— Так забавно, — просмаковал он низким голосом, — из твоей груди будто течет фруктовое молоко.
— Раз у тебя такие фантазии, — выплюнул я край футболки, — то нам точно нужно снова наведаться к психологу!..
— Ты попунцовел: смутился и возбудился из-за того, что я поласкал сосок?..
— Хватит говорить это слово!..
— А какие слова и фразы можно? — не прекратил он изощренную пытку. — Я хочу тебя…
— Эту тоже не стоит…
— Может быть, — коснулся уха томный шепот, — сегодня мне вылизать всего тебя?..
— Это уже перебор… — слабея, пробормотал я, практически сомкнул веки в безмолвном согласии…
— Уже до безумия сильно хочу тебе вставить…
Рука взметнулась прежде, чем я, ошпаренный стыдом и соблазном, успел что бы то ни было подумать! — и, создав громкий шлепок, ладошка хлопнула Антона по лбу! На секунду мне показалось, что я сумел найти выход и этого упрямца возможно выключить как раритетный будильник! В следующую же секунду я до взрыва вакуума в груди испугался его молчания и опешенного выражения лица… Но губы его дернулись раз, другой, и Антон рассмеялся, по-прежнему давя всем весом на стол. Я ощутил это незатейливое веселье внутри, под оболочкой из кожи и костей, во всем теле сразу. Не собственные эмоции меня наполняли, а чувства Антона: это ли значит — дышать в унисон?..
Мы склонились друг к другу. Я не спешил привести себя в порядок, почистить одежду, смыть йогурт с живота и груди; Антон не торопился слезать со стола, хотя колени уже знатно ныли. Мы оказались в другой плоскости отношений: в прежней было место флирту, возбуждению и пошлости, в этой — прикосновение лба ко лбу в тишине дремлющей квартиры, в темноте закрытых глаз…
— Пожалуйста, — едва слышно заговорил он, — никогда не называй меня «Тоша»… Конечно, мне всегда с лихвой хватало и отца, и Паши, но… в детстве я частенько представлял: а какого это — жить вместе с мамой… Не потому что в отцах есть что-то плохое, отнюдь! Просто… в книгах, фильмах, песнях — везде! — матерям уделяется такое всеобъемлющее внимание, приписывается непередаваемо значительная роль!.. Это сбивало с толку… Я переносил матерей со страниц и телеэкрана в свою жизнь, «примерялся»… и в какой-то момент решил, что, наверное, она звала бы маленького меня «Тоша»… Но она бросила меня, как только родила, и это окрасило сокращенное имя в неприятные оттенки. Я счастлив с папой и Пашей. И они счастливы друг с другом! — чего не было бы, останься мать в жизни отца! Поэтому я ни о чем не жалею: у меня есть два до сумасшествия любящих меня родителя!.. Но это имя — как напоминание… Неприятно…
— Я все понимаю… — тихо произнес я. — Антон…
Я испытал необходимость закрепить вслух его полное имя — не омраченное историей о предательстве матери… Историей лживой, как показал один из самых страшных дней в моей жизни… Однако Влад прав: легче смириться с тем, что мать от тебя отказалась по глупости, чем с ее чудом провалившейся попыткой тебя утопить…
====== Глава 91 ======
Наверное, у каждого человека есть хотя бы один знакомый, не способный на искренние извинения. Моя мать как раз такова. Вся семья, если задуматься… Я не помню ни единого раза, чтобы кто-то, кроме меня, просил прощения, совершив серьезную оплошность или просто на ногу до слез наступив. На раненые чувства, элементарно, закрывались глаза, а общение возвращалось в обыденное русло, словно ничего и не происходило; лишь тихонько похрустывающие трещины под ребрами оставались вечным напоминанием… Но когда таких «узелков на память» слишком много, ты и сам забываешь, какой после чего появился.
Посему я не был удивлен или рассержен, увидев «Мама» на экране смартфона. Все как всегда… Единственная сложность: говорить с ней нужно бодро, а то расстроится и обвинит, что я порчу всем вокруг настроение хандрой…
— Привет, — натянул я улыбку, как если бы она могла ее увидеть. — Выходишь с работы или уже дома?
