— Нэй, я ничего такого…

— Артур!

— Хорошо! — повторил ту же интонацию Артур.

Ну и понеслось! Артура как прорвало. И что Нэй порой бывает невыносим из-за своей навязчивости. И что часто не признает никаких советов, хотя и спрашивает их. И самое неприятное, что порой он бывает очень страшен в своей настырности и настойчивости. И он лицемер и циник. И он убийца. Вот это самое страшное в отношениях, так как порой очень тяжело знать, что перед тобой хоть и друг, но человек, который способен на многое и непонятно, что вообще у него на уме. И вчера у Короля было очень страшно, так как всё думалось, и все думали, что Нэй исполнит обещание, а когда не исполнил и исчез, стало еще страшнее, потому что непонятно, что он мог задумать.

— Да, на приёме у деда я все ждал, что ты убьёшь дядю. От этого было жутко страшно! — но после небольшой паузы Артур проговорил: — Но дружбу с тобой не поменяю ни на какие коврижки!

— Из-за страха? — очень серьезно спросил Нэй.

— Нет, — Артур усмехнулся. — Из любви к искусству.

— Это как это?

— Находиться рядом с тобой — это целое искусство. Но лучше быть рядом с тобой, тут безопасней.

Впрочем, — добавил Артур, уже заканчивая душеизлияние, — положительного в тебе все-таки больше и, конечно же, никто не отрекается от побратимства и ритуала приема в род, даже если отец и не выживет.

— Не хотелось бы.

— Мне тоже…

— Полегчало?

Артур хлюпнул носом:

— Знаешь, да, — и улыбнулся.

— Жаль, что мы с тобой не любовники, иначе устроили бы крутой секс после таких откровений, — Нэй тоже улыбнулся.

— Да, иди ты! — но все же оба рассмеялись.

— Вот, Нэй, — появился Сэм с ведром и, немного смущаясь, произнес: — Не слушай Артура, ты самый лучший нурч на свете!

— Это мы знаем, — Нэй заглянул в ведро — больше половины. — Хорошо.

Открыл свой саквояж, вытащил несколько мешочков, потрогал их на вес, выбрал средний, развязал тесемки и высыпал все его содержимое в ведро, по спальне распространился аромат сушёной сонки — сладко-горьковатый, с сеном за версту не спутаешь…

— Сонка? — удивленно проговорил Сэм.

— Да, друг мой, — Нэй снял рубашку и, засунув обе руки в ведро, стал перемешивать содержимое, запах перешел на едко-сладкий, а мочой перестало пахнуть совсем. И, перемешивая, продолжил говорить: — Когда-то ученые ордена Клепты — вы же знаете, что Клепта это сестра Кары, Богиня науки — выяснили, что сонка усиливает свои свойства в четырех жидкостях.

Это в горячей воде, но именно в горячей воде, но сами понимаете, нам сейчас горячее не нужно, а остывшая сонка в воде теряет часть свойств, хотя и способна на некоторые эффекты, как-то оживить человека и дотянуть его до определенной цели, например. Но нам нужно не оживление, нам нужна сама жизнь.

Вторая жидкость по силе — это сок измуры — южного фрукта, вкусная, надо сказать, гадость, но при этом жутко вонючая. И дорогая, зараза. Но в Каракрасе измура не растет, да и если бы росла, столько сока в кратчайшие сроки мы бы вряд ли нашли.

Третья жидкость — это спирт. Тут его завались, особенно в хрюшнях, так как хрики обожают это жидкое для них лакомство, они от него не пьянеют, у них просто усиливается метаболизм и возрастают двигательные процессы.

И, в принципе, спирт можно применить, но, — Нэй поднял палец вверх, — у нас тут есть носитель самой эффективной из четырех и самой дешёвой жидкости из всех — это наш дорогой Сэм и его моча. То есть, как это ни удивительно или парадоксально, но самая эффективная жидкость, которая стократно усиливает лечебную эффективность сонки — это моча орча.

Нэй наконец закончил размешивать жидкость, вытащил руки, которые стали удивительно белыми до локтей, то есть там, где они соприкасались с жидкостью:

— Смотрите, только в обморок не падайте, — Нэй взял свою левую руку и аккуратно начал ее сгибать. Именно сгибать! Согнув где-то градусов на тридцать, отпустил, и рука медленно вернулась в исходное положение, а у Сэма и Артура аж рты пооткрывались и челюсти на пол повыпадали. — Никогда не повторяйте этот трюк, он доступен только профессионалам.

