— Что, прямо здесь? — ухмыльнулся незнакомец, когда мои колени коснулись пола, а пальцы расправились с пряжкой его узкого ремня.
— Только минет. Трахнешь меня на кровати, но прямо сейчас без аперитива я сдохну…
— Угощайся на здоровье! — весело ответил он под шум открывшейся молнии. Его раскаленная ладонь перебирала мои волосы, невзначай дотрагивалась до уха — и это легкое, невесомое прикосновение уже заставляло комнату вращаться.
До невозможного я скучал по этому! По аромату мужского тела; члену, скользящему по языку; низкому голосу, высекаемому движениями моей головы… Я брал член в рот как можно глубже, сосал с самоотдачей, не отвлекаясь на облизывания и прочие «красования» — мне важен был результат, а рассусоливать можно будет уже в постели, после того, как я кончу, оттраханный до блаженного вакуума внутри черепной коробки. То-ли-Рассел-то-ли-Роджер поднял мои руки, сведя запястья вместе, и неистово толкался в горло размашистыми покачиваниями бедер. «Подвешенный» за руки, стоящий на коленях, с повлажневшими от периодического удушья глазами я тонул в собственной развязности, подчиняться которой столь откровенно было неимоверно приятно! В финальный момент я намеренно подался назад, чтобы партнер кончил мне на язык, а не в глотку: хотелось вновь ощутить вкус спермы, по которому я успел истосковаться…
…И как я, настолько зависимый даже от такой мелочи, буду примерным супругом, скованным моногамией в паре с Синди?.. Если она передумает и откажется от свободных отношений, этот брак станет тюрьмой для меня…
— Ну ты даешь, — восторженно простонал безымянный лекарь моего затянувшегося гомо-воздержания.
— Рад был стараться!
С заразным раскрепощенным смехом он поднял меня с колен, обхватил вокруг талии и пламенно присосался к шее.
— Никаких следов, пожалуйста, — сквозь муть наслаждения пробормотал я. Не расцепляя объятий, мы двигались в сторону спальни, с переменным успехом не натыкались на мебель.
— Я же не идиот, — улыбнулся он, — понимаю, что значит на твоем пальце кольцо.
Он открыл дверь в спальню за меня. Я готовился уже не глядя упасть на постель, но внезапно руки незнакомца лишь крепче сжали меня, точно на месте кровати разверзлась пропасть.
— Кто это?.. — шепотом спросил он, и только тогда я встал ровно и обернулся.
Мою подушку трепетно стискивали бледные руки, и из-под одеяла, кроме них, торчала макушка — взъерошенные шелковистые черные волосы…
Мое настроение врезалось в землю быстрее, чем «Гинденбург», и опустилось в мучительно душный Ад…
— А это, — тяжко вздохнул я, — мое личное проклятие…
========== Глава 18 ==========
Провожать до двери этого мужчину мне было хотя бы не стыдно: в прошлый раз, когда Вельт помешал ночным планам, мой новый знакомый «остался без сладкого»; этому я хотя бы успел отсосать — своеобразно возместил потраченное на меня время. Вот только кто меня теперь «угостит десертом»?.. Распаленный горечью на языке, остаточным жаром полученных поцелуев, я закрыл за незнакомцем дверь и приник к ней спиной. Сердце билось как после бега — и не только в груди… Не мешало бы сейчас уединиться в ванной комнате с ноутбуком и массажером простаты, преспокойно лежащим в моем ящике туалетного столика. Но все же первым делом надо расставить с Вельтом все точки над «i»: такое беспардонное вторжение в чужую личную жизнь уже ни в какие ворота…
Зажмурившись, я рисовал в воображении самые омерзительные, отталкивающие картины, которые даже мысленно описывать не мог. Это как выпустить воздух из автомобильной камеры; способ гадкий, абсолютно неприятный, потому как обезображенные образы в некоторой мере все же осаждаются где-то глубоко внутри и могут всплыть на экране фантазии в самый неподходящий момент, так же быстро расправившись с возбуждением. Однако сейчас другого пути у меня нет: не могу же, право слово, заявиться к крестнику на серьезную воспитательную беседу с эрекцией!..
