Шерон не заметила изменения моего настроения. В этом не было моей заслуги: весь мир заиграл новыми красками для матери, узнавшей, что ее ребенок более не одинок. Разве может быть счастье чище и искреннее!

***

Мне стоило больших усилий отговорить Шерон печь пирог. Нет, все, кто хотя бы раз бывали на организованном ею застолье, влюблялись в яблочный штрудель с корицей — с приятно хрустящей румяной корочкой, но до блаженства нежный внутри! Однако я хотел, чтобы Шерон отдохнула; стремился проявлять заботу о ней в куда бóльших масштабах под гнетом чувства вины. От готовки она все-таки отказалась, однако направила томящуюся энергию на наведения порядка в доме, что был лишен ее внимания, всего-то, без двух дней неделю. Подумать только… Каких-то пяти суток хватило для того, чтобы мои отношения с Вельтом перевернулись вверх тормашками, зеркально отразились и выкрутились наизнанку…

Прислонившись поясницей к неторопливо разогревающейся духовке, я цедил из бокала красное столовое вино с заплутавшим в душном воздухе взглядом. Слишком много совершенно несопоставимых элементов тесно переплелись в моей нынешней жизни: Вельт, притягательный и хватающийся за меня в любовном порыве, моя дружба с Полом и Шерон, предстоящая свадьба с Синди, ее нежданно возникшая антипатия к свободным отношениям… Если раньше я плыл по течению, смиряясь с помолвкой как с естественной вехой в жизни каждого второго человека, если не первого, воспитывая Вельта в качестве одной из основных причин его существования вообще, срываясь в ночные клубы и бары в рамках охоты за сексом на одну ночь, то сейчас речушка свернула к оглушающему меня водопаду, вдобавок до него из стремительных потоков торчат заостренные пики камней…

— Тук-тук-тук, — выглянула из-за угла Шерон, и я мгновенно собрался, отставил бокал. — Извини, у тебя было открыто…

— Да, для Вельта: я ведь ему не сказал, что ты здесь и дома его ожидают.

— Ох, точно. Я тогда выключу у нас везде свет — не хочу испортить сюрприз! — спохватилась Шерон, но сначала подошла ко мне и вручила аккуратно сложенную розовую рубашку. — Я перебирала одежду Вельта, чтобы закинуть в стиральную машину, и в шкафу нашла это. Что она делает в комнате Вельта?

— Не… знаю…

Сбитый с толку, я взял сорочку, расправил: Шерон не ошиблась — это действительно была моя рубашка. Та, что Синди долго не могла найти, как и… желтую сорочку до нее… Потеряв дар речи, я уставился на пуговицу; в голове включились колонки. Я вновь слышал всхлипывания Вельта, позже ощутил его руки, в отчаянии ухватившиеся за мою ногу…

Это было в тот роковой день, когда я узнал о «Кролике во грехе». Практически точка отсчета — всего одно решение заглянуть в компьютер крестника изменило мои дальнейшие будни… «Я… ворую…» — помню, признался он, успокоившись. Ворует у меня. У человека, в которого влюблен — на мысли о котором мастурбирует. Что бы я воровал у того, кого б страстно желал?..

Под невинным взором Шерон, ни о чем не подозревающей, мне стало невыносимо жарко. Поверх застывшей перед глазами рубашки я видел Вельта, лежащего на одеяле в своей спальне, прижимающего мою сорочку к лицу, вдыхающего смесь из запаха пота и аромата одеколона, приглушенно стонущего в сминаемую ткань…

— Все в порядке? — встревожилась Шерон. — У тебя лицо покраснело.

— Это вино! — выпалил я с излишним энтузиазмом. Хвала небесам, Шерон мое поведение не подтолкнуло к подозрительности. — Спасибо, что принесла. Как ужин будет готов, я позвоню.

— Хорошо, большое спасибо!

Провожая ее взглядом, я боролся с желанием выкрикнуть в спину: «А о Поле что-нибудь известно?» Язык не поворачивался испортить только-только вернувшееся к Шерон приподнятое настроение. Дождусь, пожалуй, ужина. Она ведь будет разговаривать с Вельтом о том, почему вернулась одна; вряд ли что-то утаит.

***

Мысленно проклинающий весь людской род за отсутствие кулинарного шлема, спасающего лицо от жара распахнутой духовки, я доставал латки с картофелем и лазаньей; курице требовалось еще какое-то время. Входная дверь хлопнула. Легкий рюкзак звякнул язычком молнии, ударившись о стену.