Немного обождал, пока руки не начали принимать прежний, чуть загорелый облик. И только после этого, минуты через две, принялся за другие действия.

— Так, Сэм, аккуратно приподними Отона и подержи некоторое время.

— Господи, он как бревно! И холодный!

— Если был бы горячий, было бы хуже, — Нэй убрал всю разрезанную одежду Отона, после сорвал простыню, засунул ее в ведро и, через минуту вытащив, крепко выжал и снова расстелил. — Клади его…

Сам подошел к шкафу или, скорее, небольшой комнате — малой гардеробной, вытащил с полок несколько простыней, разорвал их и часть лоскутов кинул Артуру:

— Мочим и обтираем его тело. Сэм, может так случиться, что понадобится еще твоя целебная жидкость. А у вас с этим делом сложности…

— Ну, это как сказать. Просто, это… нужно много выпить, сразу.

— Тогда за дело, но… никому не слова!

Сэм вышел и даже в закрывающуюся дверь можно было услышать, как его тут же обступили со всех сторон, но он непреклонно молча продолжал двигаться к цели, на кухню на первом этаже.

Минут пятнадцать они обтирали тело Отона, пока наконец не появились первые признаки… Чего? Просто тело Принца побелело, из закостеневшего стало смягченным, Артур даже восхитился.

— Это только начало…

Еще немного обтерли, когда наконец Отон сделал очень глубокий вздох:

— Отлично! У нас есть пять минут, — Нэй отбросил тряпку в сторону, сел на стул, открыл саквояж и вытащил небольшую коробочку, в которой оказались иголки всяких разных видов и размеров. Выбрал одну не прямую, а чуть изогнутую, но пока не стал открывать стерилизационный ее колпачок:

— Противостолбнячные иголки, изобретение одного безумного ученого из одного безумного мира, можно даже в камень воткнуть, но я решил не рисковать. Камень ведь недвижим, а тело человеческое всегда в движении, даже если и кажется, что оно камень. Сломалась бы и, что тогда? Да и эффект нам нужен, а не просто укол, — проговорил Нэй и вытащил еще одну большую коробочку, в которой находились несколько шприцов.

Взял средний шприц, потом достал пузырек, наполненный мутноватой жидкостью, и двухгорлышковую флягу тафгура:

— Антидот-универсал Файнса. Благо я когда-то формулу его записал, а Атан Селистер сварил. Тоже ведь гениальное творение. Хотя, как сказал Атан, компоненты совершенно бессмысленные, но вместе составляют адское зелье. Ну, и немного ансортии.

— Ты уверен, что это сработает? — голос Артура немного дрожал.

— Нет, не уверен, — проговорил Нэй: — Наш отец — первый пациент, подвергнувшийся такому лечению, и как на это отреагирует столбняк, я вообще без понятия. Но будем надеяться, что ансортия оправдает наши исследования, да и хуже уже точно не будет.

Вытащив еще один пузырек с широким горлышком и с рисками для жидкости в дриммах, в упаковке, вскрыл ее. В этот пузырек вылил содержимое антидота, и столько же, перевернув фляжку, и ансортии. Закрыл пробку, взболтал и наконец набрал эту жидкость в шприц. Отложил его.

Сорвал с иголки стерилизацию. Хлопнул по вене на руке Отона, тут же организовал ватку со спиртом — хотя считалось, что после сонки в любом сочетании поверхность кожи дезинфицируется не хуже спирта, — очень быстро и ловко затянул жгут и не менее профессионально воткнул иглу в возникшую вену и также профессионально подсоединил к ней шприц. Втянул немного крови и очень аккуратно принялся вливать жидкость в тело Отона.

Выдернул шприц, приложил ватку, указал на нее Артуру, мол, подержи, и принялся все убирать, но уже в другую коробочку, бывшую до этого пустой.

— Теперь у нас час. Если не сработало, то повторим процедуру.

— А как мы поймем, что сработало?

— Увидишь…

Тут появился Сэм с несколько неожиданным известием:

— Там это, гонец с известием явился, что у Принца Бонифация случился апоплексический удар. А все лекари у нас собрались, даже его личный лекарь.