Разъяренная Мэгги прожигает во мне дыру взглядом.

— Ты в своем уме?! — восклицает она. — Если бы это кто-то и мог сделать, то сделал бы. Хотя сомневаюсь, что ты знаешь о том, насколько твой отец говнюк…

Выдохнув, опускаю голову. Мэгги чертовски зла, и не только на моего отца, но и на меня. Не думаю, что смогу доказать ей что-то словами, если не покажу вдальнейшем себя.

— Можете считать, что я поехавшая, потому что будете правы, — спокойным тоном произношу. — Это не изменит того, что я хочу верить в доброту отца. Ему многое пришлось пережить и… Это оставило след.

— Мы все многое пережили! — огрызается Рик. — Мы все видели, как близкие нам люди умирают, и все мы сломлены.

Карл не стесняется положить руку мне на плечо и начать шептать успокаивающие слова. Скидываю его руку.

— Все нормально, Карл.

Все замолкают.

— Если эта девка умеет драться, она нам пригодится, — в разговор вмешивается Диксон. — Я ей тоже не очень доверяю. За этой чертовкой нужен глаз да глаз, но если она поможет нам, я готов переосмыслить все.

Дэрил наверняка не рад тому, что придется срабатываться с очередной спиногрызкой.

— Не воспринимай это как мою доброту, малая, — обращается ко мне он. — Ты нужна нам потому, что можешь помочь с войной.

Рик смотрит на сына.

— Что думаешь? — голос Рика становится чересчур спокойным.

Карл окидывает отца провинившимся взглядом, будто говоря:

«Да, я знаю, что это плохая идея и все эту дуреху недолюбливают, но я хочу отличиться и быть не таким».

— Нельзя же всем не доверять.

— Он прав, — подает голос Иисус. — Она пока ничего серьезного не сделала.

Нервно сглотнув, застаю Рика за размышлениями. Он, похоже, в замешательстве.

— Это значит…

— Ты можешь помочь нам в войне, Челси, — вердикт сопровождается тяжелым вздохом. Похоже на то, что Граймсу действительно сложно смириться с тем, что я остаюсь. — Мы доверимся тебе.

***

Солнце перестает слепить в глаза, медленно заходя за горизонт. Выйдя из машины, вдыхаю запах свежего воздуха. Наконец-то я покидаю салон авто, в котором было душно и тесно из-за такого спонтанного расклада обстоятельств. Потуже затянув рукава толстовки, которые повязаны на моей талии, чтобы удержать саму часть одежды, я ехидно ухмыляюсь и зову Дэрила:

— Эй, Диксон, как там поживает должок? — сразу вспоминается, как я вынудила его сыграть в камень-ножницы-бумага, и все для того, чтобы повыпендриваться перед остальными. — Я же обещала, что хоть изойду на говно, но одолею тебя, — сжимаю кулаки и, словно змея, которая кидается на жертву, выкидываю сжатую руку вперед.

По-кошачьи ухмыляюсь и стремлюсь вызвать улыбку на этом угрюмом лице. И у меня здорово получается! Слабая улыбка появляется на губах Диксона, который усердно ее скрывает.

— Слышь, малая, не зазнавайся. Дам я тебе пострелять, только не доставай, — Дэрил торопится выравняться с Риком и идти с ним на однои уровне.

Появляется Карл. С дурацкой на губах улыбкой он подходит ко мне.

— Ну что, дурында, ты так и не дорассказала о той вылазке. Собачья дверца?

— А что рассказывать-то? — любопытствуюсь я. — Пролезла через вентиляцию и…

— Дверь дома оказалась заперта снаружи. Собачья дверца? Это точно для тебя!

Перевожу взгляд на Карла и толкаю того в грудь.

— Эй! Не смешно.

— Да брось. Обижаться на правду нет смысла.

— Закройся. Это было лишь раз, и то, я была очень напугана.

Мне тогда было тринадцать. В этом возрасте я сама по себе была пуглива и пребывание в среде зараженных заставляло кровь бурлить.

Я обыскивала абсолютно все дома, как бы страшно мне ни было. И вот, в одном из них было закрыто на замок, а ключей у меня не было; я не могла позволить себе не проверить помещение, потому что преданно верила, что как раз-таки закрытые помещения содержат в себе горы резервов.

