Убрал, спрятал руку и спросил:

— А когда ты увидел у меня паучий палец? — и названия он этого не знал — «паучий палец», но вот смысл понял сразу. Отец с бабушкой даже и словом не обмолвились, есть и есть. Даже, кажется, рады были, когда он у него прорезался. Ведь несколько раз пил ансортию и с трудом, но во что-то там перевоплощался, но при отходняке все было нормально. А в раз четвертый или пятый мизинец наконец щелкнул четвертой фалангой. Правда, тогда Комис обучался перевоплощаться руками, может, поэтому и появился этот предательский или спасительный мизинец…

— За столом в трактире. Ты даже внимания на него не обращал, как и мои друзья — ни Сэм, ни Файнс. Хотя, может, ты обладаешь отводом взгляда? Поэтому никто не видит. Даже Изабелла?

И в самом деле Изабелла никогда не отмечала эту странность за Комисом. Сырое мясо — да, но не паучий палец. Не сказать, что она любопытная, жизнь в Ночной гильдии заставляет быть осторожным, а не любопытным, но очень внимательная, это точно. Но не разу не спросила. А вот Нэй все видит.

А почему у него в трактире палец прорезался?

— Перед салоном Изабелла решила в тот раз насладиться сексом, вот я и принял глоток ансортии, конечно, вне ее внимания. Но тут ей на глаза попалась записка одного из моих охранников о том, что я посетил салон этой, как ее, — задумался на секунду, стукнул себя по лбу, вспомнив: — Норы Мун. Вполне себе приличный салон, но, как потом рассказала мне Белла, когда-то Нора перебежала ей дорогу в одном деле, и с тех пор Белла не переносила ее на дух. И ей показалось, что она позвала меня, чтобы сделать Белле больно, ну, или вообще отбить меня у нее. Даже не понял, какая муха ее укусила. Поэтому я накинул куртку — еще не полностью разделся, страсть не началась — и сбежал, думая, что поброжу пару часов и вернусь, а она уже остынет, и мы спокойно поговорим. Но тут с тобой столкнулся, сам себя в зеркале видел, поэтому как в зеркало заглянул, а если считать, что ночью в полутьме знак сошо почти не виден, только в свете, то сам понимаешь, каково мое удивление.

Нэй усмехнулся:

— Ну, видимо, это судьба! — и уже более серьезно: — Что такое ансортия?

— Отец называл эту штуку катализатором превращения, не очень красиво, но довольно точно. Можно и без нее перевоплощаться, и, как я знаю по рассказам отца, есть среди нас такие существа, но, как я понял, это высшая форма нашего существования, — Комис пока старательно избегал названия своей расы. Расы? Интригу держал? Поэт, ха-ха. — Ни отец, ни я этой ступени не достигли. Хотя, может, бабушка и была этим высшим воином. Не знаю. В общем…

Проговорил и снял с пояса двухгорлышковую флягу, металлическое подобие бутылки, но с двумя горлышками и еще имеющая явно соединение посередине, и протянул Нэю; тот взял довольно аккуратно, открутил одну из крышек — редкость, кстати: в мире Каракрас предпочитали больше пробки, даже для бутылок и фляг для питья в походе — и принюхался и тут же сморщился от запаха:

— Ну и гадость, — и даже всем телом передернулся.

— Да не такая уж, — усмехнулся Комис. — Пахнет Аркетом, вот точь-в-точь!

Нэй удивленно посмотрел на Комиса, снова принюхался, хмыкнул:

— И в самом деле, милый добрый Аркет. Совсем я что-то в комфорте разнежился, — усмехнулся: — Странная фляжка. Причем, как я понимаю, двойная?

— Да, — Комис взял флягу в руки, резко крутанул, и в его руке оказалось уже две половинки с горлышками, и у той, которая была горлышком вниз, можно было заметить странный комок, на вид грязи, но это и была ансортия — странная ткань странных существ. — Воды нужно наливать чуть меньше, чтобы ансортия не намачивалась постоянно; кстати, это у меня последний лоскут, думаю, может, больше не понадобится? Когда нужно попить, отвинчиваешь верхнюю пробку и пьешь воду, которая проходит через ансортию, пару глотков, не больше. И потом оставляешь уже это горлышко вниз, даже если перевернул, чтобы пробку закрутить. Можно и просто взять этот лоскут, в воду опустить и нацедить в стакан этой ансортии.

