— Вы знаете себе цену, — замечает Джаспер, следуя за Родриге попятам.
— Я знаю цену моей семье, — спокойно, почти серьезно, поправляет синьор Сориано. — И, разумеется, нашему искусству.
Родриге Сориано принадлежит к не слишком известной, но весьма обеспеченной семье итальянских иммигрантов. Его прапрадед поднялся на торговле пряностями ещё в Италии, прадед, уже на новом месте, присовокупил к этому чайное дело, а уж дед, Аллардо Сориано, сложив достаточно прочный фундамент семейного капитала, позволил себе пойти по пути… отличному от того, какой во всяком законопослушном обществе считается верным и достойным. Ему сопутствовал успех. Он стал богат и приобрел значительное влияние в определенных кругах, впрочем, всего на каких-то жалких семь с половиной лет — неудачная сделка, неосторожные слова и свинцовая пуля завершили блестящую историю Короля-Аптекаря. Его сын, не оценив былых стараний дражайших родственничков, едва не загубил все их достижения на корню бесконечными кутежами, вереницами любовниц и крупными ставками на подпольной травле животных. К счастью, у него были умный старший сын и хитрая средняя дочь, вовремя подсуетившиеся и спасшие семейное дело от полного и безоговорочного краха.
Сложно бороться с искушением обозвать весь этот род достославным и гордым словом «mafia». Однако, увы, оно явно им не подходило — старый добрый Аллардо хорошо постарался, чтобы даже видимая репутация его семьи и на жалкую четверть не была так же чиста, как репутация той же Cosa Nostra. Убийства, шантаж, темные делишки с копами, по слухам, даже работорговля и сутенёрство — Сориано-старший никогда не отличался излишней брезгливостью.
Немудрено, что его сын спился в тридцать, а его внуки, все как один, не могли вспоминать о деде иначе, чем со сдержанным презрением. Говорят, старшие так и не оправились до конца от давних дней застоя и опасной неопределенности, а потому оказаться в одном с ними обществе, все равно что попасть в вольер к злобным оголодавшим волчарам.
Впрочем, на младших это не распространялось. Два старших сына Рондаро так и не обзавелись детьми, как и две старшие дочери, а вот младшие — две сестры и три сына — имели приличный выводок. У Родриге было шесть племянников и четыре племянницы, а также гурьба внуков общим числом в дюжину голов — и число это только росло год от года. Джаспер не находил это удивительным — в своем время его генеалогическое древо тоже отличалась обширностью кроны и большим количеством плодов. Но то время давно прошло: остались лишь он, брат, его дети, их далекие племянники и несколько «ошибок» юности (все как один принадлежащие ему и все как один любимые им до остервенения). В какой-то степени он даже завидовал этому итальяшке — в какой-то, не полностью, нет.
У Родриге детей не было, и он не стремился их заводить. Ему нравилась свобода, нравились безудержное буйство холостой жизни и извечный поиск «экс-синьоры Сориано». Если в нем просыпался отцовский инстинкт, он шел к кому-то из родственников — нянчить младших племянников (а с недавних пор и внучат) до изнеможения. Сориано был заботливым дядей и чутким человеком. Хм… Не он ли тот загадочный «покровитель», у которого часто прячутся от преследования и жизненных трудностей Лиам и его дружок Ник?.. Стоп. Ник. Николас… Этот стройный, смуглокожий красавчик с острым подбородком и покрашенными в киноварно-рыжий цвет волосами… Уж не слишком ли он похож на?..
«Ники, tesoro mio! — с небывалой нежностью воскликнул Родриге, стоило Джасу только заикнуться об этом малолетнем хлыще. — Они с Лиамом были моими бесценными angioletti! Сколько я качал их на коленях совсем крохами, не сосчитать, mio amico. А уж Ника — особенно. Бедняжка Агнесс! Как она мучилась в последние годы! Как страдала! Разве я мог оставить единственное чадо моей милой sorella без поддержки и защиты? Это же просто преступление против человечности!»