— Мне сегодня такой сон приснился! — не услышав меня, просмаковала мать. — Как будто захожу на кухню, а там на табуретках люди — все в белом — сидят. И я никого из них не знаю, но смотрю на первого, второго, третьего и понимаю: это вот прадед, это двоюродная прабабка, это еще какой мертвый родственник. И я вроде рада их видеть, но на душе как-то очень тревожно. Спрашиваю: «Вы что, меня ждете? Ко мне приехали?», а они разом покачали головами и ответили: «Не за тобой, мы кое-кого другого ждем…» — чуть ли не шепотом произнесла мать; по моей спине паникующей толпой понеслись вниз мурашки… — Я проснулась из-за будильника, так и не услышала, за кем они все пришли. Очень неприятный сон… Будь осторожен сегодня, никуда лучше не ходи лишний раз из дома…
Заработавшись, я забыл включить в кабинете свет, так что озаряли мое, признаться, напуганное лицо только монитор да качающийся за окном на проводе рыжий фонарь. В темной комнате в одиночестве слова, обычно воспринимаемые в штыки, сейчас пронимали… Однако я собрал остатки критического отношения в крохотную горстку:
— Мам, сны — это результат тревожности; ты самую малость путаешь причинно-следственную связь…
— Это может быть вещий сон, какие были у твоей бабушки!
— М-может, — нехотя согласился я, — а может также быть супом из образов, не отпустивших тебя в момент засыпания. Ты понервничала, встревожившись за своих близких, и тебе приснился кошмар — потому что ты думала об этом…
— Ясно, — недовольно перебила она меня и замолчала.
…Не понимаю: разве не должна она была от моих слов расслабиться? Я же стараюсь развеять ее страх потерять родных, а она упирается, оскорбляется и злится…
— А как ты объяснишь, что всякий раз, как бабушке снились мертвецы, кто-то обязательно умирал? Это не просто плохая примета: они приходят за тем, кому пора на тот свет…
Мне стоило бы промолчать, но, проникшийся материным предупреждением, я вновь не удержал сухую логику на поводке:
— Не обязательно быть экстрасенсом, чтобы предсказывать смерти болеющих близких. Да даже если их недуг неявный: подсознательно мы замечаем симптомы, а позже основанные на них выводы всплывают в подсознании в виде снов.
— Порой с тобой очень неприятно говорить…
— А с тобой приятно, что ли?! Звонишь и говоришь, что кто-то умрет! Как я должен на это реагировать?!..
— Твое успокоительное не работает…
— Я уже около полугода не пью те таблетки!..
…с тех пор, как в мою жизнь вошел Антон…
— Так, может, стоит?
Я скорчил иронично-безэмоциональное лицо монитору и стене за ним. Приехали.
— Что-то еще?
— Нет, — отрезала мать.
— Замечательно. До свидания.
Она повесила трубку, не попрощавшись; могла бы хоть сделать это как я — издевательски… В пустом кабинете, играющем тенями да складывающем из них и света фар проезжающих машин подвергающиеся постоянным метаморфозам образы, мне было, мягко сказать, неуютно. Внутри пробудились, может, змеи, может, слизни, может, еще какие извивающиеся гады… Я сжал подлокотники компьютерного кресла, с минуту в давящей на барабанные перепонки тишине пожевал язык. Нужно отвлечься, переключиться на написание произведения…
…но страх подобен дикому зверю: сколько ни беги по заснеженному лесу, цепляясь за голодные голые ветви, хищник все равно нагонит тебя…
— Марк, — дернула меня за рукав десятилетняя Лиза. Жаркое солнце украсило мягкими бликами ее пышные волосы, подобранные двумя резинками, грело загоревшую, как и каждое лето, кожу; светлый сарафан с очень широким горлом не скрывал бледные полоски, оставшиеся из-за бретелек купальника. — Хочу мороженое. Слишком жарко…
Оторвав от нее взгляд, я оценивающе посмотрел на трехэтажный супермаркет перед нами и тянущуюся под уклон пыльную дорогу позади, ведущую к мерцающему мелкими волнами озеру. Даже если куплю ей вафельный рожок, все равно умудрится вымазаться как поросенок… Но можно будет умыться на озере…
— Ну пожа-а-луйста! — жалобно пропела она, подергав мою руку.
— Ладно, уговорила…
