— Бесчисленное множество решений, — воодушевленно ответил он и поймал прилетевшую к его парте слойку.
— Мелоди, пока у тебя не оторвалась рука: какой график у линейного урав…
— Прямая линия! — выпалила она и с королевским самодовольством прижала к груди заслуженную награду.
— Отлично, но в следующий раз дай мне до конца вопрос озвучить, иначе мою зарплату начнут давать уже тебе. Гарри, чувствуешь свою готовность? Булочки о-о-очень вкусно пахнут!
— Я и отсюда чую… — сглотнул пухляш. — Только полегче что-нибудь…
— Это уж как получится. Так… Ох… Назови-ка мне два типа неравенств.
На круглом лице Гарри отразилось недоумение. Менее обремененный мыслями мозг может быть, разве что, у коралла…
— Хорошо, этот же вопрос Марти.
Сосед Гарри, худощавый мальчуган с внушительными окулярами на остром носу, пригладил жиденькие светлые волосы и откашлялся, будто готовился давать интервью под запись.
— Л-линейные и квадратные…
— Все правильно! Смелее в следующий раз!
Слойку Марти я поднес к парте, потому что ловить этот умник не умеет в принципе. Я посадил его рядом с Гарри, надеясь, что второй сможет в итоге перенять хотя бы толику знаний и умений первого, но… будем надеяться, что пока это самое «в итоге» не наступило.
— Гарри, вспомнил эту тему? — с не умирающей надеждой поинтересовался я. Насупившись, Гарри помотал головой. — Ну что ж, как попадется знакомый вопрос, поднимай руку. Нэнси?
Коротковолосая задира в черной футболке запрокинула голову, коснувшись затылком парты позади, и уперлась в меня пофигистическим взглядом. Ее челюсти активно месили жевательную резинку, а ноздри раздувались так широко, словно надувать новый пузырь она планировала ими.
— Расскажешь, от чего зависит, линейное неравенство или квадратное?
Слева замычала от натуги Мелоди, поддерживая поднятую руку второй.
— Что, хочешь забрать у Нэнси ее слойку?
— Мне не нужна вторая, достаточно будет просто ответить!..
— Пиши вопросы и ответы в тетради, в таком случае: я проверю и, кто знает, может, обзаведешься еще одной «А+» в дневнике.
Девчушка заскребла гелевой ручкой по тетрадному листу с таким энтузиазмом, что бумага под ее напором немного разошлась. С хлопком лопнул белый пузырь, и Нэнси запихала его ошметки пальцем в рот.
— Отвечать?
— Да. Извини, что отвлекся.
— Ну, типа, если «f» это линейная функция, то и неравенство линейное, че… А ежели квадратная, то и квадратное неравенство, ясен пень.
— Здорово, — кивнул я, протягивая ей слойку. — Только неравенство — «квадратное», а функция — «квадратичная»… — За моей спиной кто-то тихо зашуршал, как мышь, забравшаяся в пакет. — Вельт, заверни булку обратно в пленку: мы не едим, пока все не получили награду за знания.
Нэнси мерзко хихикнула.
— Когда Гарри хоть на что-нибудь ответит, срок годности у этих слоек истечет!
Остальные не успели засмеяться:
— Я сейчас в качестве наказания откушу половину твоей слойки вместе с пленкой, — пригрозил я Нэнси, и смущенный Гарри улыбнулся. — А если серьезно… — проговорил я, возвращаясь к столу, присаживаясь на любимый край и зажимая в пальцах стакан с холодным кофе. — Вам нельзя быть злыми и жестокими, ребят. Учиться вам осталось всего ничего, и за пределами школы вы окажетесь в весьма неоднозначном мире. Да, конечно же, там будут люди, с которыми вы сможете поладить, которые будут готовы вам помочь в случае чего, люди добрые и честные — но также вам повстречаются и те, кто скорее столкнут вас с лестницы, чем позволят вам получить заслуженное вознаграждение за проделанную работу. Коварных и подлых людей много — не стоит пополнять их ряды. Все находящиеся в этом классе — одна большая семья. Не такая семья, как родители, сиблинги и питомцы, что ждут вас дома, но все-таки не совсем уж чужие люди. И было бы здорово, если б эта близость не иссякла после вашего выпуска. Это голубая мечта каждого учителя, влюбленного в свою работу: чтобы по прошествии лет класс не рассыпался на куски, а остался единым хоть самую малость… Ну вот, расчувствовался на пустом месте! Слойки! «Числовая последовательность задана рекуррентно, если…» — кто ответит?
