Конечно, эта сотня была не первыми евреями в Каракрасе, но почему-то именно они выбрали жизнь в Чайнатауне Мальвинора. Ну, а семье Мойши там не очень понравилось, и вскоре обосновались они в Мир Рошанском, ну, а Иохиму было суждено лечить самого короля!

Почему он это рассказывал достопочтенной эльфе? Так эльфы многое знали, почему бы им не услышать и эту историю?

Нэй только затылок почесал, понимая, что Каракрасе и в самом деле перекрёсток миров.

В остальное время он почти не прислушивался к монологу Иохима, он просто ходил по приемной, время от времени из большого книжного шкафа доставал очередную книгу, быстро ее пролистывал и возвращал обратно. Например, к своему удивлению, он тут увидел две Торы, одну на иврите, явно из чужого для Каракраса мира, и одну на ангулемском, который, как известно, правид, этим миром, что довольно удивительно, если считать, что нет Торы правильней, чем только на иврите. И все переводы — это ересь…

Впрочем, пиетет пиететом, но четыре часа своего времени Иохим Кац потратил на Элли, что было все-таки больше, чем возможно. Может быть, от того, что прекрасная эльфа жутко понравилась старому еврею, и он постоянно повторял фразы про ее красоту, вгоняя Элли в краску, а Нэя заставляя ревновать. Но все было так мило и хорошо, что, конечно, лезть в драку он не собирался — ну, это шутка. Ко всему прочему, Кац не стал переносить создание коронки на другой день, а сделал все за время приема, что и отразилось на времени.

Ну, явно без магии тут не обошлось.

То есть в три часа пополудни или чуть позже Элли и Нэй вышли из кабинета и из дома стоматолога и отправились в обратный путь. Пешком, потому что еще по прибытию к Кацу они отпустили карету, решив обратный путь проделать пешком.

На середине этого пути они неожиданно всецело занялись изучением самих себя в тенистом уголке, одного из многочисленных парков Мирминора. Элли заявила, что именно тут пахнет Нэем, то есть именно тут он и спал — видимо, перегар его услышала. И показала всю свою власть над природой, скрыв себя и Нэя не просто от посторонних глаз, а вообще от всего на свете.

В общем возвращались они в Зеленый дворец часа три, не меньше, а когда вернулись, то оказались в какой-то жуткой траурной атмосфере, в которую погрузился дворец.

Что случилось?

Из вышесказанного было ясно, что утро началось как обычно и ничто не предвещало беды. Позавтракали, некоторое время Отон просидел в кабинете, разбирая бумаги. Вечером он должен был встретиться с Королем и обсудить некоторые вопросы, как общие, так и частные, по устройству Бала в честь стодвадцатипятилетия Короля, так как Отон Герцог Умбрельский являлся устроителем этого самого Бала, то есть ответственным.

Где-то к полудню Зеленый дворец стал наполняться прибывающими детьми Отона. Все хотели проведать отца, справиться о его здоровье и понять, правда ли, что Тиримису закончилась, к всеобщему спокойствию.

Как сказал на это Отон, что не было бы счастья, так несчастье помогло. Дети уже так редко посещали своего отца, что было очень сложно найти повод собрать их вместе. Тиримису это удалось, и, честно говоря, Отон был этому рад.

Вот где-то в первом часу дня, встречая очередного своего отпрыска, на этот раз среднего сына, и третьего сына из всего списка детей — Родерика Отона Ворта вис Лонгбарда графа Сома — Отон только успел обняться, пожать руку и тут же рухнул на пол, забился в падучей, чем поставил всех обитателей Зеленого дворца на уши.

Отон никогда не болел падучей болезнью, а тут такое. Его, уже без сознания, аккуратно перенесли в спальню, самую большую, и само собой, послали за всеми докторами, лекарями и магами, которых только можно найти в Мирминоре.

Поэтому Нэй и Элли появились во дворце в тот момент, когда вся беготня улеглась и все, кто был, находились лишь в одном помещении в спальне, где лежал Отон.

