— Я стану взрослее, если ты этого хочешь… — проникновенно сказал он, боясь встретиться со мной взволнованным взглядом.
— Вельт… — сочувственно выдохнул я. Левая ладонь без приказа легла на его нежную щеку. Кажется, я сдавал позиции коктейлям, не погасшим еще в моих венах.
— …Все твердят каждый день, каким именно мне нужно быть: как одеваться, о чем говорить, чем заниматься после школы, какие мысли впускать в свою голову… Но мне плевать, кто что там думает, — однако не плевать, что думаешь ты…
Его мелодичный расстроенный голос хмельной песней околдовывал разум, красивое печальное лицо не давало отвести взор. Громко сглотнул нетрезвые, шальные, отторгаемые высокоморальным Дэмиеном желания, я перестал касаться Вельта, мысленно дал себе освежающую пощечину.
— Прислушиваться к окружающим полезно, но это вовсе не означает бездумное следование чужим советам. Будь таким, каким хочешь быть… каким себя видишь… А я в любом случае тебя приму.
На ресницах Вельта блеснула роса, и спьяну я принял ее за слезы благодарности: сейчас, как в детстве, он упадет грудью на мое бедро, обхватит дрожащими руками вокруг пояса и полноценно заплачет, растроганный, застигнутый нежностью врасплох… Вот только Вельт вырос, а я не успел заметить произошедших перемен.
— Ты лжешь… — всхлипнул он, и ничем не замаскированная оскорбленность хлынула в мои зрачки из его ясных глаз.
— Нет, да ты что…
— Ты сам не замечаешь лицемерия?! — кричал Вельт, и не думая утирать скатывающиеся к подбородку слезы. — Ты примешь меня любым! — но не онанирующим на камеру! А я приму тебя любым! — любым! Чувствуешь разницу?!
— Разница есть! — Я повысил голос от паники: на первом месте в списке моих фобий был страх потерять Вельта, а на втором — тщетно тужиться в попытке ответить на его весьма верные, всегда идеально стройные, логичные вопросы. — Я — взрослый человек, сам отвечающий за свои поступки! Ты — ребенок, «подкармливающий» своим телом толпу всяких извращенцев!..
— То есть став совершеннолетним, я смогу быть «Кроликом во грехе»?
На поле этого спора под моей подошвой щелкнула нажимная мина…
— Нет, не можешь! Это аморально!
— Как и спать с незнакомцами, будучи обрученным?
— Не передергивай! У нас с Синди договоренность…
— И у меня тоже будет договоренность с тем, с кем я буду встречаться! — смело перебил меня Вельт. Слезы на его щеках высохли, но глаза по-прежнему были болезненно красны. — Я получу разрешение от своей второй половинки снимать себя и продавать откровенные видео, а тебя и всех остальных это не будет касаться, — затухающе произнес он, — потому что у меня с моей «Синди» будет договоренность… Чем же в таком случае ты сейчас отличаешься от моралистов, мнения которых боишься?..
Я набрал воздуха в грудь — и задохнулся собственным бессилием… Он прав… Он всегда, черт возьми, прав…
— Я не знаю… — шепотом ответил я — и замолчал…
Сидящий ко мне столь близко, Вельт как-то странно посмотрел на мои губы: наверное, ожидая чего-то еще, достойной аргументации от двуликого взрослого. Его взор блуждал от губ к глазам и обратно, ледяные пальцы ласково дотронулись до шеи, задели правое ухо, и я повел головой в сторону, постаравшись как можно менее подозрительно отдалить хотя бы эту эрогенную зону от руки Вельта. На какую-то секунду мне почудилось, что он собрался меня целовать, как в хеллоуинскую ночь… Сердце билось замедленно, гулко, ком в горле лишь рос. Я боялся до жути признаться самому себе в том, что большая часть меня желала этого…
— Я… не стану опять «Кроликом во грехе», — разомкнул Вельт губы, облизнув. — Потому что ты захотел, чтобы я прекратил все это… Я бы очень сильно хотел ответной услуги… — Его глаза повлажнели вновь, и Вельт лживо усмехнулся в потолок: — Мне, знаешь ли, хватает и Синди!.. Не надо еще и… всех этих…
Не думая ни о чем, я нежно обнял Вельта за плечи, прижал к себе, ощутил ключицами его горячее сбивчивое дыхание. Меня злило, бесконечно сильно раздражало, что Синди может передумать по поводу свободных отношений, пугало даже — как «сухой закон» алкоголика… Отчего же в эти минуты такой спокойной тишины я ощущаю готовность не отказаться от своих привычек, но хотя бы попробовать?.. Попытка — это ведь такая малость… «Ответная услуга»…
— Я… постараюсь, Вельт… Правда… Не могу ничего обещать, но раз это для тебя важно…
Он стиснул меня крепко-крепко, шмыгнул носом в пропахший чужим сигаретным дымом свитшот.
