Заснуть-то я заснул, но спал очень плохо, снова и снова видя, как ношусь по квартире, зачем-то закидываю в сумку вещи, словно собрался город покинуть, но на самом деле брал все, что может оказаться полезным на встрече. «Полезным в чем?» — во сне я не задавался такими вопросами; забегал то в одну комнату, то в другую, хватал все, что под руку попадалось, а в итоге оказывалось, что я позабыл нечто совершенно важное или вообще потерял… Наутро голова гудела от тяжести и скопившегося в ней белого шума, однако, утерев глаза, я хрипловато рассмеялся, ведь вспомнил, как во сне с непоколебимой серьезностью утрамбовывал в сумку блендер — господи, зачем он мне вообще мог понадобиться на встрече с Робертом? Сюр да и только!
Я приехал к клинике раньше срока и еще минут пятнадцать стоял, прислонившись к припаркованному спортбайку, считая, что заявиться преждевременно к человеку сейчас, наверное, работающему будет дурным тоном. Он выделил время для меня, а моя задача — не досаждать ему окончательно… Без трех минут два я вошел в здание клиники и поднялся на нужный этаж, проигнорировав сидящую за стойкой медсестру — ту самую, что в прошлый раз дознавалась о наличии у меня ребенка. Кресла и диваны у кабинета Роберта были пусты, свет приглушен — потолочные лампы горели через одну, отчего создавалась иллюзия нереалистичности, словно меня вновь угораздило оказаться в детализированном сне, который с минуты на минуту начнет меня мучить. Шаги отдавались эхом, позвякивал язычок молнии куртки. Я постучал в дверь нерешительно, как можно тише, чтобы не напугать маленького пациента, что мог находиться в кабинете, однако Роберт был там один.
Униформа целителя покоилась на спинке кресла; одетый в очередной темный бадлон с высоким, закатанным вдвое горлом и светлые брюки, без халата он напоминал втихаря ворвавшегося в кабинет шпиона, теперь ищущего важные документы среди результатов анализов. Волнистыми языками черного пламени волосы — на вид мягкие, как перья, — вздымались вверх, чем визуально лишь прибавляли ему росту, и без того высокому; подчеркивали непропорциональную вытянутость всего тела — умеренную худобу да длину рук и ног. Он создавал впечатление человека нескладного, обязательно задевающего головой светильник в помещении с низким потолком. Впервые я пригляделся к нему столь основательно, потому как пришел на встречу в первую очередь к человеку, решившему мне помочь, а не к обезличенному специалисту, одному из героев, дававших клятву Гиппократа.
— День добрый, — замер я на пороге.
— Привет-привет.
Он говорил спокойно, отчасти безэмоционально даже, быть может, от загруженности мыслей, но в голосе его безошибочно угадывалась улыбка: от этого тон успокаивал, как и взгляд, брошенный через плечо, казалось бы, беглый — и все же пронизывающий насквозь, препарирующий все слои личности за секунду.
— Иди за мной.
Мы покинули кабинет (несколько секунд я неловко топтался поодаль, пока Роберт закрывал дверь на ключ), спустились на первый этаж и, пройдя мимо медсестры, проводившей нас строгим взглядом из-под полуопущенных век, начали путанное путешествие по паутине вихляющих коридоров. Из-за недосыпа, недостаточного освещения и постоянных поворотов я практически сразу потерял какие бы то ни было ориентиры; бездумно следовал за своим безмолвным гидом, надеясь, что по окончании нашей встречи он проводит меня до регистратуры, иначе сам из этого лабиринта минотавра я не выберусь вовек.
Комната, в которой мы в итоге оказались, была небольшой — и все же просторной. У стен стояли стеллажи, полки которых были заняты предметами, выглядящими для меня уж совсем необычно! Больше всего вопросов вызывали наполовину резиновые, наполовину поролоновые задницы, являющиеся, как выяснится гораздо позже, тренировочными манекенами для практикующихся делать инъекции. На нескольких носилках лежали обрубленные по пояс белые и черные мужчины и женщины — вечные утопленники, нуждающиеся в искусственном дыхании. Наверное, только у меня возникла сомнительная идея попытаться соединить исколотые шприцами задницы и их потенциальных владельцев… На полках дальних стеллажей открывалась картина весьма жуткая: младенцы и дети лет пяти в полный рост, слишком реалистичные и потому однозначно пугающие, с навечно слипшимися веками терпеливо ожидали первой помощи, если не похорон… Пока верха занимали открытые полки, низы — шкафы с запертыми деревянными дверцами, за которыми таилось различное медицинское оборудование.