Вентиляционный проход был настолько узким, что будь я хоть немного потолще, и просто напросто не пролезла бы. Внутри мне удалось найти целый склад патронов и консервированных персиков! Однако потом объявились владельцы этого добра и мне пришлось мчаться куда подальше. В качестве места, чтобы ненадолго спрятаться, я выбрала соседний дом, но и там тоже было закрыто. Зато собачья дверца присутствовала, которой я и воспользовалась.

Королевство представляет из себя территорию, которая обнесена стеной из вагончиков-бытовок и пенобетонных блоков; зона ворот дополнительно забаррикадирована автобусами, и средняя высота стены, по-видимому, около двух метров. Около ворот заметны стражи и… рыцари? Облачены они все в своеобразные доспехи — футбольную защиту.

В принципе, сомневаться в средневековой идеологии не доводится, так как помимо огнестрельного оружия стражи вооружены пиками и секирами. Они просят всю нашу группу сдать огнестрельное оружие, и меня просьба не обходит стороной.

— Не понимаю, в чем смысл. Неужели проживают здесь одни параноики? Эй, придурок, не думал остаться?

Карл натягивает улыбку до ушей.

— Хочешь по секрету скажу? Это место давно плачет по тебе, дурында, — сводит брови на переносице, рукой показывает мне за спину и через смех проговаривает: — Смотри-ка, лошади!

Мы подходим к загону, где пасутся два здоровых и крепких жеребца. Красивые, длинные, густые хвосты и гребешки. Какие же лошади ухоженные! Никак не могу намиловаться этими животными. Никогда раньше не видела лошадей, разве что на картинках и фотографиях.

— Когда-нибудь ездила? — интересуется у меня Карл.

— Я жила в окраинах Атланты, так что можешь называть меня деревенщиной, — боязливо кладу ладошку на нос лошади и провожу вдоль него дважды, но стоит животному фыркнуть, как я бегом убираю руку.

Карл, созерцая это, лыбится.

— Я никогда вообще не видела лошадей. Разве что на фотографиях. Они… такие странные.

Карл гладит лошадь и чешет ей за ушком. Кажется, он забывает о моем существовании и полностью отдается лошади.

— Погладь, — советует он мне.

Отказываюсь от заманчивого предложения, посмеиваясь в ответ:

— Ты еще поцелуй ее.

Карл смотрит на меня исподлобья, после чего посылает лошади воздушный поцелуй. Порой мне сложно уловить ход его мыслей. Не то чтобы он воспринял это всерьез, но его каменное выражение лица настраивает чуть на иной лад: будто он принял эти слова близко к сердцу. Однако уверена, что он, как всегда, рассмеется и попытается меня подколоть.

— Ревнуешь к лошади?

Не реагирую на подкол; я уже привыкла к тому, что Карл тот еще приколист.

— Рик! — раздается женский голос.

Мы с Карлом в унисон оборачиваемся и видим женщину с короткими седыми волосами.

— Это Кэрол, — говорит мне Карл.

На время о лошадях и верховой езде доводится забыть. Карл тащит меня за собой.

Кэрол щурится и бросает на меня пронзительный взгляд.

— Это и есть его дочь? — изумляясь, спрашивает Кэрол.

Судя по тону, ей успели доложить на меня и то, какая же я яркая персона (в плохом смысле слова, конечно).

Рик кивает и заводит руку мне за спину, подталкивая в центр собранной толпы. Все пристально смотрят на меня.

— Она только на первый взгляд кажется спокойной, — подмечает он. — До тех пор, пока не откроет рот.

Кэрол выглядит так, словно в любую секунду разобьется на крупицы. Она кидает взгляд на меня, затем — Рика и группу, оставляя гадать, чем вызвана эта кручина. Затем она приглашает нас в здание школы.

В самом центре стоит трон, на котором сидит мужчина — король Иезекииль. Жители Королевства называют его «ваше величество», и судя по всему, король действительно любим ими. Тут даже разбираться в людях не надо, чтобы понять это. Ручной тигр придает образу короля загадочность и превосходство, и не только из-за того, что возникают вопросы по типу: «Откуда в такое время можно приволочь тигра?» или «Как его можно приручить?» Сия картина элементарно завораживает и вызывает восхищение, показывая короля сильным и независимым, как какой-нибудь хищный зверь.