— Я люблю тебя… — словно на последнем издыхании пролепетал Вельт.
— Я тоже тебя люблю, приятель. — Устало я улыбнулся в его волосы, ободряюще погладил по худой спине.
— Я… Я люблю тебя… — с совершенно новой интонацией, измученно, повторил он. — Я тебя люблю, Дэм…
— Да я тоже тебя люблю, Вельт. И ничто этого не изменит. Ни Синди, ни работа, ни… ничто, слышишь?
— …люблю… люблю тебя, Дэм… — Он повторял эти слова уже шепотом, снова и снова, как если бы в корне изменил смысл с ранних лет известной мне фразы. Настолько сильно боится потерять единственного близкого по духу человека, своего лучшего друга… Боже, Вельт все еще такой ребенок…
========== Глава 19 ==========
Комментарий к Глава 19
Что могу сказать… ВЫ ДОЖДАЛИСЬ НОВОЙ ГЛАВЫ! ВЫ - ГЕРОИ!
Простите мне долгое отсутствие)
Как дальновидный, ответственный, прагматичный «опекун», я должен был завести Вельта в его родной дом через одну из наружных дверей, чтобы его родители не только знали о его вероятных будущих побегах, но и могли повлиять на его поступки, отругать, предостеречь — повести себя так, как я сам не мог. Однако в который раз я выискал причину поступить иначе: Вельт сказал, что у Пола и Шерон что-то случилось, значит, сейчас им явно не до суровых воспитательных бесед, не стоит прибавлять им поводов для переживаний.
Не без моей помощи Вельт влез на дерево и вернулся в комнату через окно. В темноте, бушующей вокруг меня под стрекот сверчков, я чувствовал себя полнейшим идиотом, вновь пошедшим у Вельта на поводу…
Через дворовую дверь я вошел в чужую кухню, уже внутри вежливо постучал костяшками по наличнику. Из-за распахнутой дверцы холодильника показался Пол, взъерошенный, бледный, как перед рождением Вельта.
— С Шерон все в порядке?.. — тотчас спросил я, подумав о худшем.
Он трижды кивнул, захлопнул дверцу и замер, застряв взглядом на групповом семейном фото, держащемся на магните.
— У нее тетя умерла… — сбивчиво поведал Пол. — Растила Шерон до конца школы… переехала в соседний штат… и вот теперь — все…
Глаза Пола помутнели: он не умеет сталкиваться с проблемами, своими и близких людей, всегда бежит прочь от тяжелых решений и сложных эмоций. Но дежа вю, — словно, переступив порог, я вернулся на шестнадцать лет назад, — напомнило мне о главном: не Пол сейчас раздавлен трагическим известием, не ему нужна поддержка.
Я прошел мимо Пола в гостиную. На диване, обняв колени, сидела Шерон, укутанная в плед. Ее растрепанные волосы походили на пышную темную солому; щеки блестели от слез, скатывающихся по ним ежеминутно, уже без проявления эмоций на лице, потому как сил на мимику у бедной Шерон не осталось совсем. Она не встрепенулась, услышав мой голос, не отозвалась на свое имя, вообще не двинулась — продолжала таранить взором дверь, будто вот-вот в нее должна была войти ее тетушка, чтоб поздний телефонный звонок оказался неудачной, необычайно жестокой шуткой…
— Шерон… — жалостливо повторил я и присел на диван, между любящей, погасшей от боли утраты племянницей и проклятой неоткрывающейся дверью. — Пол рассказал… Мои соболезнования…
Руководствуясь похоронным этикетом, я положил ладонь на ее плечо, накрытое пледом, но в этом заезженном жесте было так мало искренних чувств, что он обесценивал озвученные самым сердцем слова. В следующий миг я подсел ближе к Шерон, обнял ее крепко, но бережно, смял ее пышную шевелюру щекой. Шерон всхлипнула, ее пальцы впились в мои лопатки, и мертвую гостиную заполнил живой душераздирающий вой сквозь стиснутые зубы!..
