Последовавшую за этой речью тишину, а после и бурные бормотания Грегори уже едва осознавал. Наскоро попрощавшись с изумленными супругами, он отправился домой. Там выпил крепкий чай и собрался лечь спать.

Однако тут приехал Тимми, выдав прямо на пороге: «Пришлось ещё немного побыть, чтобы не вызывать подозрений. Было бы странно, если бы мы уехали вдвоем».

И это было последней каплей. Грегори взорвался сильнее любой шашки динамита.

— Я сказал тебе уже, что все решил, — хмуро обронил Тимми после, сложив руки на груди и глядя исподлобья. — Я с тобой и до конца.

— То есть ты готов к вот такому, да? — тяжело дыша от злости, весь красный от стыда, прорычал Грегори. — Готов жить с вот таким сморщенным старичьем, как Джим? Не бойся, всего-то пять лет осталось.

— Ох, Грег, — тяжело вздохнул Тимоти, покачав головой, — ну как ты можешь сравнивать? Они вместе пять лет, мы с тобой — пятнадцать. Я видел тебя сильным и крепким. И без морщин.

— Выбери ты себе кого помоложе, видел бы в два раза дольше, — горько посетовал Грегори. — Мне пятьдесят пять. У меня виски белеют.

— Я люблю твои виски, — с всегдашней легкой улыбкой заявил Тимми.

— У меня морщины стали глубже, — в запале произнес Грег, указывая себе на лоб. — Вот, вот и вот ещё… Ты видел, что у меня около глаз?..

— Они чудесны, — шире улыбнулся мальчишка и быстро поцеловал его прямо в одну из длинных «стрелочек».

— Я начал мерзнуть, и у меня кости ломит, — попытался Грегори в последний раз. — И куча болячек повылезало. И хрен стоять скоро будет плохо, а ещё может быть простатит или даже геморрой.

— Купим шерстяные вещи — вязаный жилет тебе улетно идет. Чтобы не ломило кости, будем есть продукты с кальцием. И витаминки пить. А насчет остального…

Тимми взял его за руку и, прижавшись всем телом, поцеловал. Его карие глаза лукаво сверкали.

— Пока что хрен стоит отлично, так что нечего наговаривать. Простатит не помеха — я буду тебя лечить. А геморроя не допустим, — упрямо мотнул мальчишка головой. — Ни в коем случае. Будем гулять, будем двигаться, будем осторожны… Я вообще давно подумываю составить режим.

— Режим? — поднял брови Грег.

— Ну, кто в этот раз, кто в другой, — пожал плечами мальчик. — В какой день это будет, как это пройдет. Не до мельчайших прям деталей, но хоть примерно…

Это был самый странный и неловкий разговор за всю их совместную жизнь. Грегори то краснел, то бледнел, но с главным все-таки смирился. Тимми не уйдет от него, даже если он будет прогонять его пинками. Да и вообще, он во многом был прав. Они вместе, боже милостивый, пятнадцать лет! У самого Тимоти появились первые намеки на морщины. Его мальчик взрослеет, а он — не так уж ещё слаб и стар, чтобы посыпать голову пеплом.

Режим они составили на следующее утро. Уже после крышесносной ночи, во время которой Тимми ярко продемонстрировал, как именно он собирается его «лечить» и насколько при этом будет осторожен.

Грегори опасался, что Тимми стеснит их вынужденное молчание. Ему не хотелось привлекать лишнего внимания, и статус не позволял. Он не Джеймс — его такие вещи смущают. Тимми, однако, не смущало ничто — и их тайна в том числе. Ему даже нравилось, словно они владели какой-то особо ценной информацией, недоступной для посторонних. Это давало подчас лишний, но волнующий интим. Они были настолько же отчуждены на людях, насколько максимально открыты наедине. На людях всегда все было просто: Грегори — спокойный начальник, Тимоти — услужливый работник.

И Грега раздражало совершенно противоположное поведение Джеймса, лезущего к своему муженьку по поводу и без. Он понимал, что у старого друга начался период «второй молодости» и все дела, но все же. Это было лишним. Эти поцелуи, объятия, нежности были лишними. «Тебе не двадцать, Джим», — не выдержал он однажды, а в ответ получил только обвинение в завистливости. Нельзя наступать на горло собственной песне, заявил Джеймс. А на него, старого сухаря, мол, уже никто и внимания не обращает, вот он и раздражается. Совсем закопался в своей работе.

