— Это ты о папе?

— А о ком же еще… Сперва он, теперь ты — того гляди, потом буду скрывать шалости и прочие грешки твоих детей.

— Не дай Бог, — кисло улыбнулся Вельт.

— Согласен.

Почему он постоянно жмурится? Не хочет на меня смотреть?.. Могу его понять: застал своего названного дядьку в объятиях другого мужчины. Одно дело — если бы до этого были какие-нибудь сигналы, готовящие его морально к подобной личной истине. Но ничего такого не было в помине, и все это — «свободные отношения», мужчины в моей постели, секреты от Синди — обрушилось на него разом, как снег на голову. Неловкость после такого нескоро развеется…

— А что ты уже делал с мужчинами?

…ну, или почти мгновенно…

— Не совсем понял твой вопрос. — Наклеив новые пластыри на щеки и локти Вельта, я вручил мальчонке два куска мокрой марли, и он приложил их к коленям.

— Очевидно, ты имел других мужчин — или они имели тебя?

— Эм-м…

Обратившись в камень, я сидел на табурете как громом пораженный. С неизменно закрытыми глазами Вельт держал спину прямо, бесстрашно и даже беспардонно засыпая меня откровенными вопросами, отвечать на которые я, мягко сказать, был не готов. Все эти годы, пока мальчуган взрослел, я признавал вероятную нелицеприятную перспективу взрослых разговоров: он всегда был слишком любопытен, чрезмерно любознателен, уперт и целеустремлен — понятное дело, должен был в итоге наступить тот день, когда Вельт начал бы пропихивать свои вопросы мне в глотку чуть ли не кулаком, требуя ответ, — но кто же знал, что этот страшный момент придет так скоро!..

Никакого выбора передо мной не стояло. Я не боялся, что Вельт начнет меня шантажировать или, не получив ответов на свои «Что?», «Где?», «Как?» и «Почему?», донесет на меня Синди, Полу, Шерон. Я был уверен: что бы я ему ни сказал, это навечно останется между нами, потому что этот ребенок удивительным образом с ранних лет умел хранить секреты. Которые не рассказать ему было невозможно, иначе бы он просто не отстал. Как и сейчас.

— …За всю жизнь — бывало по-разному, — честно, однако как можно более неопределенно ответил я.

— Но сегодня, если бы я не помешал, ты бы в него вошел?

Бо-о-оже… Лучше бы я с дерева сорвался…

— Эм… да, думаю, так.

— Вы об этом договаривались?

— Ха, нет, — не сдержал я смешок, и Вельт оскорбленно поджал губы. — Иногда, конечно, люди договариваются о… ролях. Но чаще все понятно и без слов.

— Как?

— Вельт, слишком много вопросов. Я был бы рад, задумывайся ты в пятнадцать о поцелуях и милых свиданиях, а не о том, как взрослые мужчины занимаются друг с другом сексом.

— В шестнадцать.

— В пятнадцать. Тебе — пятнадцать.

— Через две недели шестнадцать.

— Вот тогда-то и будешь меня поправлять.

Я рванул оба оставшихся пластыря — и Вельт закричал, поглаживая разбитые колени. Эхо утрамбовало его звонкий голос в самую середку моего сердца, и совесть зарычала, махнув увесистым хвостом: какая низость — отыгрываться на ребенке из-за порушенных планов… Он же просто пытается понять, разобраться во всем, разложить новые факты по полочкам, чтобы примириться и продолжить жить как ни в чем не бывало. Мой долг — помочь ему в этом; в его окружении достаточно взрослых, игнорирующих его вопросы и уводящих от важных тем куда подальше.

Глубокий вздох вернул меня на прежнюю стезю просвещения, и я бросил взгляд на Вельта, без единой капли раздражения. Мальчонка открыл глаза, и на черных ресницах поблескивали малюсенькие слезинки боли. Как бы мне ни было его жаль, в ранах на его коленях — земля. Мне придется его истязать ради его же блага, и ответы на любые вопросы — единственное утешение, которое я могу ему дать.

— Будет больно, — предупредил я, отодвинув табурет обратно в угол и опустившись перед Вельтом на колени. Стерильная жесткая губка дотронулась до правого его колена, и мальчишка, словно коршун, вдавил неровно подстриженные ногти в мое плечо. — Лучше не говори ничего, пока не закончу, а то прикусишь язык. Как вообще умудрился так неосторожно упасть…

Мое тело упорно требовало кофеина, но психика молила об алкоголе. Вычищая землю из оголенного бледно-красного мяса, я был вынужден слышать громкий жалобный крик, рвущий мое сердце на куски. Ненавижу, когда он плачет… И ненавижу себя сейчас за то, что его пытаю… Если бы только был иной выход — но его нет.

