— Нет, у «Glock» отдача плавная, стрельба кучная. Дело в том, как ты держишь пистолет. — Невилл подошел ко мне вплотную, в очередной раз коснулся руки. — Не цепляйся как за камень, сжимай в меру, спокойно. На спусковой крючок нажимай серединой фаланги. Ты используешь самый кончик пальца, поэтому пистолет в момент выстрела клонит влево; если задействуешь сгиб между фалангами — перекосит вправо. Попробуй правильно нажимать.
Он не убрал руку: ее тепло сражалось с холодом моей. Грянул выстрел! — бумажный человечек дернулся, словно оживленная порывом ветра штора. В правом легком красовалась дыра.
Обрадованный первым попаданием, я повернул голову к Невиллу — поперхнулся воздухом, не ожидая настолько мизерного расстояния между нашими лицами…
— Спасибо… — от всего сердца поблагодарил его я, опустив пистолет. Его пальцы перестали касаться моих, но взгляда глаза в глаза хватало с лихвой, глубокого, топкого, служащего ширмой для чрезмерно огромного количества слов. — …за то, что помогаешь со всем. Без тебя я б… даже не знаю, что делал бы…
Уголки его губ дернулись, однако на смену так и не расцветшей радости пришла грусть, приправленная сожалением:
— Никогда бы не подумал, что услышу от Джека благодарность: все, что я получал раньше, сводилось к оскорблениям и обвинениям… постоянным напоминаниям о том, насколько сильно мои руки покрыты кровью коллег…
Я вспомнил фрагмент записи с внутренней видеокамеры, показанный Невиллом, и брови жалостливо придвинулись к переносице от отвращения к тому, какие слова выплюнул тогда этот рот.
— Стараясь спасти того человека, ты сделал все, что было в твоих силах?..
— Ну разумеется… — поник он.
— Стало быть, ты ни в чем не повинен.
В сознании Невилла мой голос в эту пару секунд был куда громче выстрела — и продирался сквозь кости и мягкую плоть стремительнее пули. Рывком Невилл поднял на меня глаза, будто я нажал на спусковой крючок, приставив пистолет к его груди. Я знал, что он не дышит, — у меня самого перехватило дыхание. Случайно, слишком откровенно для немой беседы, я спустился взглядом к его губам… и в один и тот же миг нам обоим все стало кристально ясно. Мы схватились друг за друга, словно падали в пропасть — ощущали себя именно так, не имея больше надежной опоры под ногами. Пистолет ударился о пол. Я прижал Невилла спиной к перегородке, ненароком нажалась кнопка, и силуэт с дыркой в легком под низкое механическое жужжание подъехал к стойке, точно бесстыдный навязчивый свидетель страстного глубокого поцелуя. Я позволял Невиллу орудовать языком у меня во рту, абстрагировался от колкой мысли о том, что в данный момент он целует все же больше Джека, чем нынешнего меня (даже я себя толком не знаю, а он — и подавно). Я не чувствовал его собою, однако не подвергал сомнениям, что этот человек умудрился стать частью меня, проникнуть в каждую клеточку тела отзывчивостью, терпением, прощением и добротой.
Мы отстранились лишь для того, чтобы чуть ли не синхронно расстегнуть друг другу брюки, приспустить спереди белье… Мы дышали хрипло и сбивчиво, опаляли горячим воздухом шеи, плечи, губы, в то время как правые ладони двигались в такт, ускорялись вместе с шальным сердцебиением. У меня в голове было пусто. Уверен, и у Невилла не могло остаться в черепной коробке ни единой мысли — все имеющееся пространство заполняли животное удовольствие и томная опаска, ведь в тир в любой момент мог кто-нибудь войти. Запоздало подавив прорвавшийся наружу легкий стон, Невилл сомкнул зубы на складке моей майки, выпустил ткань, потемневшую от слюны, и прочертил широкую обжигающе приятную линию поперек ключицы, к сонной артерии, которую на подсознательном уровне жаждал перекрыть челюстями — чтобы запомнить Джека таким: снявшим с Невилла кандалы; принявшим его в полной мере; обязанным Невиллу всем…
Осознавая, к какой ожидаемой черте мы приближаемся во весь опор, я убрал руку от его члена, дабы снять с себя жилетку; Невилл снова впился в мои губы, щадяще кусал их, посасывал язык, соединив в размывающейся от непрестанного движения руке оба члена!.. Я едва успел стянуть жилетку: в получившийся ком Невилл начал кончать, застонал сквозь сжатые зубы, припав лбом к моей груди, — и от этого родного, освещенного салютом оргазма голоса я достиг разрядки сам…
Секунды впитывались в кожу, как семя — в ткань. Продолжать дотрагиваться друг до друга было уже как-то неправильно, не по ситуации. Невилл отодвинулся, избегая смотреть мне в глаза, забрал свернутую жилетку и ухмыльнулся тоскливо в ноги:
— Опять придется идти в прачечную…
Я кратко рассмеялся, не найдя, что сказать. Проводил удаляющегося Невилла взглядом. Он, остановившись дверях, бросил через плечо:
— Когда вернусь, попробуем опять позвонить по тому номеру.
