Это было, совершенно точно, не эротическое сновидение. Вероятно, оно зарождалось таковым, но навалившиеся переживания сказались и извратили его до предела.

В итоге, я совсем не выспался. По пробуждении голова была тяжелая, словно бетон, и мысли, прибитые к земле невероятно сильной гравитацией, лениво ползли из стороны в сторону внутри ноющего черепа. На кухне я утопил губы в крепком кофе, но и это не спасло от нагрянувшей мигрени.

На крыльце зашумели колесики знакомого синего чемодана, зазвенели ключи. Дверь распахнулась, уставший в дороге чемодан припарковался у коврика, по полу застучали высокие тонкие каблуки — как удары молотка по моей больной голове.

— С возвращением, — сказал я, еще не видя вошедшую особу.

Наконец, из-за угла показалась темно-синяя форма стюардессы — и прекрасные длинные стройные ноги. В эти ноги я когда-то влюбился — раньше, чем увидел красивое, но излишне хитрое лицо их обладательницы. И без того выдающиеся округлые губы Синди были покрыты красным искрящимся блеском, отчего становились еще более заметными: теперь при помощи них в туман можно было бы останавливать фуры с десятка ярдов. Яркие голубые глаза были обрамлены пышными черными ресницами; сквозь пшеничные завитушки лоснящихся волос, ниспадающих в том числе и на узкий лоб, проглядывали игриво изогнутые тонкие темные брови.

— Скучал? — подмигнула моя невеста, и я улыбнулся не столько от тепла нашей встречи, сколько от веселости ее тона. Всякое наше воссоединение несет больше дружеской атмосферы, чем романтической или страстной. Наверное, я просто привык к этим вечным «Пока! — Привет!» С ее работой иначе никак: она летает по всему миру, бывает в удивительных местах — зарабатывает на жизнь, делая то, что действительно приносит ей удовольствие. Как и я. За такое счастье наши систематические разлуки — совершенно небольшая цена.

Руки Синди обвили мои плечи, и наши губы встретились. Целовать ее — блаженство, за исключением одного: помада… С момента нашей первой встречи несколько лет назад нужно было начинать счет, сколько же тюбиков ее блеска для губ я в сумме съел… С мужчинами такой проблемы не бывает никогда. На мужских губах я ощущал всего два вкуса: алкоголь — до совместной ночи, и сперму — во время. И первое, и второе гораздо приятнее косметики… Конечно, я бы мог прямо сказать об этом Синди — о непереносимости ее помады, а не о сперме на мужских губах! — но не будет же она стирать салфеткой свою боевую раскраску всякий раз, как пожелает меня поцеловать: это расточительно да и просто глупо.

— Где была на этот раз? — спросил я, усаживая Синди к себе на колени.

— В Рио-де-Жанейро. Потрясающий город! Пляжи Копакабана и Ипанема восхитительны, а статуя Христа Искупителя воистину впечатляет своими габаритами!

— Видела карнавалы?

— К сожалению, нет, сейчас не та пора. Я привезла тебе сувенир! — вспомнила она и соскользнула с моих колен. — Поставишь на свой рабочий стол.

Взвизгнула молния чемодана у порога, и через минуту, перерыв впихнутые кое-как вещи, Синди вернулась с шариком со снегом. Внутри, на миниатюрной горе, над микроскопическим Рио возвышалась девственно-белая статуя Христа. С распростертыми объятиями под градом серебряных блесток он выглядел как суперзвезда на параде — безвкусная вещица, но милая, стоит признать. Приняв презент, я чмокнул Синди в щеку, и на губах осталась горечь от ее пудры или черт знает чего.

— Спасибо, мне нравится.

— Очень рада! Ой, надо маме позвонить… — обронила она, убегая в гостиную. — Ты на работу не опоздаешь?

— Планировал этого не делать, но уж как получится, — честно ответил я и сунул подарок в бежевую сумку.

***

Мои шаги отдавались громким эхом в широком пустынном коридоре. Жизнерадостно размахивая снятой с плеча сумкой, в другой руке я нес початый стакан кофе. Голова уже практически не болела, зато сердце стучало в груди так, точно аккомпанировало хард-року.

— «I’m on the highway to hell…» — промурлыкал я, проникшись вспомнившимся мотивом.