— Ты молодец, — грустно улыбнулся я. Вельт тихо всхлипывал, по пластырям на щеках бежали слезы. — Со второй коленкой все будет быстрее: там всего чуть-чуть грязи в ране. Потерпишь — и получишь столько клубничных трубочек, сколько захочешь.

— Не хочу сладостей — хочу ответы…

— Ну кто бы сомневался! Давай, собери все мужество в кулак.

Я начал усиленно тереть края раны губкой, вычищая частички земли; сердце кровью обливалось. Стоны Вельта выворачивали душу наизнанку. Будь я моложе лет на десять, разрыдался бы вместе с ним.

— Ну вот и все, приятель. Ты справился.

Окровавленная губка отправилась в мусорную корзину, дезинфицирующее средство тонким слоем покрыло раны, и Вельт вытер слезы запястьями, пока я прятал аптечку обратно в шкафчик. Вероятно, не хотел лишний раз показывать мне свою слабость…

— А пластыри?..

— Нельзя пластыри клеить на голое мясо. Перед походом в школу лучше будет забинтовать, ну а пока пусть «на свежем воздухе» заживает. Иначе бинты в раны врастут.

— Я могу остаться еще ненадолго? — спросил Вельт из-за моей спины. Этот молящий тон… Хорошо, что я не смотрю ему в глаза, а то была бы моя песенка спета.

— Нет. Поздно уже. Пойдем, я отведу тебя домой.

***

Снаружи было свежо и прохладно. Затянутое облаками небо было куда темнее, чем наш типичный тихий райончик пригорода с одинаковыми одно-и двухэтажными домами, аккуратными заборчиками и яркими пышными клумбами. Ленивый ветер шелестел иссиня-зеленой травой, кронами деревьев, живыми оградами. Где-то неподалеку стрекотали сверчки, и ночь была всецело пропитана одним этим звуком.

Спустившись с крыльца, мы повернули налево, к белому двухэтажному дому с синей черепицей. Корни массивного дуба окружали помятые астры, кое-где даже красовались отпечатки босых ног Вельта.

— Ты что, вылез из дома без обуви? — оглянулся я.

— Я хотел походить босиком по траве.

— Чтобы стекло себе в ногу вогнать?! Принести тебе носки? Ты же все пальцы сдерешь, когда полезешь обратно.

— А ты подсади, — безэмоционально пожал плечами Вельт.

Как и в подавляющем большинстве случаев, мальчишка был прав: это поможет избежать многих проблем. Подойдя ближе к дереву, Вельт позволил мне взять его под мышки и поднять к крепкой ветке, тянущейся вдоль нужного подоконника. Сколько же весит этот детеныш? Такой легкий: килограммов сорок-пятьдесят? Не слишком ли он легкий для своего возраста?.. Сноровисто и быстро Вельт подтянулся и вскарабкался наверх, напоследок оставив отпечаток грязной пятки у меня на плече.

— Бога ради, не упади опять!.. — громко прошептал я, с замиранием сердца следя, как Вельт перебирается с ветки на подоконник и исчезает в небольшом открытом оконце. Грохота и криков не последовало — значит, миссия выполнена успешно, можно расходиться по домам. Я браво развернулся в сторону своего одноэтажного дома, как сверху послышался свист, и я обернулся, закрутившись волчком. — Что еще?!..

С улыбкой до ушей Вельт высовывался из окна, и его светлые глаза сверкали, с такого расстояния похожие на огромные росинки.

— Мне нравится, когда ты стоишь у меня под окном, — задорно поделился он, и я в недоумении приподнял брови. Понятия не имею, что творится в голове у этого ребенка.

========== Глава 4 ==========

В ту ночь, которую я наивно планировал провести не один, мне снился очень странный сон.

В моих руках плавился от страсти очередной привлекательный мужчина, чье имя я по традиции не удосужился спросить. Я покрывал поцелуями его торс и бедра, оставлял напряженными пальцами белые полосы на его коже, затухающие почти мгновенно, — периодически отрывался от жаркого тела подо мной, чтобы заверить стоящих слева от кровати Синди, Пола и Шерон, что это не то, о чем они подумали. А разместившийся в кресле справа Вельт деловито записывал в блокноте каждое мое слово, фиксировал каждое мое движение…