В результате я вернулся в спальню злой, разумеется, неудовлетворенный, сосредоточенный на оценке каждого своего слова, каждого действия: алкоголь, выпитый в баре, не успел полностью выветриться из утопленных в гормонах извилин, потому я, расслабившись, вполне мог бы и не заметить, как совершаю или говорю невообразимую глупость. Мне требовался трезвый рассудок, но пока я буду искать его, злость опустится к приемлемой отметке и я не буду иметь достаточно запала для нравоучений, прямолинейных и жестких, — а без них никак. В кои-то веки не поддавайся своевольному ребенку…
Рывком я сорвал с кровати одеяло, швырнул его на пол; испугавшийся Вельт сел, обнял колени, притянутые к груди. Если б он действительно хотел здесь ночевать, заявился бы в пижаме, а в футболке и шортах, что были на нем, разместился б на диване в гостиной. Мальчонка не заспанный, постель не помята… Зуб даю, запрыгнул под одеяло, как только открылась входная дверь.
— Что ты здесь делаешь? — каменным голосом с непроницаемым лицом спросил я.
Вельт избегал смотреть мне в глаза, говорил тихо то ли от страха, то ли манипулируя мной — взывая к «отцовской» жалости, скобля ногтями мягкое, чувствительное сердце.
— Родители сами не свои: у родственников что-то случилось… Они обсуждают дела так громко, что слышно даже на втором этаже. Я не мог заснуть в своей комнате… Ты злишься? — совсем как в детстве узнал он.
Не поддавайся… Не иди на поводу у этих огромных сверкающих глаз, наконец-то посмотревших на тебя — в самую душу…
— Да, Вельт. Я злюсь. Разве мы с тобой не говорили о том, что в поздний час ты не должен покидать свой дом?
— Да я же не абы куда направился, — взмахнул он рукой. — Здесь, с тобой я в безопасно…
— Не об этом сейчас речь, — непреклонно прервал его я. — Ты ведь не спал, так? Притворился. Понял, что я пришел не один. — Вельт виновато опустил лицо, тонкие пальцы сжали друг друга. — Так будет всегда, когда Синди в командировках. А когда она дома, нас тем более не нужно беспокоить после захода солнца. Ты уже не маленький наивный ребенок, должен понимать, чем занимаются взрослые в спальне.
— Я не хочу, чтобы ты приводил кого-то к себе… — не подымая печального взгляда, едва различимо вымолвил он.
— Это, уж извини, не твое дело, Вельт, — сорвался я на грубость, и мальчишка напротив от сбивающей с ног обиды поджал пухлые губы.
— Потому что я не веду себя как взрослый?.. — выпустил он томившуюся боль в ночную полутьму, затопившую спальню. — Но чем больше я расту, тем больше ты отдаляешься от меня, Дэм… Раньше не было Синди и всех этих мужчин…
— Мужчины были, — уже мягче поправил я Вельта и со вздохом поражения уселся на кровать. Что бы ребенок ни делал, его поступки всегда имеют под собой логику, и Вельта на глупости мотивируют страх одиночества, детская ревность — теперь я вижу это ясно как никогда… Разве могу я отталкивать его и дальше, отчаянно хватающегося за мою руку, погибающего без участия и заботы?.. — Вельт, я не изменился с годами — я всегда был таким, каким ты меня знаешь. Просто до знакомства с Синди мне не нужно было прятать партнеров для секса. Но в школе всем известно, что у меня есть невеста, и если меня увидят, к примеру, заходящим с мужчиной в мотель и поднимут шум вокруг «аморального поведения школьного учителя» — я проблем не оберусь. Я всегда спал с мужчинами — и наше с тобой общение не менялось: невзирая на то, сколько в моей жизни людей, я находил и буду находить время на тебя, Вельт… Но нужно хоть немного разграничивать совместное времяпрепровождение и мое личное время — чтобы именно такие ситуации не повторялись, — закончил я, махнув рукой назад, в сторону прихожей и угрюмо молчащей входной двери.
За закрытым окном глухо стрекотали сверчки. На пустынной улице не было ни машины: свет фар не нарушал синеватую тьму, к которой уже полностью привыкли наши с Вельтом глаза. Под его опустившимися на постель ладонями чуть скрипнул матрас; Вельт дополз до меня, сел рядом, подогнув ноги, кротко коснулся пальцами бедра, точь-в-точь дрессированный щенок, выпрашивающий у хозяина миску вкусного корма.
