Никогда бы не подумал, что человеческое подсознание способно зацепиться за самые светлые моменты жизни, чтобы развалить ее всю… А ведь так происходит все время: влюбленность оно превращает в безответные страдания и падение самооценки либо в ревность и страх потери; рождение ребенка наталкивает на размышления о чрезмерной, пугающей ответственности, обо всем том, что сделать, будучи одиноким и потому вольным, ты не успел; а спасение жизни надолго фокусирует твое внимание на смерти и заставляет ожидать ее за каждым углом…
Снова и снова — не помню уже даже, сколько ночей, — я видел бледную ослабевшую девушку, задыхающуюся возле пестрых полок супермаркета. Ее реальные черты размылись, и из сна в сон лицо было разным, но ни разу я не обратил на это внимание, чтобы осознать сновидение и если не изменить его мысленно, то хотя бы проснуться. Бедняжка широко открывала рот, точно выловленная из проруби рыба: она хотела жить, была напугана до дрожи, панически переводила расширенные глаза с одного человека на другого, но помощи не получала — потому что того единственного, кто знал, как ее спасти, в магазине в тот момент не было. Я бросал тележку, когда, падая, девушка сгребала с полок на пол глухо грохочущие коробки; успевал подхватить ее в последний миг, но что дальше делать — не знал. Юная мученица умоляюще глядела в мои серые глаза — и это было последнее, что ей удавалось запечатлеть прежде, чем все вокруг размывалось от слез и асфиксии. Я тараторил бессмыслицу, заверял не то ее, не то себя, что все будет хорошо, что ей, всего-то, нужно стараться пребывать в сознании и не паниковать! — а она умирала у меня на руках… Я звал на помощь, обдирал криком горло, отводил взгляд от нее на столпившихся вокруг покупателей не более, чем на секунду, страшась надолго оставлять хрипящую девушку с синеющими губами без присмотра. Я знал: отвлекусь — и она, к моему глубочайшему ужасу, тотчас затихнет… Никто не звонил в скорую, сколько б я ни упрашивал; никто не оказывался случайно заглянувшим в супермаркет врачом; никто не бежал за помощью… Похолодевшие слабые пальцы хватались за мою грудь, их лед острыми осколками вклинивался в чувствительную сердечную плоть, и бурные потоки крови, изливающиеся из проколов, находили путь наружу в виде слез, разъедающих мои щеки. Бессильно я покачивал, обняв, уже затихшую девушку: лишь изредка она вздрагивала — тщетно подавалась пустой грудью вверх. Веки наполовину прикрыли мутные глаза, ватные пальцы отпустили мою одежду — и с едва различимым стуком рука обрушилась на снежный кафельный пол…
Раньше я никогда не просыпался со стоном боли, но теперь — каждую ночь… Погрязший в измененных воспоминаниях, я сидел в постели, сдавливал замком из пальцев затылок. У меня всегда, с самых ранних лет, была куча друзей, приятелей и просто знакомых, я не страдал от одиночества и нехватки общения. Но вот со мной произошло нечто из ряда вон, а мне даже некому рассказать об этом, не с кем серьезно, глубинно об этом поговорить… Я пробовал. Несколько раз. Возгласов «Какой ужас!», «Хорошо, что все обошлось!» и жалости мне недостаточно. Никогда прежде я не видел смерть такой: близ молодого человека, а не старого, отжившего свое; протягивающей костлявые бесцветные руки к своей жертве внезапно, без всяких предупреждений. Я думал, люди умирают в больницах — после длительной или сжигающей тело болезни, после тяжелых травм и безнадежных попыток специалистов продлить жизнь пациенту… Я не думал, что погибнуть можно за считанные минуты в чертовом супермаркете! — если ты молод, наверняка полон надежд и стремлений, а рядом просто не оказалось врача!.. Это ведь и могло случиться — если б не он…
В полутьме, приглушившей пастельные краски спальни, я перевел взор на прикроватную тумбочку, с которой мне ответил добродушной улыбкой голубой плюшевый медведь в медицинском халате. Я и сам не заметил, как этот малый переехал так близко к моей постели. Всякий раз погружаясь в мысли о том случае и, без прикрас, героически проявившем себя медике, я неосознанно брал в руки медведя — и вот где он теперь сидит. Квартира большая для его маленьких лапок! — проделал внушительный путь!