И обстановка была следующая — возле кровати Матильда, Артур, два близнеца Тим и Фим десяти лет, дети Матильды и Отона на данный момент последние в роду, Илина, Амелия, еще множество родственников, прибывших днем и с которыми Нэю предстояло познакомиться в скором времени, и десятка два лекарей — как вполне обычных, так и магических — от чего помещение было просто наполнено звоном колокольчиков. Но больше всего Нэя обескуражил жуткий ор этих лекарей, которые пытались доказать друг другу именно свои методы лечения. И само собой, от такой обстановки выяснить, что произошло конкретно, было совершенно невозможно.

— Тихо всем! — его голос и в самом деле производил впечатление, так как все замерли.

Нэй высмотрел в толпе медиков самого возрастного и:

— Ты, подойди ко мне! Да, ты!

Лекарь оглядел своих коллег и частым шагом, можно сказать, подбежал к Нэю:

— Профессор, Намус ди Капур, магистр первой ступени, Ваше Высочество, — правда, титул был сказан с некоторым сарказмом. Даже в такие минуты привередничал, чтоб его.

— Что с ним? — указал на лежащего Отона.

— Я считаю, что он получил дозу столбнячного яда. Тело его очень напряжено. Столбняк однозначно.

— Как он его получил, вы поняли?

Профессор показал свою ладонь:

— Скорее всего, он оцарапался, на ладони есть порез неглубокий, но вполне возможно, что именно с него яд и попал в тело Принца, — здесь слово «Принц» было сказано с благоговейным трепетом. — И поэтому я бы хотел предложить…

Нет. Их лечение Нэя не устраивало, поэтому он прервал профессора:

— Сколько у него и у нас времени?

Ди Капур немного замялся:

— Кто-то из моих коллег считает, что время есть до вечера или даже до ночи. Я же считаю — часов шесть, не более. Отон очень сильный человек, но все же…

Нэй поднял руку, прерывая лекаря:

— Где мои вещи? — сундуки отправились после Железного Голема сразу во Дворец, а Нэй пошел на встречу с Отоном, с которой и началась Тиримису.

— В ваших покоях, — проговорила Матильда.

— А где мои покои? — вопрос вызвал улыбки у некоторых находящихся в спальне. Ну, хоть чем-то рассмешил, плакать еще не время.

Матильда сама вызвалась проводить Нэя до его покоев. Было видно, в каком она состоянии, но держалась, чтобы не взвыть в полный голос.

Ну да, ну да. Мир рушился.

Довела и тут же отправилась назад к мужу.

Нэй подошел к своему сундуку, который так и стоял посредине комнаты пятикомнатных апартаментов. Никто его не трогал, никому он был не нужен. И это было хорошо, заговоры будут потом.

Открыл сундук, вытащил из него саквояж, открыл в свою очередь уже его и, удовлетворительно хмыкнув, даже не закрыв сундук, направился было к двери из покоев, чтобы вернуться в спальню к Отону, но тут неожиданно остановился.

Хмыкнул, в глазах его сверкнули сумасшедшие искорки, и он, плотно закрыв входную дверь, повернул ключ.

========== 9. Смерти вопреки ==========

Нэй огляделся. Коридор был хоть и богато отделан и обставлен, но казался каким-то холодным или, скорее, казенным — у многих историков и архитекторов этот стиль был назван «королевским модерном». Но если считать, что все здесь в Мирминоре принадлежало Королю, вот даже этот хрустальный бокал в этом шифоньере, красивом из коричневого и очень дорогого дерева сим, с лаком древним и очень прочным, то можно было понять, почему живущие в многочисленных дворцах родственники короля особо не занимались их обустройством. Точнее, они подстраивали все под себя, но как-то слишком пресно, без искры, без вкуса. Как временщики.

Вся красота у них в их личных дворцах? Если они есть, конечно…

Но везде было чисто, как в больнице, и чистотой пахнло, видимо, Бонифаций и в самом деле помешан на чистоте.

Впрочем, Нэй не собирался ничего пачкать. Он ведь пришел не за этим…

Нэй тихонько приоткрыл дверь и заглянул вовнутрь. В комнате, детской, по всем признакам, находились трое людей: Сильва, жена Бонифация, кормилица, вроде звали ее Ласта, тоже довольно красивая женщина, и младенец, самая младшая из детей Бонифация — малышка Мина.