сказали это олень.

— А ты бы предпочла услышать правду?

— Зачем тогда помогали?

— Мы и не хотели тебя убивать. До сих пор, — твердым шагом Джонатан подтягивается ко мне и за шкварку оттягивает обратно в ванную.

Заверещав как резаный зверь, я стараюсь ослабить его хватку, извиваясь из стороны в сторону, словно угорь.

Насильно ставит меня на ноги, но ватные конечности не способны удержать на весу. Джонатан берет меня со спины в захват и поднимает высоко в воздух. Одной рукой держит меня, а второй приставляет к виску пистолет.

Винс подходит ко мне вплотную. На его губах светится дьявольский оскал.

— У тебя есть выбор: умереть быстро или медленно, — ладонь скользит вдоль собственного тела, приподнимает кусок хлопковой рубахи и достает оттуда карманный нож.

Проводит лезвием вдоль моей щеки, спускается ниже, словно играя на нервах. Открывает мой живот и спускается к пупку. Скользящее лезвие лишь на пару градусов разворачивается, теперь уже острым краем задевая кожу и… проникает под ее верхний слой.

Пронзительный крик слетает с губ. Острие ножа скользит еще ниже и заходит глубже, рассекая кожу. Кровь стекает из раны, и при виде нее Винс игриво закусывает губу и наконец вытаскивает оружие. Слезы сочатся из глаз потоком, дух перехватывает. Страх сковывает меня цепями.

Эти двое злорадно хохочут. Винс макает палец в мою кровь и на моих же глазах облизывает ее. В легких воздуха не остается, отчего я жадно хватаю его ртом. На запястьях пульсируют вены.

— От меня так просто не избавишься, — проговариваю через сжатые зубы.

— И что же ты сделаешь, а? — Винс немного наклоняет голову вперед, выжидая моего ответа.

Замахнувшись здоровой ногой, со всех сил ударяю его по нижней челюсти. Винс мгновенно отлетает назад, теряет равновесие и падает.

В ушах звенит. Смех размывается в этом звоне, медленно прекращаясь. Оконфуженный Джонатан выпаливает:

— Ты его вырубила, если даже не убила! Ах ты!.. — бросает меня на пол и отвешивает удар прямо в живот. Цепляется за воротник моей рубашки и тянет наверх, чтобы поднять. Я оказываюсь в его хватке, поднятой над землей, и уставляюсь в его полные ярости глаза.

Джонатан на секунду мешкается и убирает дуло от виска.

— Ты сука!

Медленно качаю головой.

— Я не сука… Я Челси-блять-Лоуренс! — с этими словами тянусь к мужчине и вонзаю зубы ему в глотку.

Чертовски противно. На сегодня мне хватило человеческого мяса, однако стоит вспомнить, как я здесь оказалась; что эти люди сделали со мной; и омерзение пропадает, а на его место приходит ненависть и желание отомстить. Сжимаю зубы до тех пор, пока не чувствую во рту солоноватую жидкость. Кровь стекает изо рта вдоль подбородка. Руки Джонатана от болевого шока слабеют, и я без затруднений выхватываю у него пистолет. Как только ощущаю, что почти оторвала кусок кожи, руками опираюсь о грудь мужчины и отталкиваю его.

Джонатан хватается за место укуса, желая остановить кровотечение. Но не выходит. Сознание его покидает и он обессиленно валится на колени.

Отодвинув затвор пистолета, беру инициативу на себя. Я надвигаюсь на мужчину уверенным шагом, сжимая во рту оторванный кусок. Ехидно ухмыльнувшись, выплевываю Джонатану в лицо кусок его же плоти. Дикая ухмылка не сходит с моего лица.

— Ну что, подонок? Хочешь что-то сказать на прощание?

Кровь хлыщет, Джонатан захлебывается ею. Он стремительно пытается что-то сказать, но не может.

Рукавом кофты вытираю кровь со своего лица и носком ботинка бью мужчину по лицу. Глаза Джонатана открыты; в них видно противенство.

— Дай-ка я напомню тебе кое-что: я Челси-блять-Лоуренс, я постоянно нахожусь на грани смерти и постоянно со всем справляюсь. Сама. И я не умру, пока не буду сама готова к этому, — наставляю дуло ему на лоб, зажимаю спусковой крючок, — уж точно не от рук таких подонков, — и отпускаю его.