— Иногда.

— Для чего?

Черт, непростые, но весьма верные вопросы он задает…

— Скажем так… для отвода глаз…

— Глаз Синди.

— В яблочко.

— И вы с Синди рассказываете людям, с которыми спите, о том, что вы помолвлены, а не свободны?

— Это не требуется, когда речь заходит о сексе на одну ночь.

— Но если вас спросят, вы же не станете объяснять все это, как мне сейчас?

— Точно нет.

— Выходит, ты врешь Синди о том, что не спишь с мужчинами; врешь женщинам, с которыми спишь для того, чтобы и дальше врать Синди; и врешь мужчинам, с которыми хочешь спать, не говоря о помолвке…

— Вельт, я никому не лгу. Я не снимаю кольцо, но большинству просто плевать.

— Ты лжешь Синди, которая думает, что ты путаешься только с женщинами, — сам же признался.

Мать твою, слишком умный ребенок…

— Хорошо, тут ты меня поймал. Но никого, кроме Синди, я не обманываю.

— Мои родители знают, что вы с Синди так помолвлены?

— Нет, но их это и не касается.

— Принято, — сдержанно кивнул Вельт и допил клубничное какао через край. — Но… почему тебе хочется спать с мужчинами, если тебе можно спать с другими женщинами?.. Или ты гей и тебе просто понравилась Синди — одна из всех женщин?

Час ночи, а я сижу на допросе у ребенка, пахнущего молочным шоколадом даже в те дни, когда сладкое он не ест вовсе… Кажется, этот аппетитный аромат впитался в каждую клеточку его тела. Не удивлюсь, если у него и гель для душа, и шампунь с запахом шоколада.

— Не знаю, Вельт. Я всегда был таким, сколько себя помню: поставь передо мной одинаково красивых мужчину и женщину, я выберу мужчину. Женщины не противны мне, так что я не гей. Но… чего-то в гетеросексуальности лично мне не хватает. Однако — предвосхищая твои вопросы — я люблю Синди той же любовью, какой друг друга любят твои родители, и я на ней женюсь. Еще что-то интересует?

Непонятно чему усмехнувшись, Вельт подпер щеку ладонью. Его взгляд был мутноват, как у меня до кофе, будто в его какао был алкоголь. Сахар всегда очень странно воздействовал на этого ребенка…

— Так прикольно, что я с тобой могу говорить о сексе. Мама пугается, стоит диктору по радио или ТВ затронуть эту тему в моем присутствии, а папа постоянно повторяет: «Ты еще слишком мал для таких вопросов!» Не учатся на своих ошибках: сами ничего не знали о сексе в школе — и вот он я!

— Самое лучшее стечение обстоятельств в их жизни, уверяю тебя.

Мы чокнулись пустыми кружками, и Вельт звонко рассмеялся.

— Хочешь половину клубничной трубочки?

— Не хочу сладость, через которую ты гонял свои слюни. Доедай один. И, кстати, раз уж мы такие откровенные и всегда обо всем говорим…

Вельт вжал голову в плечи, и в моем воображении стоящие торчком собачьи уши жалобно опустились к его волосам.

— …Второй час ночи — какого черта ты здесь делаешь? Родители вообще знают, где ты?!

— Да.

— И где ты, по их мнению?

— У себя в комнате…

— В соседнем доме, — кивнул я. — Чутка промахнулся. Спустился по дереву, но сорвался — и упал в кусты?

Вельт угрюмо кивнул, и не думая спрашивать, как же я допер — грязная одежка рассказывала историю его приключений во всех подробностях: на правом кармане шортов красовалась кирпичная пыль — половинками кирпича обрамлена клумба с астрами Шерон, рядом с которой растет высоченный дуб — прямо у окна спальни Вельта. Из-за правого отворота шортов виднелся ярко-розовый лепесток, вероятно, загубленной астры, лишь подтверждающий мою шерлоковскую догадку, как и смущение на этом детском лице.

С очередным громким вздохом я оставил свой стул и махнул рукой в сторону спальни.

— Пойдем, я осмотрю твои «боевые ранения».

— Я уже все сделал сам, — ответил Вельт и ткнул пальцем в не шибко чистый пластырь на локте.

— Ты просто залепил раны?

— Сначала промыл водой.

— Гангрену хочешь? Продезинфицировать надо. Оторвал задницу от стула и пошел за мной… Быстро, я сказал.