По моему удивленному, довольно говорящему взгляду, обшарившему все помещение, Роберт понял, какой вопрос нуждается в ответе:
— Это обучающая клиника. У нас договор с медицинскими курсами. Плюс на практику студентов берем. Итак, первый навык, которым следует овладеть вообще всем — вне зависимости от рода деятельности, это прием Геймлиха.
— Спасать жизнь человеку, который подавился, — кивнув, тоном знатока произнес я. — И на каком манекене практикуются его делать?
— Ты будешь практиковаться на мне, — к моему удивлению ответил Роберт. — Чем ближе практика к реальности, тем больше от нее будет в конечном итоге толку. Как ты поймешь, что незнакомцу за соседним столиком в ресторане нужна твоя помощь?
— Ну, — на секунду растерялся я, — если он, например, взял красное вино к рыбе…
Роберт, сплетя руки на груди, мимолетно улыбнулся — вероятно, лишь для того, чтобы я не почувствовал себя полным идиотом из-за неудачных нервных каламбуров.
— Он будет кашлять, подавившись, — уже серьезнее ответил я.
— Если способен кашлять, значит, у него лишь частичная обструкция и худо-бедно дышать он может. Нужно сперва позволить человеку попытаться откашляться; возможно, сильный кашель вытолкнет пищу из дыхательных путей и вмешиваться тебе не придется. Однако если дыхательное горло перекрыто полностью, а бедолага в панике хватается за шею — «твой выход», как говорится. Первым делом, — предельно четко, с выразительной военной строгостью сказал он и обошел меня кругом, — надо поставить человека на ноги. В принципе, первую помощь можно оказывать и сидящему пациенту, если несчастный случай застал вас, допустим, в транспорте, но в стоячем положении у тебя больше шансов сделать все правильно.
Не закончив очередной круг, Роберт остановился позади меня и ладонью коснулся позвоночника. По спине мгновенно во все стороны разошлись волны мурашек: массирующим нажатием пальцы врача словно проходили сквозь куртку и футболку, миновали даже кожу, мышцы и кости — доставали до спинного мозга… В ту секунду я ощутил призрачный жар, вволю пощипавший каждый нерв, но едва моргнул — и над внутренним морем вновь воцарился штиль.
— Перед приемом Геймлиха, — как ни в чем не бывало продолжал Роберт, — необходимо ударить вот сюда, между лопатками, основанием ладони. Если человек после этого не избавится от инородного предмета в горле, придется перейти к следующему пункту. Запомни, — вкрадчиво произнес он начало следующей мысли, перевесившись через мое левое плечо. Когда я машинально повернул к нему лицо, кончиком носа чуть не уткнулся в его скулу — тотчас отдал шее приказ оттащить голову как можно дальше от наставника, видимо, намеренно игнорирующего чужие границы. — …кашляющего или хрипящего человека бить по спине нельзя, иначе от удара его частичная обструкция может стать полной; пусть кашляет, пока это ему удается.
— Не бить умирающего, — пробормотал я, глядя на медика из-под приподнятых бровей. — Звучит логично…
Док отстранился — я хотел уже выдохнуть спокойно, но навязчивый взгляд в глаза сменился не менее беспардонными объятиями вокруг торса. Это мне кармическая месть, верно? За то, что сам без спросу лип к людям, что нравились мне… Но я ведь флиртовал! — а он всего лишь объясняет правила первой помощи!.. Хотя это больше оправдывает его, чем меня…
Тем временем Роберт, сжав правую руку в кулак, обхватил ее левой и плавно вдавил в мой живот повыше пупка, ощутимо, но пока не более того. Спиной я, так уж получилось, прижимался к его груди; дыхание прокрадывалось за ворот куртки и не то морозило, не то шпарило шею, слишком уж истосковавшуюся по поцелуям: отсюда вся эта неловкость. У меня давно уже никого не было… Какое неуважение — так реагировать на банальную услугу, бескорыстную помощь… Потому — чтоб не оскорблять протянувшего мне руку помощи врача, — я обездвижил лицо, лишив приятное смущение и шанса отразиться на нем; насильно остудил в венах кровь, дабы кожа ничуть не покраснела; превратил легкие в отлаженный механизм, отныне просто не способный сбить и ускорить дыхание. Так будет правильно. Оставаться беспристрастным в присутствии истинного профессионала.