***
Пустой стаканчик, с которым я не расставался до перемены, попал в мусорную корзину, и я положил сумку на сиденье своего кресла. Учительская представляла собой средних размеров помещение, больше похожее на офис — с письменными столами, компьютерами и нескончаемыми папками. Как и полагается, здесь было шумно, душно и невероятно скучно. С двух сторон от моего стола звучали преимущественно женские разновозрастные голоса, шуршали бумажки, стучали клавиши, кликали компьютерные мышки. Мое рабочее место было погребено под ведомостями и учебными планами, которые я когда-нибудь — я верю — удосужусь все-таки разложить по папкам или хотя бы стопкам. Единственное свободное место, пятачок между монитором и клавиатурой, был занят покрытым лаком глиняным котом. Нереалистично длинное тельце, кривые треугольные уши, погнутые лапы, смотрящие на четыре стороны света, и остатки горелых зубочисток вместо усов, которые Вельт, не подумав, вставил в щеки горе-кота перед обжигом глины, — все эти милые детские ошибки клеили на поделку первоклассника-Вельта ярлык «бесценно».
Я поднял руку с зажатым в ней стеклянным шаром из Рио — и бросил уже десятый по счету взгляд на кота. Боже, этот неказистый комок глины очарователен! Дешевый для меня шар отправился в ящик стола — к скрепкам, письменным принадлежностям и разномастным пустым бланкам. Если Синди придет, увидит и спросит, скажу, что побоялся его разбить.
Кошачья ошибка природы смотрела на меня оплывшими черными бусинами и ухмылялась перекошенным ртом.
========== Глава 5 ==========
Это был тот редкий сон, в котором я четко осознавал, что на самом деле сплю. Быть может, поэтому тело отказывалось мне подчиняться?.. Взгляд уперся в одну точку, и какое-то время я видел лишь черный кафельный пол. Скрипнула дверь, и на плиты пролился мягкий желтый свет. Явившая себя тень была длинна и тонка, как в отражении кривого зеркала. Она неторопливо приближалась ко мне, и вот в поле зрения попала сперва тонкая правая рука с острым локтем, следом — изящная юношеская безволосая грудь и стройный живот. Мой взгляд, словно под чужим контролем, спустился ниже и замер на линии коротких прямых черных волос, так красиво контрастирующих с нежной бледной кожей. Рука дернулась сама. Хочу ощутить их мягкость, пока сон не развеялся…
Ладонь вздрогнула, будто в судороге, и я, заспанный, оторвал голову от рабочего стола. Правый глаз не видел ничего, кроме бумаги, прилипшей к моему лицу, левый же обжегся о желто-зеленую клетку, и я зажмурился, снимая со лба распечатку.
— Устали? — самую малость жеманно спросил черноволосый коллега в ослепляющей жилетке.
— Что-то… что-то вроде того, К… — Черт, зачем я имя-то начал называть, если так его и не вспомнил?! — Х… Эм-м… К…
— «Кайл», — улыбнулся он, и в качестве безмерной благодарности я двумя пальцами отдал ему честь.
— Простите, Кайл, я пока не проснулся полностью, немного не в себе.
— У Вас текст отпечатался на щеке.
— Черт…
Я поднялся со стула, и в спине стрельнула боль. Сколько же я проспал, уткнувшись мордой в бумаги, с которыми должен был разбираться? На спинке только одного офисного кресла висел пиджак — моего. За жалюзи было уже темно, в просветах меж тяжелых вертикальных лент мигали белые уличные фонари. Преодолев лабиринт из чужих письменных столов, я добрался до стены и большого овального зеркала. Кайл, чью фамилию мне теперь предстояло тщетно силиться вспомнить недели напролет, присел на край ближайшего стола и обнял себя за плечи, к моему превеликому счастью, спрятав тем самым узор на жилетке хотя бы временно. Серые глаза с ледяной заинтересованностью следили за моими попытками стереть или отпечатавшиеся буквы, или всю кожу с правой щеки.
— Могу я обращаться к Вам тоже по имени, мистер Хармон?
