— Носить Вам гипс четыре-пять недель, после чего придете на рентген снова, и если кость восстановится… — Все последующие слова мне слышались монотонным бульканьем.
Как не обремененная мыслями аквариумная рыбка, я хлопал глазами в сторону гипса, сковавшего мою ногу от чуть выше колена и до низа голени. В таком виде я буду два месяца?.. Как мне выгуливать Везунчика? Как, в конце концов, из постели выбираться, как готовить себе еду?.. Ладно, с последним я явно переборщил: жить пару месяцев на лапше быстрого приготовления — практически моя детская мечта! С питанием проблем не будет. Да только как мне в магазин за ней ходить? Заказывать сразу целую коробку на дом? Хороший вариант, но как же открывать дверь курьеру?..
За короткие несколько минут я так глубоко погрузился в свои поверхностные размышления, что искренне удивился, когда Антон коснулся моего плеча. Снова забывшись, я наступил на больную ногу, пока, как несгибаемый деревянный солдатик, слезал с кушетки. Боли я не ощутил, лишь колкое давление в кости — и яркий стыд, ведь через секунду меня отчитал врач, напомнив, что на правую ногу мне нельзя вставать вообще. Мне было грустно из-за выплеснувшегося на меня раздражения доктора, из-за нелепой беспомощности, которую я ни за какие коврижки не хотел проявлять перед Антоном… Моя психика была вымучена, как выжатый лимон, так что в такси я сразу отрубился. Я был слишком сонным, совершенно не в себе, по прибытии домой; кружа в тумане смутной боли, я впустую метался на распутье: повиснуть на Антоне, позволить ему дотащить меня до двери квартиры — либо втихаря опираться на треснувшую кость, чтобы облегчить Антону ношу, не быть мешком картошки. До порога я украдкой делал второе, после порога — обессилив, первое. Я рухнул на кровать абсолютно никакой. Не верится, что сегодня я мог испытывать счастье, восторг, блаженство — а ведь именно это и было там, в комнате Антона… Я накрыл лицо обеими ладонями, будто захотел стереть усталость с кожи, но на самом деле скрыл позорный румянец от Антоновых глаз. Под больную ногу сама собой занырнула одна из подушек, и каменное напряжение в полусогнутом колене постепенно начало развеиваться. Обойдя кровать, Антон лег на свою половину постели и без сил перекатился на бок, печальным лицом ко мне.
— Прости меня… — драматично вымолвили мы оба, и я отнял ладони от глаз. Антон глядел на меня с не меньшим удивлением — я точно в зеркало смотрелся!
— Ты-то за что извиняешься? — горько улыбнувшись, спросил Антон. — Это моя идея фикс ослабила твое тело… иначе бы ты не упал…
— Издеваешься? Я, заходя к тебе с коробкой, отбил руку о дверную ручку. Я — ходячая катастрофа! Я на ровном месте падаю. Но в этот раз подпортил тебе день рождения, бросил тень на светлый завтрашний праздник…
Как только мысли слетели с языка, я крайне не вовремя осознал, насколько же пафосно они звучат. И эгоцентрично! С какой стати мои происшествия должны влиять на жизнь другого человека, тем более на грядущий день рождения? Я же не пуп земли!.. Жаль, сказанное не забрать назад. Меня тянуло начать долгие и путанные пояснения того, что уже прозвучало, но, знаю по опыту, так я бы только усугубил ситуацию!
— Ты — болван, — поставил Антон жирную точку в моих терзаниях. — Даже если бы ты завтра упал, это бы ничуть не испортило мой день рождения. Ты забавно падаешь! Видел бы себя: помереть от смеха можно! Мультяшки по ступеням сыпятся грустнее, чем ты!.. А если серьезно… ты не свернул себе шею — я уже счастлив. Тем более, у твоего положения я вижу значительные плюсы. Для себя.
— Плюсы? — Со старческим оханьем я умудрился перевернуться на бок и улыбчиво посмотрел Антону в глаза. — И что же это за выгода такая?
— Например, ты самую малость беспомощен — теперь я могу заботиться о тебе. Поиграть в сиделку.
— Или в молодого доктора, решившего ночью проведать своего пациента… — подкинул я идейку.