— Мистер Хармон, — раздалось из-за угла, и я остановился с застывшей приветливостью на абсолютно бесчувственном лице.

Прислонившись к стенке, на меня глядел невысокий мужчина лет сорока в коричневом твидовом пиджаке поверх жилетки с кислотным желто-зеленым узором «выколи-глаз». Кто-то должен начать подбирать ему одежду, потому что собственного вкуса у этого человека нет: у меня начинали болеть слезные железы при одном только взгляде на эту ядреную пестроту… Опрятно подстриженных черных волос давно уже коснулась легкая седина от изнуряющей, крайне нервной работы, отчего издали его шевелюра цветом напоминала карбонадо — черный алмаз. Серебряные глаза блестели в свете ярких квадратных потолочных ламп. Светлое лицо с широкими челюстями не было обделено классической мужественностью, но пухлые губы и мягкий, тягучий, как мед, взгляд заставляли мой внутренней колокольчик звенеть, как и при встрече с очередным безымянным партнером на одну ночь. Сплетя руки на груди, он сузил глаза и пропустил наружу призрак приятной улыбки.

Черт, как его зовут?.. Что-то на… «К»… или «Х»…

— Какая приятная встреча! — выкрутился я.

— Припозднились? — кокетливо осведомился он, и я с не угасающей улыбкой показал ему свой кофе. — Хотел бы кое-что обсудить с Вами после работы. Сегодня это получится устроить?

— Да думаю… да… — пожал плечами я, продолжая движение по коридору.

Он же не заигрывает со мной, правда?.. С моей стороны было бы очень неосмотрительно заводить шуры-муры на работе. «Не гадь там, где ешь» — золотое правило. Но тут складывается безвыходное положение: ответь я на его возможный флирт — и нарушу вышесказанное; откажи я ему — и снова испорчу отношения с коллегой. Неприятно…

Пока я добирался до нужной двери, волосы на затылке шевелились под пристальным взглядом брюнета. Черт, да как же его зовут-то?! Я ведь знал!.. Дверь я распахнул пинком, и все присутствующие затихли.

— Да-да-да, я опоздал, как непрофессионально и тому подобное, но! — эффектно замер я и положил сумку и кофе на свой стол. — Возрадуйтесь! Ибо сегодня — мини-проверочная!

Пятнадцать ртов сверкнули широкими улыбками. У какого бы еще учителя дети радовались проверочной работе по алгебре?

Отщелкнув застежку сумки, я достал из большого отделения пышущий жаром бумажный пакет и поднял его, как Рафики Симбу.

— Сегодня у нас в меню слойки!

Класс удовлетворенно зашумел, но среди пятнадцати человек обязательно найдется хотя бы один недовольный:

— А почему не пончики? Пончики вкуснее…

— Потому что, Гарри, я учитель, а не нефтяной магнат: пончики в два раза дороже.

— Ну, это лучше, чем ничего, — вздохнул круглощекий мальчик с ежиком серых жестких волос. Ох, Гарри, Гарри, скоро я начну носить вместо выпечки и конфет — овощи и фрукты: тебе нужно худеть, пока под тобой не смялся стул…

Над лесом голов взметнулась рука, и раньше, чем я хоть как-то среагировал, светловолосая девочка с короткими толстыми косами нарушила и без того шумную тишину:

— А слойки без орехов?

— Разумеется, без орехов, Мелоди. Я помню, что у тебя аллергия. Итак, надеюсь, можем начать? Слойки остывают.

В мгновение ока класс затих. Дрессированные щеночки в ожидании еды… Я присел на край стола, достал из пакета одну слойку, завернутую в плотную пищевую пленку, — и практически увидел, как у бедных, не насытившихся домашними завтраками детей, протирающих штаны в школе с утра пораньше, потекли слюнки.

— Кто ответит первым? Может быть… Вельт? — Сонные серо-зеленые глаза уставились на меня с явной неуверенностью. — Да ладно, давай, смелее. Сколько решений имеет линейное уравнение?

Рука Мелоди, чуть ли не как рапира, вспорола воздух и ударила ее соседа по лохматой голове.

— Давай, Вельт, я в тебя верю. Мы повторяли это на днях: у меня тогда упал мел, и, пытаясь его поднять, я снес головой полочку под доской.

Класс разразился громким смехом, совсем как тогда, и Вельт ослепил меня счастливой улыбкой.