Завершив промежуточный этап работы, врачи вновь усыпили Термопайла.

В следующий раз они вывели его из бессознательного состояния уже на более длительный срок.

Ты изменился.

Ты Джошуа.

Таково твое имя.

Таков твой код доступа.

Ответы на вопросы, которыми ты можешь интересоваться, станут тебе известны. Стоит лишь произнести свое имя. Смелее.

Джошуа.

Произнеси имя.

Джошуа.

Нет.

Произнеси имя.

Не произнесу.

Произнеси имя!

Резким движением Энгус освободил правую руку от удерживавших ее ремней. Бешено колотя ею во все стороны, он сбил с ног одного из врачей, разбил монитор и сокрушил все капельницы. Он мог бы покалечить сам себя, если бы кто-то не догадался нажать кнопку пульта управления зонными имплантатами и вновь ввергнуть его в бессознательное состояние.

Связь между мозгом Энгуса и компьютером по-прежнему не прослеживалась.

Проклятье! Как ему удалось вырваться? Ведь сознание вернулось к нему лишь наполовину. Он должен быть податливым, как ребенок.

Однако собственных кошмаров Энгус боялся, не только находясь в сознании. В конце концов, все страхи его жизни слились в один ужас, покоривший не только его чувства, но и его сверхчувственное. Даже в бессознательном состоянии Энгус всегда решительно воевал против всего, что могло открыть перед ним кошмарную бездну.

Не воевал он только с Мори Хайленд. И то лишь потому, что она была его собственностью, точно так же, как, например, «Красотка». Так же, как «Красотка», Мори стала для него необходимой, несмотря на то, что эта необходимость делала Хайленд еще более опасной…

Но если корабль они пустили на слом, с Мори все иначе. Ее просто у него отобрали. Сейчас она там, где Энгус не может ее контролировать. То есть, она может быть где угодно.

В ее руках его жизнь. Мори крадется к нему, чтобы разверзнуться под его ногами. Он упадет на самое ее дно и уже никогда не сможет выбраться, спрятаться от неотвратимой и бесконечной, как само бытие, боли.

Усыпив Термопайла, врачи через некоторое время вновь привели его в чувство.

Ты изменился.

Ты Джошуа.

Таково твое имя.

Таков твой код доступа.

Ответы на вопросы, которыми ты можешь интересоваться, станут тебе известны. Стоит лишь произнести свое имя.

На этот раз страх перед памятью о прошлом пересилил страх перед насилием врачей. Казалось бы, неважно, какую природу имеет страх: страх – он и есть страх. Однако Энгус чувствовал разницу. Правильный выбор мог оттянуть момент, когда под ногами разверзнется бездна.

– Меня зовут Энгус, – прохрипел он. Термопайл едва мог управлять своим голосом.

Немедленно в его мозгу с недвусмысленной четкостью возникло другое имя.

Джошуа.

Есть возможность выбрать. Хорошо. Только бы осталась возможность однажды сделать другой выбор.

Связь с компьютером установилась.

– Ну, вот и все, – донесся словно издалека чей-то голос. – Есть контакт. Приступим.

Слово «приступим» подразумевало начало интенсивной физической терапии, длительных анализов, ну и, конечно, допросов. В отношении каких-либо из перечисленных пунктов «программы» выбора у Энгуса не было.

Внедренные в мозг Энгуса зонные имплантаты позволяли врачам делать с его телом все, что угодно. Они могли сократить любую его мышцу, могли заставить его бежать или драться, выдерживать статические и динамические перегрузки, могли заставить его не сопротивляться проведению анализов. Конечно, все это пугало и бесило Энгуса. Тем не менее, когда он понял, насколько полной была над ним власть врачей, он стал подчиняться не дожидаясь принудительных мер. Он считал физическое насилие большим злом, чем унижение сотрудничеством со своими мучителями. Правда, подчиняясь, он выл от злости и вынашивал планы мести. Но пока он был беспомощен перед этим кошмаром.