Это заставило задуматься. Николас Краузе погодка с Лиамом, и характером эти двое невероятно схожи — Лим более принципиальный и разумный, но на их подходы к решению дел это не особо влияет. Оба парня веселые, «зубастые», лихие и обладающие такой, едва заметной чертовщинкой — во взгляде, манерах, праздных словах, что проносятся порой рядом с ухом так, мимоходом. И если у молодого Блэкволла это явно от папаши, то вот у Николаса, скорее всего… Да, скорее всего, от него, от любимого дяди — не стоит недооценивать самого улыбчивого и отзывчивого из всего семейства Сориано.
Семейный бизнес по наследству в полной своей мере перешел его старшему брату Альнаро, но это не значит, что Родриге не досталось вообще ничего. Он третий сын и намного более хваткий в делах, чем его второй старший брат Эльдарэ, а дражайший Ал, при всей своей закостенелой черствости и безграничной алчности, умеет быть благодарным и достаточно заботливым — ну или, как минимум, дальновидным в вопросах распределения благ между членами семьи. Каждый что-то получает, главное, — не наглеть сверх меры и не разочаровывать «старика Ала». Немудрено, что под таким покровительством характер Родриге приобрел специфические черты: стал более гибким, но при этом стойким, закаленным и крепким. Вкупе с природным умом и смекалкой это дает благодатную почву для возникновения удачливого дельца — вот он и возник, возмущая всех своей смиреной открытостью и вальяжной скромностью. Никто не упрекнет его в очередной партии «пряностей» или «микстур», пойманной на границе — у Родриге руки чище гладкой скорлупы ореха. Разве что Ал устроит разнос, но когда Родриге это смущало?.. Джасперу кажется, что никогда. Слишком редко он видел на этом чувственно-загадочном лице что-то кроме лукавой полуулыбки сатира.
Впрочем, у всех есть свои слабости, свои тайные, глубоко запрятанные в нутре рычажки, за которые можно подергать. Родриге бережет их тщательно, всем своим видом показывая, что трогать их опасно. Но Джаспер любит опасность, а Ник слишком неосторожен в выборе любовников и мест проведения досуга. Так капитан и сказал «аптекарю» во время очередного визита «по делам».
«Сын акционерного магната N недавно был обвинен в изнасиловании несовершеннолетней и последовавшим за ним непреднамеренном убийстве, — словно бы между делом говорит он. — Отпущен, само собой, но репутация-то уже подпорчена. Это нехорошо в любом случае, а уж для члена какой-нибудь значимой организации… Скажите об этом Нику».
«Он уже в курсе», — произносит Сориано после продолжительной паузы, ясно дающей понять, что ни черта подобного.
У Родриге нет родных детей; их ему заменяют племянники, и в особенности — Николас, сирота и безбожный смельчак, обожающий риск и свободу. Дядя, должно быть, любит его за это — в его характере тоже проскакивают подобные нотки, но не перестает беспокоиться. Очень серьезно беспокоиться. Джаспер долгое время не верит в возможность подобной близости, в его голове ещё свежи стереотипы относительно тёрок сынков криминальных авторитетов со своими влиятельными папочками — их взаимоотношения редко можно охарактеризовать даже как простой нейтралитет, что уж говорить о счастливой семейной идиллии. Именно поэтому у него, наверное, вырывается как-то почти случайно:
«Если однажды я приведу Ника под очи закона со стопроцентными доказательствами, грозящими ему крупными неприятностями — возможно, даже со смертельным исходом, что ты будешь делать?»
«Собирать вещи, — абсолютно спокойно отвечает Родриге. — Выезд за границу нынче стоит дорого, и на пути возникнет много преград, но мы как-нибудь справимся».
«На твоем пути встану не только я, — замечает капитан, уловив едва заметный намек в последней фразе. — Твой дражайший братец вряд ли захочет терять одну из плодороднейших веток семейного древа. Беспокойный молокосос, связавшийся крепкими узами с десентами, взамен на бывалого криминального волка, приносящего ему лучшие куски дичи?.. Неравный обмен. Он схватит тебя за горло».
«И, несомненно, повторит судьбу старика Аллардо, — мягким, как шелк, голосом произносит синьор Сориано, глядя на него глазами жесткими и холодными, как коричневый опал. — В таком случае, моя семья останется без главы. А ваш полицейский участок — без капитана. Если судьба будет милостива, на городском кладбище ляжете в соседних склепах».