Из внутреннего кармана пиджака показался белый пластиковый флакон со следами оторванной этикетки.
— Что это?.. — ужаснулся я, глядя, как собеседник отвинчивает крышку и высыпает на ладонь пару таблеток. — Только не говори, что у тебя проблемы с сердцем…
— Не-е-ет, — усмехнулся он и закинул их в рот. — Это мятные драже. Я бросил курить и теперь постоянно тянет что-нибудь грызть. Сердце в полнейшем порядке, чего не скажешь о коленях… Хочешь «таблеточку»? — добродушно предложил он.
— Знаешь, как-то не горю желанием.
С привычным тяжким вздохом я поднялся с дивана. Надо понимать, когда следует уходить: рискованно покидать убежище надолго, а задерживаться в его обществе — двойное самоубийство…
— Очень жаль, но мне пора.
— Джеки… — Моих пальцев коснулись его, хрупкие, но теплые, родные.
— Что, пап?
Я видел его насквозь: старик хотел рассказать, как сильно переживает за мою безопасность, отнюдь не за себя, как без устали ищет возможность спасти меня из контрактного рабства, на которое я сам обрек себя в далекие восемнадцать лет… Только подумать… Более десяти лет я пашу на эту организацию, на свору бессовестных манипуляторов и безжалостных убийц… Отец всецело разделял мои мысли в этот короткий момент. Свободной рукой он достал из кармана визитку.
— Тогда до следующей встречи… Я сменил одноразовый телефон, так что если вдруг понадобится моя срочная помощь — вот… Звони в любое время… и мы встретимся в следующем отеле из списка.
Я заключил его ладонь в свои, поджал губы — точь-в-точь он. Мама, Царство Небесное, всегда говорила, что я похож на своего биологического отца. Кто бы мог подумать, что с генами способны передаваться и привычки, иначе откуда все это?
— Будь осторожен.
— Ты тоже.
Я кивнул. Прочитал семь цифр про себя, лишь бы спрятать от отца предательски повлажневшие глаза, и сунул визитку в карман. Рядом с ним я вновь становлюсь восемнадцатилетним мальчишкой, к сожалению, познакомившимся с совершенно не тем человеком, которого по сей день почтительно зову «шеф», как и все мои коллеги, загибающиеся в той же мышеловке и не ведающие об этом…
Я вышел на улицу быстрым шагом, не позволил себе обернуться. Как обычно не стал задерживаться, куда-то еще заходить. Прямиком в убежище. А куда мне еще можно пойти? Я — человек асоциальный: не люблю клубы, бары, дорогие и модные рестораны. Для меня находиться там хоть минуту — стресс — как кота припугнуть пылесосом. То ли дело убивать людей по указке — до грустного смешно…
Я не стал ловить такси. Погода была мерзкой, идеальной для прогулки. Ветер должен был выдуть все лишние мысли из моей головы, но почему-то оставил там всего одну. Невилл, рубаха-парень, наверняка так же далек от шумных компаний, как и я… Ему везет: он может быть собой. Мне же приходится ежедневно расхаживать по убежищу в маске… Не дай Бог, загрущу — и шеф или подпевала-врач что-то заподозрят… Это станет концом для меня, но что страшнее в тысячу раз… они могут вспомнить про трудно опознаваемое тело «биологического отца», найденное в подстроенном мною пожаре… поймут, что я спрятал его от них на целые годы, и убьют…
***
— Это же Вы… — изумленно обернулся на меня Билл. Невилл потерял дар речи, с несомкнутыми губами смотрел запись, на которой я беззвучно общался с отцом.
— Я допрашивал подозреваемого, — вмиг нашелся я и по-офицерски расправил плечи. — Сейчас мне нужно переговорить с коллегой. Невилл, идем.
Я схватил его за локоть и потащил за собой, прочь из комнатки охраны — по лестнице — в обезлюдивший холл. Теперь уже я усадил Невилла на диван, как можно дальше от места, где в последний раз виделся с отцом.
— Невилл, послушай внимательно, что я сейчас тебе скажу, — прошептал я, присев перед ним на корточки. — Мне правда очень-очень жаль, но вся твоя семья… мертва.
— Что?.. — Он попытался ухмыльнуться, как будто одно это автоматически превратило бы сказанное мной в крайне неудачную шутку.