— Как вкусно пахнет, — улыбнулся Вельт, проходя на кухню.

Я отбросил прихватки на край стола, накрыл готовые блюда. Руки Вельта сомкнулись кольцом вокруг моего пояса, щекой крестник прижался к моей спине, тотчас окаменевшей.

— Что ты делаешь?.. — Неосознанно я глянул в сторону двери, будто Шерон могла прятаться там, чтобы поймать меня с поличным.

— Обнимаю тебя. Ты такой теплый… — вымолвил он, прижавшись теснее. — Спасибо за романтический ужин…

Вот ведь черт… И как сказать, что он неверно меня понял?.. Великовозрастный тупица, я сам окончательно запутал его!.. На эмоциях, без капли здравого рассудка в голове, принесся в школу, поцеловал его, признав влюбленность Вельта: я позволил ему любить меня — вот что я сделал. Согласился жить так же, как в эти пять дней. И теперь… должен разбить ему сердце?..

— Вельт… — Бережно я расцепил его руки, повернулся к крестнику — и он опять меня обнял, вдавил лицо в самое сердце. — Этот ужин не для двоих… а на троих…

Он отодвинулся медленно, как если бы я превратился в бомбу с ожившим таймером. Поднял побледневшее лицо:

— Только не говори, что вернулась Синди… — взмолился он, вцепившись в мою кофту.

— Не она…

— Тук-тук-тук! — послышалось у двери.

— Мама?.. — счастливо воскликнул Вельт и, точь-в-точь ребенок, побежал ей навстречу. Они столкнулись при выходе из кухни, тепло обнялись, рассмеявшись!.. И хотя я не видел лица Вельта, лишь затылок, я точно знал, что в эти секунды радость медленно схлынывает с его губ, уступая печали и чувству вины — все как у меня… — А папа где? — ожидаемо спросил Вельт.

Шерон замялась, обошла сына и остановилась возле меня, будто искала поддержку в предстоящем непростом разговоре.

— Мы… Я и твой отец немного… повздорили… и он уехал… куда-то…

— В смысле «куда-то»?.. Куда?

— Я не знаю, Вельт, он не отчитывался. Я пыталась дозвониться до него, но телефон вне зоны действия сети.

Вельт добрел до стола, занял ближайшее место. Непривычно было видеть его нахмуренным, буравящим глазами пол.

— Так он поехал сюда, домой?..

— Я не знаю, — бессильно повторила Шерон. — Наверное, нет, потому что он взял машину, выехал раньше меня, а дома — никого и гараж пустой.

— И ты не волнуешься?! — вскочил он со стула. — Так спокойно говоришь…

— Вельт, — попытался осторожно одернуть его я, но Шерон меня заглушила:

— А что я должна, по-твоему, делать?! Тревогу бить?! Я не знаю, где он! Я попыталась связаться с ним, звонила множество раз, переступив через гордость!..

— Позвонить в полицию, например…

— На каком основании? «Здравствуйте! Мы с мужем, взрослым самостоятельным человеком, поругались, и он уехал на машине, владельцем которой является!» Его не похитили, он ничего ничего не украл — что мне сказать оператору?!..

— Шерон, спокойнее, — тихо осек ее я и, подойдя к обеденному столу, мягко усадил Вельта обратно. — Послушай, повода для паники нет. Это нормально: когда люди ругаются и один из них куда-то уходит, чтобы ссора остановилась. Это не радостный момент, но абсолютно естественный. Пол покатается, проветрится, прочистит мозги и вернется. Куда ему еще деться-то. Все хорошо, — повторил я, присел на корточки и погладил Вельта по худым понурым плечам. Крестник кратко кивнул, поджав губы.

Я испытал сильнейшее желание поцеловать его в лоб, и пять дней назад спокойно сделал бы это на глазах у Шерон, однако теперь в любом прикосновении мне мерещился очевидный для окружающих сексуальный подтекст. Потому и плечи его я долго массировать не смог.

— А сейчас давайте на время забудем обо всех неурядицах и вместе поужинаем. Курица скоро будет го…

В заднем кармане бридж Шерон заиграла прилипчивая мелодия из радио-музыкального ТОП-а, и я оборвал себя на полуслове из вежливости.

— Это отец? — вытянул шею Вельт, но Шерон покачала головой, взглянув на экран.