========== Глава 3 ==========

Вельт плелся за мной из-под палки, ворча себе под нос. Понятно, почему он не испытывал восторга: мальчонку ожидали далеко не самые приятные процедуры, знакомые с раннего детства…

Ванная комната, темная, но большая, была отделана зеленой мраморной плиткой вся, не считая потолка. Просторная ванна из того же камня, рассчитанная на двоих, располагалась справа от двери; поникший Вельт опустился на ее бортик, и побледневшие от волнения руки вцепились в холодный мрамор. Скрипнули петли настенного шкафчика с зеркальными дверями, я поставил найденную аптечку на край прямоугольной раковины и подвинул деревянный табурет, пылившийся в углу. Как только я сел и взял из аптечки моток марли, Вельт сдвинулся на несколько дюймов от меня.

— Расслабься, пока я просто хочу снять все эти пластыри.

Теплая вода из-под крана пропитала марлю, и я приложил компресс к щеке розовеющего Вельта. Рвано выдохнув, он прикрыл глаза и сжал пальцами свои разбитые колени.

— Не надо переводить зря пластыри, — тихо начал он, не поднимая век. Излишки воды стекали по его узкой нижней челюсти на хрупкую тонкую шею. — Я уже использовал шесть штук — если ты выкинешь их, то придется открыть еще шесть…

— Лучше тратиться на пластыри, чем на лечение заражения крови. Даже не знаю, лечится ли это…

Усилием воли я отвел взгляд от его длинных ресниц. Чего я, собственно, держу компресс сам?! Не тратя время на слова, я осторожно взял его руку, дрогнувшую в ответ на неожиданное прикосновение, и приложил ее к мокрой марле. То же я проделал и с другой его рукой, вымочив второй кусок марли. Третий и четвертый у локтей Вельта мне пришлось уже держать самому. Минуту, от силы, мы сидели в тишине, и лишь дыхание едва различимым эхом рикошетило от стены к стене. Вельт не открывал глаза, и если бы не его судорожные вздохи и громкие глотания, я бы забеспокоился: а не заснет ли он сидя и не ударится ли о ванну головой…

— Так странно… — проронил Вельт. Обычно он всегда продолжал свою мысль, даже высказанную случайно, но сейчас словно никак не мог решиться озвучить ее целиком.

— Что странно?

— …Этими руками ты касаешься других мужчин… а теперь дотрагиваешься до меня…

— Мне надеть перчатки?

Хотелось выпить еще кофе — и побольше, а не сидеть в холоде собственной ванной, будучи практически приклеенным к этому мальчугану.

— Нет, я не об этом…

— Тогда о чем?

Он в сотый раз сглотнул и опустил руки с высохшими компрессами.

— Снимешь сам? — попросил он. Я придвинулся ближе; громко взвизгнули по кафелю ножки табурета.

Запахи моего одеколона, духов Синди, стоящих на полочке слева, гелей и шампуней успешно разбавляли любые ароматы в ванной комнате, но стоило мне склониться к крестнику, и всего меня точно заволок приторно-сладкий запах молочного шоколада. Аккуратно подцепляя размокший пластырь ногтями, я старался дышать как можно глубже, чтобы наполниться этим ароматом — а ведь не слишком люблю сладкое. Наверное, к этому запаху я просто привык. Сам не знаю, сколько он уже окружает Вельта… Клей размок не полностью, но терять время было нельзя: если Пол или Шерон решат проведать сына, и, естественно, не найдут его глубокой ночью в своей комнате, мальчишке попадет по первое число. Так что без только пугающих зря предупреждений я рванул один из пропитавшихся водой пластырей, и Вельт, мелодично вскрикнув, схватился за щеку. Под его пальцами пульсировали потревоженные яркие ссадины. Пока боль туманила его сознание, я друг за другом сорвал пластыри с другой щеки и локтей. С коленями будем разбираться позже.

— Садист, — обиженно пробубнил Вельт. — Можно же было понежнее…

— Нежнее некогда. Ты здесь быть вообще не должен. Если бы дома была Синди, она бы тут же тебя отвела обратно, разбудив родителей, — представляешь, как сильно бы тебе влетело?

— А почему ты так не делаешь? — спокойно спросил он, морщась от шипящего на ранах дезинфицирующего средства.

— Потому что, похоже, привык прикрывать членов вашей семьи.