— Верхушка организации, шеф в том числе, кормят всех нас байками годами — десятилетиями! — о том, что наши родные в другом убежище живут себе долго и счастливо, спасены от приближающегося ада ядерной войны, но это все ложь. Им невыгодно было бы содержать такую ораву, гораздо дешевле оказалось применение технологии по стиранию памяти. Все члены организации помнят, что у них есть семьи, и ради своих близких рискуют жизнями, но никто не помнит, как самые дорогие люди выглядят, сколько их, где они жили, как их звали!.. Все стирается из памяти при вступлении в организацию, чтобы пушечное мясо не могло даже подумать искать своих родных, а дабы семьи не объявляли в розыск пропавших, поселившихся в убежище, их всех убивают…
— З-замолчи, это неправда!.. — Невилл вжался в спинку дивана, только бы быть подальше от меня, жестоко оперирующего его без наркоза.
— У тебя есть мать?!
— Конечно, есть!..
— Как она выглядит?! Как ее зовут?! Представь ее лицо прямо сейчас! Получится?!
Я кричал на него, словно Невилл был в чем-то повинен, и себя ненавидел за эмоции, которые не способен больше контролировать! Из-за стойки девушка в изумрудной жилетке испуганно смотрела на нас через весь холл. Невилл сидел неподвижно, впившись круглыми от паники глазами в пол у дивана напротив.
— Я не… — пролепетал он. Я опустил ладонь на его бледную руку лишь для того, чтобы унять крупную дрожь, и Невилл перевернул кисть, до боли сжал мои пальцы. — Джек, я не помню…
Комментарий к Часть 6
Следующая часть — финал.
А чтобы лучше понять воспоминания Джека, можете бегло просмотреть начало первой части, его разговор со “специалистом”.
========== Часть 7 ==========
Мне больно было видеть Невилла, угодившего в капканы шока и паники, припавшего грудью к коленям, зажавшего виски ладонями, словно потеря памяти была связана с невидимой раной, через которую, как кровь, вытекали воспоминания, посему необходимо было ее передавить.
— Перестань вспоминать, — по-прежнему сидя перед ним на корточках, попросил я. — Ты ищешь то, чего в той комнате уже давным-давно нет. Мне правда жаль…
— Почему ты помнишь?.. — поднял он обесцвеченное лицо.
…Ему это кажется несправедливым, я понимаю: что такой негодяй сумел сохранить остатки своей семьи и память целиком, в то время как правильный во всех отношениях Невилл потерял родных дважды — не имеет даже возможности думать о них. Способен ли человек тосковать по тому, чего более не знает? К сожалению, да. Чем больше тот или иной агент работает на эту подлую кодлу, тем ощутимее неудовлетворенность, хандра; никто из огромного числа коллег так и не смог объяснить, с чем связаны эти зачатки депрессии, а я спаивал их во время исследовательского интервью, замаскированного под приятельский выход в город, — и это было единственным, чем я мог им помочь. Вот только я приблизительно в таком же положении: испытываю те же эмоции и, несмотря на понимание причины, все равно никак не могу изменить свою жизнь.
— Джек…
— Что?
— Ты понимаешь… что твой отец мертв?..
Я встал резко — нуждался в том, чтобы отдалиться от проницательного взгляда Невилла, который уж точно не ожидал встретить в дремучей чаще разочарования в окружающей нас реальности.
— Нет, он… — Я помотал головой, сглотнув ком из пустых слов. — Это какая-то ошибка. Мы все проверим и выясним.
Так и не обернувшись, я направился к лестнице; мог воспользоваться лифтом, но движение мне было необходимо, иначе мысли, как голодные волки, накинутся и разорвут на куски… Я шел быстро — не бежал, чтобы Невилл мог нагнать меня. Он шагал по-военному отстраненно, сознанием застрял в пустой темной комнате, когда-то заполненной дорогими сердцу вещами, однако ныне Невилл даже не мог вспомнить, что в ней находилось. Мы оба были потеряны, в малюсеньком шаге от уничтожения, разве что мне пока еще светила надежда, в то время как Невилл оказался ее лишен. Самостоятельно, без помощи знающего о происходящем агента, его семья не сумела б спастись… Мне правда, правда очень жаль — и будет еще хуже, когда я докажу, что мой отец жив, в отличие от родных Невилла. Ведь он не мог умереть, с чего вдруг?.. Тем более сердце! Несуразица и только…