— Ну это… покажи что-нибудь, — Нэй рукой так махнул.

Комис вздохнул как-то слишком задумчиво или чуть грустно и сделал один небольшой глоток уже из открытого горлышка, закрутил пробку, перевернул и повесил флягу на пояс.

Отошел на пару шагов и глаза закрыл.

Нэй только бровью дернул на такое поведение друга, а потом у него отвисла челюсть от удивления. Да, и Нэя можно было удивить:

— Твою… — только и промолвил, а потом так вскочил резко, в восхищении: — Абалдеть! — именно с «А» и с ударениями на обе «а» буквы.

А удивиться и восхититься было чему.

После того, как Комис сделал глоток, он начал меняться; не сразу, но довольно быстро. Немного расширился визуально — свободная одежда как раз этому способствовала, — даже кажется, выше ростом стал, но главное изменение затронули его руки, точнее, руку, правую — пальцы, которой вдруг удлинились, блеснули серым цветом и вытянулись за какие-то секунды, в длинные, сантимов в двадцать пять, серые, но уже матовые лезвия.

— Абалдеть! Фредди Крюгер и Росомаха в одном флаконе! — подошел и потрогал лезвия, проверяя, настоящие ли они. Настоящие.

— Один глоток — это всегда быстрые точечные изменения любой части тела, и откат быстрый, и отходняк недолгий.

— Хм… И ниже пояса?

Комис неожиданно покраснел, что было видно даже в темноте и свете звезд:

— Можно, я об этом не буду говорить. И ты не говори уж Изабелле. Пожалуйста.

— Ну, она мне уже говорила о твоих странностях, поэтому еще и этот момент стал причиной нашей встречи в столь любопытном месте.

— Ага. Чтобы убить без свидетелей? — Комис снова отскочил, еще увеличив расстояние между собой и Нэем.

Нэй усмехнулся:

— Знаешь, я умею убивать, но не люблю убивать. Это ведь только кажется, что это круто, но на самом деле убийство не приносит ни радости, ни грусти, вообще никаких эмоций, если ты, конечно, не маньяк какой-нибудь, но оно всегда отнимает частичку тебя. Поэтому хотя я и говорил и говорю, что любому вырву сердце за своих женщин, за друзей, я скорее дам этому человеку второй шанс, чем убью, если, конечно, его деянием не была смерть кого-то из моих знакомых и друзей. И убивать нужно сразу! А не размышлять и бегать из угла в угол, думая о… — неожиданно махнул рукой. — Не трону я тебя. Убивать тебя нужно было там, в пакгаузе, когда ты мне чуть шею не сломал, а сейчас мне просто нужна твоя история и понимание, кто ты и что ты.

— Нэй…

— Знаю, — снова махнул рукой. — Я просто человек. Поэтому и дерусь на тотализаторе время от времени, чтобы энергию израсходовать и не уйти во все тяжкие. Давай уж рассказывай свою историю, а то скоро утро, а мы не завтракали, — и улыбнулся. Улыбка у него была всегда удивительная и притягательная. Кажется, не человек, а сама доброта улыбается.

Но вот в глазах зияла бездна.

И этой бездне солгать очень сложно.

========== 03. История Комиса ==========

История Комиса ди Комиса…

Больше половины своей сознательной жизни, а сейчас Комису двадцать шесть лет стукнуло, вот в феврале (уль) как раз, он прожил в блистательной Порте, городе на северном берегу Бамбатура — столице заморских владений Рошанского Королевства.

Если быть точным, то до пятнадцати лет. По словам отца, он там и родился, но при этом матери своей он никогда не видел, не знал, и отец просил, даже слово взял с Комиса, что тот никогда не будет искать ее. Впрочем, женщина в их жизни была. Только вот не мамой ее называли, а бабушкой, даже отец, хотя по возрасту она казалась ровесницей Комису-старшему. Иногда он называл ее странным именем Ан, но было не понять, полное ли это имя или сокращенное, и имя-ли это вообще. Ну, а Комис-младший называл ее всегда бабушка и бабушка, но относилась она к нему, как к родному сыну, даже бывало проговорит так: «Сыночек мой», слезу пустит, и тут же ее голос сухим становится, и как будто не было этой минутной слабости.