После этого случая его взаимоотношения с Миселлусом стали более прохладными. Не то чтобы Грегори обиделся, просто Джеймс стал ему чужд. Старина Джим и до этого был склонен идти на поводу у своих чувств и желаний. Он отдавался им порой без остатка, и из-за этого могли возникнуть проблемы. Нет, он был хорошим предпринимателем и мудрым руководителем, но никто не без греха. «Мистер Миселлус похорошел в последнее время, — заметил как-то Тимми. — Старость, конечно, не скроешь, но выглядит он неплохо». Великолепное замечание, очень тонкое — прямо в стиле его прозорливого мальчишки. Старость не скроешь. Как не скроешь и молодость — Дэвид хорошел и мужал день ото дня. А вот Джим…

Их снова пригласили в гости на годовщину, но теперь уже иного характера — старине Джеймсу исполнялось шестьдесят пять. Выглядел он на весь свой возраст, но то ли из-за молодого любовника, то ли из-за генетического благодушия не казался отталкивающим на вид. Это была приятная старость — но все-таки старость. Грегори был готов целовать ноги Тимми за то, что тот делал все от себя зависящее, чтобы Грег и в шестьдесят выглядел отлично.

— А что такое? — шепотом спросил Тимоти, хихикая, как мальчишка. — Тебе же не хотелось в Канаду? Мол, там холодрыга вечная…

— Теперь хочется, — шикнул Грег, незаметно ущипнув его за бок.

Хочется чувствовать себя крепким и стойким. Долгие годы в экстремальных условиях и часы зарядки и закалки сделали свое дело. Его волосы побелели, но все ещё оставались густыми и прочными. Его кожа одрябла, и под ней собралась прослойка жира, однако под всем этим скрывались твердые мышцы и напряженные жилы. Правильный образ жизни и регулярные походы к врачам спасли его от большей части возрастных болячек, а внимательность и терпеливость Тимоти — от разочарования в интимной жизни. Грегори, возможно, и был стариком — но стариком здоровым и бодрым.

Во время юбилея он хорошо это продемонстрировал. Годовщину отмечали с размахом: целых три дня развлечений и банкетов. Первый они почти полностью провели в ресторане близ лесополосы, во второй отправились в небольшой постоялый дом в глубине леса — порыбачить и поохотиться, на третий должны были вернуться в коттедж Джеймса и отдыхать уже там.

Охота не нравилась ни Грегори, ни Тимоти, а потому они решили соревноваться в скачках. Грег проиграл только потому, что подвернул себе ногу пару недель назад и не мог держаться в седле так же уверенно, как Тимми — иначе они финишировали бы вровень.

— Вот, что значит молодость, — громко заявил Грегори после, бодро спешиваясь.

— Тоже мне старик, — фыркнул на это Джеймс. — Скачешь совсем как молодой.

В этот миг Грегори поймал на себе взгляд молодого Дэвида. И несколько смутился. Тот смотрел пристально, почти прожигал его насквозь. Грег поспешил присоединиться к Тимоти.

— Они такие милые друг с другом, — прощебетала какая-то девица, когда все они уже возвращались в дом Джима.

Грегори не мог спорить — Дэвид и Джеймс смотрелись хорошо. Джим не мог налюбоваться на своего молодого человека, а тот, как истинный рыцарь, помогал своему пожилому любовнику во всем. Что-то подсказывало, что это распределение было перманентным в их отношениях — в конторе шептались, что мистер Стокк всегда занимает доминирующую позицию как в обычной жизни, так и в интимной. Грег невольно фыркал себе под нос, но молчал — многим людям нравится выстраивать рамки и создавать условности из ничего. Кто он такой, чтобы им запрещать?

Уже в доме Джеймса веселье приобрело типично светский характер. Было произнесено с полсотни тостов, произведено несколько перемен блюд, а после все пошли танцевать. Тимоти пропал куда-то, и Грегори доставались сплошь юные красавицы с милыми улыбками и острыми язычками. Их дебаты вызывали взрывы хохота у собравшихся неподалеку коллег и друзей. Он захмелел от шампанского и стремительной мелодии, от которой ноги сами шли в пляс.