***
Милли очнулась от воспоминаний и огляделась. Ее комната была светлая, просторная, большие арочные окна, начинавшиеся почти от пола, пропускали много солнечных лучей. На широких подоконниках лежали всевозможных размеров подушки, девушка любила там сидеть, читая книги, или просто смотреть на закат. Мебель в комнате была ажурная, воздушная. Трельяж особенно нравился Милли, у него были тонкие изогнутые ножки, фасады многочисленных ящичков украшала кружевная резьба, перед столиком стоял мягкий, удобный пуф. В этом же стиле были и небольшой секретер, диванчик, комод. Кровать была широкой, с резными спинками, кружевным, ярко-желтым покрывалом. Никаких балдахинов над кроватью Милли терпеть не могла и, когда оформляли ее комнату, она наотрез от него отказалась. Милли хорошо помнила мрачный, гнетущий, угрюмый замок Солейлов и не хотела, чтобы ей что-либо о нем напоминало. Он был почти разрушен во время войны, когда переходил из рук в руки. Милли там не была с тех пор, как сбежала после осады замка. Замок когда-то находился на границе двух государств – королевства Индании и княжества Эльмфеи. Война продолжалась всего десять месяцев, до того момента, как умер Верховный Князь Эльмфеи. Пришедший к власти князь Максимилиан, закончил войну, подписав мирный договор с Инданией. Он вернул Индании почти все завоеванные территории, но наотрез отказался отдать замок Солейлов, правда, отпустил из замка всех, кто захотел вернуться в Инданию. На родину вернулась и вдова графа Солейла леди Ревекка Солейл, урожденная Бонуа. Теперь замок принадлежал Эльмфеи.
Эмилия обратила внимание на платье, расстеленное на кровати. Это было воздушное платье из органзы насыщенного голубого цвета, сшитое полгода назад , но так и ни разу не надетое, так как Милли отказалась поехать ко двору на ежегодный осенний бал. Но сейчас невозможно отказаться от встречи с герцогом и маркизом. Вот и это платье пригодилось, благо другое платье, не нравившееся девушке, еще не было дошито.
В дверь постучали и, не дождавшись ответа, вошла тетушка.
– Милли! Ты еще не одета, – недовольно воскликнула баронесса Изалия – где ходит твоя горничная, почему она не здесь? Осталось совсем немного времени до обеда. Ты же знаешь, к нам прибыли герцог Ангсельмский и его брат маркиз Мэдрейн. Мы их ждали послезавтра, поэтому у меня еще столько дел, приходится все контролировать, без меня никто ничего не хочет делать, никто мне не желает хоть чем-то помочь!
– Тетушка, я бы с величайшим удовольствием не пошла на этот обед, могу поесть и в своей комнате или вообще не есть.
– Не выдумывай, вот еще – не есть, и так в чем только душа держится. Ваш дядя, милая леди, в этот раз не пойдет у вас на поводу, вы спуститесь и поприветствуете герцога и маркиза. И как миленькая останешься на обед! Зови свою горничную и через полчаса, чтобы была готова. – С этими словами баронесса величественно выплыла из комнаты.
Вздохнув, девушка дернула за шнурок звонка, вызывая свою горничную, пора было собираться. В этот раз Милли не уклониться, придется показаться гостям.
Через полчаса Эмилия и Анделина спустились вниз, чтобы быть представленной гостям. Герцог и маркиз привели себя в порядок после дороги. Но все так же, герцог был одет во все черное, только узкая, белая полоска кружева на воротнике камзола оттеняла бледное лицо, узкие бриджи были заправлены в высокие сапоги. Маркиз был одет в, бархатный камзол темно-серого цвета, отделанный по воротнику и манжетам вышивкой в виде листьев дуба, бриджи так же были заправлены в сапоги. Когда девушек представляли, братья быстро переглянулись.