— Вообще-то, я имел в виду настоящую сиделку, но твое предложение тоже очень даже ничего, — ослепительно улыбнулся Антон. Его лучащаяся позитивом красота держалась на лице совсем недолго. Он резко сел, обнял колени — оставил меня в недоумении пялиться на его затылок. — Будет… проблематично тебе помогать, учитывая, как далеко я живу… Я не смогу мгновенно оказываться рядом, если ночью тебе нужно будет в чем-либо подсобить, я буду зависим от времени и транспорта…
— Ничего. Я вполне справлюсь как-нибудь сам. А если нет, заплачу профессионалу: есть же люди, присматривающие за другими за деньги…
— Я совершенно не к этому вел. — Он повернулся вполоборота, тяжело сглотнул, словно пропихнул волнение вниз по пищеводу. — Я понимаю, что это наглость — так грубо навязываться, но… быть может, мне будет лучше жить с тобой?..
Я поперхнулся воздухом, но не сумел даже закашляться: все шестеренки, весь механизм моего организма в одно мгновение встал — время остановилось, замерла боль в ноге. Расцветала неопределенная пустота у сердца.
— …Ну… не «жить», а «пожить» — временно! — поторопился объясниться Антон. — Как когда я на ночевку остаюсь, только чуть дольше, не намного!.. Ответь хоть что-нибудь, у меня сейчас сердце остановится! Я взболтнул глупость! Зря ляпнул, я понял! Разрули неловкую ситуацию — ты же взрослый как-никак!..
Я зачерпнул губами воздух и издал протяжное мычание: ну, ничего, начало положено! Только дальше что говорить, если я не могу понять даже то, как отношусь к словам Антона?..
— Ты… эм-м… не обязан отрываться от семьи только потому, что я упал и треснул, как… старая кофейная кружка, — в сторону ухмыльнулся я. — Сожительство — это очень серьезный шаг, который уж точно не должен базироваться на жалости или ложном чувстве вины.
— Ты уже с кем-нибудь жил?.. — поинтересовался Антон, заламывая пальцы. Он не смотрел на меня, потому что — мы оба знали — такой взгляд получился бы жалобным, одним этим он снес бы все засовы, расплавил б все замки.
— Нет, никогда.
— Это меня радует… Прости, я, наверное, беспардонное ненасытное чудовище в твоих глазах: буквально сегодня ты пошел на гигантские уступки, а я вместо необъятной благодарности клянчу все больше и боль…
— Давай будем жить вместе, — выпалил я.
Антон остолбенел, и отсутствие его движений лишь больше оттенило автоматную очередь моего сердца. Боль в груди убивала, ныли ладони, стенала каждая кость, в животе мои нервы перекусывали змеи — на фоне этого фейерверка красочных недомоганий ощущения в больной ноге померкли. Молчание — отсутствие ответа! — пытало меня, резало без ножа!
— Но должен предупредить, — заговорил я, и змеи умерили пыл. — У меня есть тайные занятия, с которыми тебе придется мириться.
— И о чем идет речь? — усмехнулся Антон.
— Я… читаю в туалете.
— Чего? — рассмеялся он.
— Нет, ну… там нечем заняться! У меня должна работать голова! Если я не читаю, появляются всякие мысли…
— Допустим, — псевдосерьезно кивнул Антон. — Но почему твое действительно странноватое признание прозвучало так, будто должно доставить мне какие-то неудобства?
— Понимаешь ли, я не люблю бросать дело на середине, поэтому пока не дочитаю главу, не выйду.
Он мелодично рассмеялся не то от моей и своей неловкости, не то от только моей дурости. Его руки нежно коснулись моих ребер, лоб прильнул к груди.
— Идиот ты переломанный… — выдохнул Антон, и я, неудобно извернувшись, обнял его в ответ. — Мы что, правда будем… жить вместе? Если ты предложил из жалости, то лучше все оставить так, как есть…
— Сегодня ты правильно сказал: пока я не решусь, не узнаю, что бояться было нечего.
Ведь нечего же?..
====== Глава 68 ======
Всю ночь я крутился и не мог заснуть. Ну, как «крутился»: двигалась только верхняя половина моего неуемного туловища, потому как одну ногу фиксировал гипс, а вторая просто была с ней заодно и мистическим образом проводила через себя боль при малейшем неловком движении. Перед сном я выпил обезболивающее, купленное Антоном в ближайшей аптеке, но или таблетка не подействовала, или боль родилась в моем воображении, а от надуманных недомоганий медикаментов не существует.