Усмехнувшись устало легкому соскальзыванию в детство, я отбросил одеяло и босиком, абсолютно нагой, дошел до окна, опустил оба локтя на подоконник. Ночь за стеклом была в самом разгаре. Бессчетное количество оконных огней отражалось мешаниной из бликов на моих светлых волосах; по дорогам меж многоэтажных махин неторопливо скользили машины, люди чистили подошвами и каблуками тротуар. Этот город не спит. И я с недавних пор тоже… Хотя бы одному из нас нужно преодолеть эту пародию на бессонницу, и я не знаю другого места, куда еще бы мог обратиться, кроме как…
Стоя перед зеркалом при выключенном свете, вместе с одеждой я натягивал и противоречивые мысли. Джоки и узкие брюки — «С моей проблемой стоило бы обратиться к психотерапевту, вот только я и сам понимаю, что стоит за переживаниями о смерти как таковой. Мне не нужно разбираться с этим — мне нужно обсудить…» Светлая футболка и легкая черная куртка с кнопкой на стоячем воротнике — «Раз уж у меня накопились отгулы, я могу в будний день съездить к по-прежнему совершенно незнакомому для меня человеку, который, как ни странно, поймет меня лучше, чем кто-либо еще…» Хотя с чего вдруг, верно? Откуда такая слепая уверенность?.. Но это казалось логичным: если некто пережил то же, что и ты, был свидетелем подобного или того самого происшествия, поймет он явно больше, чем человек, обладающий совершенно иным жизненным опытом.
До рассвета еще оставались часы, и я знал, как именно хочу скоротать время: как и всегда, в общем-то! — и поможет мне в этом самый ближайший «друг»… Заперев молчаливую квартиру, наполненную, как бассейн, концентрированным напряжением, на лифте я спустился на подземную парковку. У стены в окружении машин меня дожидался спортбайк. Массивный на вид, он был (относительно) легкий; черный глянец, вычищенный до блеска, ловил блики потолочных ламп — и в мире мотоциклов это выглядело столь же эффектно и соблазнительно, как если бы по изгибам мышц мужчины скатывались, поблескивая, капли воды. Странно ли подобным образом воспринимать мотоцикл?.. Со временем я понял, что, да, отчасти, по мнению друзей, не имевших, не любивших никогда мотоцикл или машину. Все как с родительством: пока сам не обзаведешься ребенком, не поймешь, как это — быть настолько сильно привязанным к нему. Так что — «Ларри и «Ducati» — вместе навек!» Хотя вот это уже совсем странно, соглашусь…
Я надел шлем, но стекло не опустил, завел спортбайк и неторопливо поехал к выезду с парковки. Перед двойным шлагбаумом в маленькой будке газету почитывал пожилой усатый охранник. Едва услышав шум моего мотора, он отложил газету на стол, рядом с остывающим в кружке кофе и закрученным термосом, улыбнулся по-отечески в окно.
— Доброй ночи, Ларри, — поприветствовал он, когда я заглушил мотор перед шлагбаумом. — Сегодня ждать чизбургер?
— Доброй, Стэн. Нет, извини, планирую после поездки заскочить кое-куда, а не сразу домой как обычно. У Сью все в порядке?
— А то! — гордо хохотнул он. — Девочка — огонь! Вошла в тройку финалистов по городу! Ум, хвала Небесам, ей достался от матери!
— Зато доброе сердце от отца, — с улыбкой подмигнул ему я, но шлем «сожрал» растяжение губ.
— Это да, это да, — счастливо кивнул охранник, нажал кнопку, и шлагбаум поднялся. — Будь осторожен.
— Спасибо! Скорого окончания смены тебе!
— Дай да Бог, дай да Бог, — затихал его голос, а взгляд погружался в печатные волны на газетной бумаге, — а то с моей-то спиной да в этом новом кресле…
Мне нравился Стэн. Я в принципе редко не симпатизирую людям, как и они мне. Всякий раз, как меня выгоняла из постели бессонница, я отравлялся на мотоцикле в любимые края, а возвращался с чизбургером для душевного пожилого охранника — с гостинцем остывшим, но зато от чистого сердца! Стэн давно бы уже мог пожинать плоды пенсии, но им с женой посчастливилось стать родителями лишь к закатным годам, и потому теперь Стэну приходится зарабатывать дополнительные деньги — дочери на обучение. Пару лет назад они остались вдвоем, но справляются, так держать! Стэна я никогда не посмею оскорбить подобной правдой: мне искренне жаль его… И потому, как глупый бессильный мальчишка, пытаюсь хоть как-то поддержать. Вот теперь по ночам привожу чизбургеры — детский сад да и только…