— Да… Спасибо за это…
Дверь захлопнулась. Я рухнул на пол рядом с оброненным оружием, обхватил гудящую голову предплечьями, заключив пальцы в замок на затылке. Из всего, что со мной произошло в последнее время, именно это, как ни странно, видится полнейшим сумасшествием… Однако меня не покидало устойчивое ощущение, что близость с Невиллом была той недостижимой звездой в ночном небе, о которой я грезил невероятно долго: словно яркий огонек одним своим существованием выпивал меня досуха, оставлял на дне только растущий осадок из порождаемого фрустрацией гнева… Если так и было на самом деле, у тебя, Джек, неописуемо много общего с Невиллом, знающим привычки своего обидчика и волнующимся за него…
В одиночестве я не нашел ничего лучше, как опустошать магазин в возвращенного на место, к стене для расстрела, человека-мишень. С остывшими висками и твердой рукой я без каких-либо проблем обозначил рваными дырами его мозг, сердце, печень и желудок, по первому прошелся основательно — из головы врага сделал сито. Я положил «Glock» на стойку не потому, что патроны кончились (их было еще хоть отбавляй!), а потому, что ответил на два немаловажных вопроса.
Во-первых, я явно смогу за себя постоять — тело помнит, как обращаться с орудием казни.
Во-вторых… раз оно так, значит, нет никаких параллельных вселенных, нет психиатра и меня, лежащего у него на кушетке. Я явно Джек, как бы прискорбно ни было признавать это. Радовало одно: Невилл целовал меня…
…Вот только как я-Джек потерял воспоминания?..
Вернувшись, Невилл скованно поздравил меня с явными успехами в стрельбе, водрузил на стойку планшет. Все тот же мало заинтересованный в происходящем женский голос оповестил о невозможности вызова данного абонента, и Невилл, разделивший со мной разочарование, погасил экран. Он уже направился к стене с автоматами, когда дверь в тир открылась, и ясный молочный свет поблек в сравнении с медицинским халатом.
— Ванесса, — кивнул женщине Невилл. Я мог бы тоже ее поприветствовать, но вместо этого наугад выбрал кнопку — и у стены заменилась мишень.
— День добрый, Невилл. Как самочувствие, Джек?
— А с чего бы ему быть плохим? — несуразно ответил я вопросом на вопрос, глотнув сполна ее недоверия. Странно, что оно вообще есть: вчера она, как мне показалось, поверила, что тирада о беспамятстве была только розыгрышем. Что изменилось за ночь и утро?..
Врач проглотила мою реплику как горькую пилюлю, сделала вид, что ее не услышала, и как ни в чем не бывало провела тонкими когтистыми пальцами по полке с противошумовыми наушниками.
— У тебя сейчас есть возможность обсудить кое-что у меня в кабинете?..
— Нет, я занят здесь.
— Перенеси пострелушки на другое время…
На этом она не собиралась замолкать, но внутренний голос посоветовал мне быть козлом: врач разомкнула губы — и я выстрел из «Glock» в потолок. Женщина вздрогнула, пошатнулась на каблуках. На пол между нами просыпались кусочки бетона и пыль.
— Джек!.. — рассвирепела она, однако и следующую ее попытку заговорить я заглушил, нажав на спусковой крючок. Врач попятилась назад, одними губами вырисовывая оскорбления в мой адрес, вполне заслуженные.
— ИЗВИНИ! — выкрикивал я в перерывах между пальбой. — НИЧЕГО!.. НЕ… СЛЫШУ!.. УВЫ!.. ПОТОМ… ЗАБЕГУ!..