За обедом Анделина мило смущалась и краснела, когда к ней обращались герцог или маркиз. Милли сидела бледная и почти не поднимала глаз от тарелки, отвечала односложно и лаконично на вежливые вопросы братьев. Она думала о том, что герцог изменился с их последней встречи, впрочем, Милли тогда знала его как Флориана, а не герцога Ангсельмского. Двенадцать лет назад это был невысокий, худой юноша, почти мальчик, ему тогда было, скорей всего, не больше семнадцати лет. Когда шесть лет назад Милли его увидела, то не сразу узнала. Он подрос, но оставался таким же худощавым, волосы были коротко подстрижены, нос, казалось, стал еще длиннее, скулы обозначились резче, когда-то по-детски припухшие губы, были жесткие и сухие. Разговаривал резко, отрывисто. Сейчас же перед ними сидел аристократ, знатный вельможа, вежливо, непринужденно поддерживал светскую беседу, легко улыбался. Естественно и тонко делал комплименты дамам. Внешне герцога сложно было назвать красивым, но у него были тонкие, аристократические черты лица, которые привлекали внимание, а когда белозубо улыбался, становился даже симпатичным.
Маркиз Мэдрейн совершенно не походил на брата, был русоволос, на полголовы выше герцога, значительно шире в плечах, тяжеловесен, не так изящен. Лицо было миловидным, с пухлыми губами, ямочками на щеках. Большие голубые глаза, опушенные густыми ресницами, смотрели ясно, прямо, их он почти весь обед не отводил от Эмилии. Милли только один раз удивленно подняла на него глаза, когда маркиз неуклюже сделал ей комплимент. Молодой человек растерянно, неловко замолчал. Баронесса Изалия, видя все это, поджала губы, барон смущенно кашлянул. Герцог отвлек внимание на себя, весело начав рассказывать очередной анекдот из придворной жизни.
После обеда мужчины удалились в курительную комнату. Как только они ушли, баронесса набросилась на Эмилию с упреками, что она отвлекала на себя внимание, кокетничала с маркизом, хотя приехали не к ней на смотрины, а к Анделине. У Милли от несправедливых слов на глаза навернулись слезы, но она не стала оправдываться. Баронесса была женщиной вспыльчивой, легко возбудимой, иногда немного вздорной, но, в общем и целом – доброй, отзывчивой, жалела и любила Милли. Девушка, сославшись на головную боль, ушла к себе в комнату. К ужину по той же причине не вышла.
***
Вечером, собравшись в отведенной герцогу комнате, братья делились впечатлениями о семье Бонуа. Эдмунд-Николаус Мэдрейн восторженно превозносил достоинства молодой графини Солейл и сокрушался, что она не вышла к ужину. Брат вынужден был напомнить ему о цели приезда:
– Эдди, мы здесь, чтобы присмотреться к Анделине Бонуа. Это она, возможно, носительница родовой магии, а не графиня. Король после войны оставил девушке имя графини Солейл, но это титул учтивости, граф Солейл в данный момент двоюродный племянник погибшего отца Эмилии, а графиня Солейл жена племянника, а родовой замок теперь на территории Эльмфеи. Мать девушки отказалась от титула и ушла в монастырь, сейчас она, вроде бы даже является настоятельницей одного из монастырей.
– Но ведь бывшая графиня Солейл урожденная Бонуа, почему бы не предположить, что ее дочь, леди Эмилия можем быть носительницей ментальной магии.
– Эдди, присмотрись к Анделине. Она симпатичная, милая девушка. Оставь в покое Эмилию. Король не одобрит твой брак с этой аристократкой. Не знаю почему, но наш монарх не хочет ничего о ней знать, кстати, ее родственники со стороны отца тоже не знаются с девушкой.
– Да, Анделина милая девушка, но ее кузина понравилась мне больше.
Герцог поймал себя на мысли, что его раздражает интерес брата к Эмилии, и совсем не потому, что это нарушает их планы, все дело в самой девушке. Милли заинтересовала и его тоже.
– Эдди, я не понимаю твоего восхищения леди Эмилией. Бледная, худая, неулыбчивая, смотрит букой. Вся красота – огромные голубые глаза. Все твои восторги надуманы, тебе она кажется загадочной, таинственной, недоступной. Поверь мне, все это не так, она просто старая дева, наверняка сварлива, нелюдима, невежественна, не очень-то воспитана.
– Риан, не говори так о леди Эмилии!
– Хорошо, возможно, я не прав. Но подумай о том, что в двадцать два года она не замужем и никогда не была помолвлена. Это говорит не в пользу ее достоинств, тем более, что дядя дает за ней хорошее приданое. Что-то же отпугивает потенциальных женихов.