Врачи и понятия не имели, что Термопайл воет. На своих мониторах они могли лишь почерпнуть сведения о том, что возросла активность нервной системы Энгуса, но что она значит, они не знали. Они лишь ввели в компьютер команду наблюдать за этой активностью: если сила электрохимических сигналов превысит определенные значения, компьютер должен был активизировать зонные имплантаты для подавления этих сигналов. Впрочем, пока Энгус помогал врачам, те не тревожили его мозг.

Допросы – совсем другое дело.

Они не были похожи на то действо, которое ставил перед Энгусом Майлс Тэвернер вместе со Службой безопасности Рудной станции. Вопросы задавались как бы изнутри. В самом деле, пока встроенный в организм компьютер вел допрос, необходимости в других следователях не было. Компьютер просто извлекал ответы из мозга Термопайла и записывал их.

Во время допросов применялась тактика кнута и пряника. В мозг Энгуса поступал набор условий, казавшийся ему лабиринтом, хотя стены и пол этого лабиринта не были материальны или хотя бы видимы. Если ответы Энгуса не удовлетворяли условиям, стимулировались его болевые центры. Если удовлетворяли – стимулировались его центры удовольствия.

Вводимые условия касались отнюдь не содержания ответов Энгуса, а так называемой «физиологической честности». Если бы Энгус мог лгать, не проявляя признаков нечестности! Однако встроенный компьютер и зонные имплантаты тщательно следили за их проявлением. Они могли измерить любую гормональную флуктуацию, отследить любой сигнал, исходящий от нервных окончаний клеток. Таким образом, ложь всегда распознавалась.

Энгус сопротивлялся допросу в течение, как ему казалось, довольно длительного времени – дня или двух, возможно, трех. Компьютер не мог управлять его мозгом так же, как он управлял его телом; он мог лишь оказывать давление, но не принуждать. Но Энгус всегда умел противостоять давлению. Определенно, Майлс Тэвернер его не сломил. Скрипя зубами, безбожно ругаясь, Энгус старался пережить допросы, как психопатические эпизоды своей жизни – следствие злоупотребления стимуляторами и «ступором». Могло показаться, будто ужасы допросов были Термопайлу хорошо известны и поэтому переносились им легко.

К сожалению, Энгуса подвела его плоть.

Мозг Энгуса представлял собой физический орган. На органическом уровне, независимо от воли своего обладателя, мозг «боялся» боли и «любил» удовольствие. Он противился всему тому, что могло причинить ему боль, тем более что удовольствие было так доступно: надо было просто говорить правду.

В конце концов, с помощью зонных имплантатов и встроенного компьютера Энгуса Термопайла сломили.

Единственное, что он мог предпринять для своей защиты, это выдавать информацию выборочно, отвечать на вопросы так, чтобы суметь скрыть определенные факты.

– Что случилось с «Повелителем звезд»?

– Сработала система самоуничтожения.

– Кто ее включил?

– Мори Хайленд.

– Зачем?

– У нее был приступ гравитационной болезни. Большие перегрузки лишают ее рассудка.

– Значит, вы лгали, когда обвинили в саботаже Рудную станцию?

– Да.

– Почему?

– Я хотел, чтобы девчонка осталась со мной.

– Почему «Повелитель звезд» предпринял резкое ускорение?

– Чтобы догнать меня.

– Зачем?

– Мне было известно, что они полицейские. Как только я их заметил, я предпринял попытку скрыться. Они погнались за мной.

Это было правдой, несмотря на несколько недомолвок. Впрочем, Энгус – преступник, поэтому его желание убежать от полицейских понятно.

– Как вы узнали, что это полицейский корабль?

– По форме его корпуса. Только у полиции такие корабли.

– Как вы встретились с Мори Хайленд?

– Мне нужно было пополнить свои запасы. У меня были повреждены очистители воздуха; вода никуда не годилась. Когда «Повелитель звезд» взорвался, я поспешил к нему, чтобы спасти хоть что-то. И нашел ее.

– Она полицейский. Почему вы сохранили ей жизнь?

– Мне нужны были люди.